Значительно раньше, чем его сверстники, он покинул жалкую лачугу своей мамаши и отправился познавать большой мир. Он перебивался случайными заработками, преодолевая неудачу за неудачей. Измерив длину всех улиц в своем городке, он тайно пробрался на корабль, перевозивший бананы, и отправился в Париж, твердо решив проделать еще одну дыру в этом гигантском сыре. И он прогрыз свою дыру, после чего загремел в тюрягу, где открыл для себя бесконечность человеческих душ и характеров. Тюрьма стала его первым университетом, в котором он изучил изнанку человеческих нравов, познакомился с самыми черными мыслями, столкнулся с обманом, трусостью, гордыней и с другими низостями, что таятся в этом крошечном мешке с костями, называемом «человеком». Он встретил также людей блистательного ума, с характерами твердыми, как сталь, обладающими удивительной силой и не признающих ни веру, ни закон. Он понял, что все опирается на силу и тот, у кого нет силы сильных, вынужден страдать или изобретать свою собственную придуманную силу. К концу заключения Бете стал блестящим комедиантом, умеющим посмеяться над собой. Он вышел из тюрьмы без единого франка в кармане, но с кучей идей в голове. Он решил стать артистом и выплеснул в песни весь свой опыт иммигранта и собирателя оскорблений. Немножко негритянского, немного обезьяньего и человек с кокосовых пальм посередине! Он так много страдал, что смог передать (не без доли юмора) все прожитое не только им самим, но и тысячами его братьев и сестер. За довольно короткий срок Бете познал успех, пьянящую власть денег и легкий хмель славы. Взгромоздясь на здоровенные каблуки, как на ходули, он обольщал то высокую блондинку, то стройную рыженькую, то манекенщицу-брюнетку и появлялся с ними в обществе, не задумываясь о том, как забавно выглядит подобная пара. Его наряды, один эксцентричнее другого, помогали создать образ эдакого негритянского царька, разряженного в кусочки радуги. Чем ярче переливались цвета, чем сильнее блестели ткани, чем затейливей был на них рисунок, тем лучше он себя чувствовал. Он струился, как разноцветный флаг на ветру. Он просто купался в многоцветье клетчатых тканей. Его головные уборы, соединившие в себе все культуры мира, неизменно притягивали взгляды прохожих, которых он пронзал жарким взором или окликал повелительным надтреснутым голосом. Окутанный восхищением, любовью, праздником, Бете пребывал в нирване.
И вот совершенно внезапно он решил вернуться на родину. Увы, там он обнаружил общество, снедаемое противоречиями, подорванное наркотиками, исковерканное новыми обычаями, общество нищее и чванливое. Можно было сказать, что общество разлагалось, воняя, как тухлятина на солнцепеке. Бете припомнил былую бедность и пришел к выводу, что сегодняшнее общество сплошной показухи, как любая мишура, совершенно лишено достоинства. Стыд жег ему сердце, и крошка-певец решил отказаться от карьеры за морем, чтобы вновь поднять флаг упавшей мечты его родного края. Он попал на местное телевидение и начал цикл передач, посвященных «спасению африканского населения Большого Острова». По его мнению, все народы мира получили предназначавшийся им кусок пирога, обделенными остались лишь африканцы, и прежде всего те, кого вывезли на острова работорговцы. Глядя на Бете, который жестикулировал, вопил, выкрикивал, входил в раж, изрыгал, клеймил, обрушивался, громил пороки, хулил, оскорблял, унижал, воспитывал, сравнивал, осуждал, выносил приговор, увещевал, наставлял на путь истинный, зрители не могли оторваться от экранов телевизоров. Он так разительно отличался от всех остальных телеведущих, таких спокойных, уверенных, одеревенелых, пошлых, что не мог не вызвать любовь аудитории. Его зажигательные речи, летевшие с экрана, воспламеняли души людей, и телезрители ревели в восторге: «Аминь! Браво!» Так Бете стал гласом народа, гласом низов. Немного рассказчик, немного скоморох, немного пастырь, ведущий свои стада, он порой противоречил сам себе, забывал о том, что говорил ранее, вновь возвращался к оставленной теме, сбивался с пути, кружился в водовороте пустословия, прекраснодушных слов, излагал правду и полуправду, но каждое его слово внедрялось в головы людей десятью тысячами смерчей.
И вот однажды утром изумленные телезрители увидели на своих экранах не Бете, а его зомби. Помятое лицо, плохо выбритый подбородок, погасшие глаза и вялые речи. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что у ведущего неприятности. После каждой второй тирады Бете вздыхал, как усталый кит, или смотрел на часы, как человек, у которого прихватило живот. После двух или трех звонков в студию он приоткрыл завесу тайны. Его возлюбленная тяжело заболела и находится в больнице. На Бете обрушились потоки сочувствия и поддержки. Все последующие дни он подробно докладывал о самочувствии больной, никогда не забывая подчеркнуть необычайные достоинства Риты (так звали его любимую). В его речах она представала женщиной-солнцем, женщиной-цветком, женщиной-рекой, женщиной-радугой, женщиной-женщиной и женщиной-более-чем-женщина. Прирожденная рукодельница, образец рачительной хозяйки, она отличалась необыкновенной серьезностью и именно поэтому с презрением относилась к благам цивилизации, ценя душу мужчины, а не его кошелек. Истинная жена перед лицом Вечности! Естественно, она, как само совершенство, не могла не вызвать сочувствия у множества телезрителей.
Она находится в госпитале в Пуэнт-а-Питре[43]!
Ее должны перевезти в госпиталь Фор-де-Франса[44].
Ее перевезли.
Врачи бессильны!
Она умрет! Она умерла!
После смерти возлюбленной Бете первым делом затевает грандиозный скандал, отказываясь платить за перевозку тела усопшей на родину. Он ведет борьбу с директором госпиталя, с авиакомпаниями, с похоронными агентствами, с самим дьяволом и его рогами и в конце концов побеждает. Тело бесплатно перевозят на остров в закрытом гробу. После этого Бете вступает в следующий этап борьбы. Он требует, чтобы ему дали разрешение вскрыть гроб и убедиться, что там действительно покоится тело его любимой, а не какие-нибудь камни. С этого момента дело принимает новый оборот. Публичное мнение раскалывается, люди делятся на два враждующих лагеря: одни поддерживают требования Бете, другие выступают категорически против. Все дебаты освещаются телевидением, каждый пытается озвучить свои аргументы, причем порой абсолютно бредовые. Бете в сопровождении нескольких верных друзей атакует прокурора, представителей закона, похоронные бюро, префекта и других ответственных лиц, способных повлиять на решение вопроса. Каждый день телевидение сообщает, как подается очередной запрос, ходатайство, какие были даны ответы; репортеры подробно освещают все перипетии данной драмы. Ни одно телешоу не может сравниться с этой народной версией истории единоборства Давида и Голиафа. Телефонные звонки сотрясают студию. Люди протестуют против действий чиновников. Высокий суд, префект не желают вникать в доводы Бете. Выдержки из процессуального кодекса, тексты гражданского права, параграфы, абзацы! Постановили! Захоронить!
В день погребения, которое, конечно же, транслировалось по всем местным каналам телевидения, Бете не появился на поминальной мессе. Его искали у пирса, боясь, как бы он с горя не совершил страшного поступка. Его искали дома. Его искали напрасно. Священник затягивал службу, чтобы дать возможность несчастному проводить свою подругу. Народ преградил дорогу катафалку: он не сдвинется с места, пока не появится Бете. Он должен присутствовать на церемонии! Какие страсти! Репортеры воспользовались моментом, чтобы проинтервьюировать присутствующих.
Первым выступил мужчина с тоненьким голоском, очень гордый оказанной ему честью. Он припомнил их похождения с Бете в Париже. Их совместные прогулки. Подстерегавшие их трудности. Как они с честью выпутывались из этих трудностей. Он подчеркнул, что Бете всегда оставался истинным мужчиной, маленькой лодочкой, вышедшей на большую ловлю, добряк и искрометный ум! Он так и не ответил на заданный вопрос.
Пожилая женщина, прогуливавшаяся перед церковью, и вовсе заявила, что она не в курсе событий. Разве она не знает, что происходит нечто необычное? Нет. Нет! И вообще, по ее мнению, к чему весь этот переполох? Потом она застыла, как статуя, не произнеся больше ни слова.
Женщина среднего возраста, напялившая на себя шляпу с огромными полями, затянутая в облегающее платье, лицо припорошено пудрой, как мешок с цементом, бросилась к корреспондентам и зашлась в дифирамбах:
«Бете задал мужикам Большого Острова урок любофи! Именно так надо любить женщину, такая любофь и называется любофью! Жители Большого Острова, полюбуйтесь на эту находку! Повосхищайтесь им! Если бы я встретила такого кавалера, который любил бы меня такой любофью, я бы сказала ему „да“ всеми моими ногтями! Уй-уй-уй! Вот любофь, способная подняться на любую гору жизни! Я не представляю, какой чай она ему заваривала, когда была жива. Единственное, что я знаю, что я чувствую, что я прочувствую всеми моими внутренностями женщины, — это вкус этого чая любофи! Бете, я тебя обожаю! Я тебя обожаю, потому что ты показал и еще раз показал, как мужчина должен любить женщину! Я сама была знакома с одним…»
