И Луисардо переносит меня в мадридскую ночь вместе с путешественником и Рикиной, в ту ночь, когда путешественник пришел в дом Чакон, внимательно высматривая Рикину с намерением вернуть ей оставленный портсигар. В конце концов между ними возникла телесная связь в машине более длинной, чем день без дури. Но не подумай ничего такого, малявка, потому что куда сильнее удовлетворения плотских желаний путешественника влекла иллюзия приключения, приключения, которое привело бы его на другой берег, где каждую ночь спорят между собой огни. И в безжалостном флуоресцентном свете внутри парома путешественник делает последний глоток и, указав туристу на бутылку кока-колы, спрашивает, не хочет ли он заказать еще одну за его счет. Щедрость, малявка, одна из добродетелей, которые херово человечество воспринимает как что-то нелепое, и чаще всего она вызывает желание издевнуться над ним, поясняет мне Луисардо. И продолжает пояснять, что, в силу вышеизложенного пояснения, турист смотрит на путешественника странно, отрицательно поводит пальцем и пересаживается на другое место. Он тучный и, кроме жировых складок, волочит с полдюжины чемоданов, малявка. Чемоданы сверху донизу в наклейках. Отель «Кальдерон», Барселона. Отель «Монако», Мадрид. Отель «Гавайи», Бенидорм… Путешественник никогда не узнает, что встретился с Рикиной именно благодаря этому человеку. Речь о том же туристе, который годом: раньше, среди банановых пальм и свежего манго, увидел танцующую Рикину, и ему взбрело в голову насладиться спелыми плодами, выпиравшими из ее бикини. О туристе с лицом белым, как голубиный помет, том самом, который, пригласив Рикину поужинать, отвез ее в гостиницу и поверг в стыдливое замешательство консьержей, прося их проводить ее в номер. Он, уже раздевшись, поджидал ее там. В одной руке у него стакан, наполовину полный рома. Другой он прикасается к ней. В дверь стучат. За этой ночью любви последовали другие, которые завершились бракосочетанием по всем правилам. Молодожены уехали в Мадрид, где и решили обосноваться. Через неделю или около того, устав терпеть мужа, Рикина смотала удочки и пустилась во все тяжкие по тернистым дорогам жизни. Сначала она устраивается в стрип-бар на шоссе в Ла-Корунью, недалеко от дома Чакон. Муж, не в силах предотвратить это, даже не пробовал преследовать Рикину, требуя развода из-за супружеской неверности. Вот так сконфуженный турист превратился в основного подозреваемого в убийстве Рикины, и сию минуту его разыскивают. Путешественник еще не знает этого, но в танжерском порту уже установлено полицейское устройство, чтобы взять за задницу сконфуженного туриста. Путешественнику и в голову такое не приходит, и теперь он наблюдает за тем, как турист встает и волочит свои чемоданы с россыпью наклеек. Мотель «Калифорния», Бенидорм. Отель «Дон Санчо», Тарифа. Кемпинг «Хуан Карлос I», Мадрид. Отель «Альфонсо XIII», Севилья. Да здравствует республика, малявка. Короче, турист встает под бременем своего багажа и избыточного веса, а путешественник без всякой на то видимой причины, словно дьявол наугад раскрыл книгу его жизни все на той же странице, мысленно возвращается в Мадрид.
В голове у него теснятся смутные образы — раны в нежной плоти его полнокровной памяти, сшитой на живую нитку невинности, которая никогда не старится. Эта невинность и есть его настоящее сокровище, малявка, то, что постоянно гонит его в путь. Ты ведь знаешь, продолжал рассказывать Луисардо, знаешь, что некоторые используют невинность, чтобы продолжать верить в святых, непорочных дев и оргазмы проституток, короче говоря, пользуются невинностью, чтобы не пустить себе пулю в лоб, ну а путешественник использует ее, чтобы продолжать идти вперед, чтобы стяжать истории, которые однажды он сможет описать в духе великих путешественников, таких как Корто Мальтес, Гулливер, Тентен или тот же самый Хорхито-англичанин. Вот для чего ему нужна невинность, малявка, чтобы идти вперед. И, тревожа все еще живой нерв воспоминания, поудобнее устроившись на сиденье, путешественник переносится на десять лет назад, в одну из зимних мадридских ночей. И так, словно путешественник еще не умер, Луисардо описывает мне его последнее путешествие, хотя, если приглядеться хорошенько, возможно, это не было последним путешествием путешественника, а первым путешествием в иную жизнь, поскольку, как; мне кажется, я уже говорил, что Луисардо был таким хорошим рассказчиком, что добивался, чтобы все рассказанное им сбывалось. Таким образом, он рассказывал, что путешественник сидит себе на пароме, погруженный в зыбь воспоминаний.
Теперь ему приходит на ум одна холодная ночь в Мадриде накануне открытия моста Конституции: засунув руки в карманы, путешественник направляется в свою комнатушку на чердаке на улице Сан-Бернардо. Ночь пустынна. Как тихо, малявка. Только смачный звук поцелуев — это сосед прощается со своей невестой. И только открыв входную дверь, путешественник услышал, что за ним бегут. Он обернулся. Первый удар был нанесен ножом, внезапно, и пришелся в верхнюю губу, второй — туда же, но на этот раз головой. После третьего он потерял сознание. Потом его окружили, расскажет ему сосед, когда все уже кончится, несколько дней спустя, потом его окружили и проволокли по земле, пока он с треском — дурной знак — не ударился обо что-то головой. Истекающего кровью, его оставили на капоте чьей-то машины. «Знаешь, где он живет? — спросили соседа. — Ну так затащи его домой, быстро». Когда путешественник пришел в себя и узнал, что это были его же приятели, он почувствовал, как внутри у него что-то навсегда сломалось.
Дельце было непростое, продолжал Луисардо. Соседи втихомолку судачили о нем и так и сяк, уверяя друг друга, что речь идет о сведении счетов, о наркотиках, но как же они заблуждались, малявка. Оказывается, путешественник получил временную работу, состоявшую в том, чтобы разносить выпивку в модном клубе с импортной музыкой, которым владел некий тип, сидевший на игле и с тенденцией к саморазрушению, впрочем сильно намакияженный: видишь ли, малявка, деньги — лучшее отбеливающее средство. Кроме этого у него была большая голова, хотя мозгов — кот наплакал, словом, тот еще тип, скрывавший начинающееся облысение под специальной прической со спиралевидным хохолком. Короче, пытался скрыть то, что скрыть невозможно. В какой-то незадавшийся день, уставший от путешественника и его прочувствованных революционных речей, обращенных к трудящимся, он решил отправить его на тот свет. Он мог бы уволить путешественника, но, чтобы сэкономить на окончательном расчете, решил лучше увеличить месячную зарплату трем официантам с кожей тараканьего цвета. И вот, спрятавшись за мусорными бачками, они ждали, пока путешественник зайдет в подворотню, рассказывал Луисардо. И со своей склонностью вконец запутывать слушателя, которой он бравировал, Луисардо рассказал мне также, что лысеющий владелец клуба был политическим единомышленником Чакон, не разлей вода, малявка, а так как долгие годы они ширялись из одного и того же шприца, в его макаронообразных венах поселился смертоносный вирус. Я спрашивал себя, какая доля правды была во всем этом и какая доля лжи, и еще задавался вопросом: неужели в Мадриде есть такие больные люди? Были, есть и будут, ответил бы мне Луисардо. Развращенные буржуа и всякие иностранцы, которые терпеть не могут, чтобы бедняки развлекались задешево.
Умереть там было бы ошибкой с его стороны, ведь он еще не успел познакомиться с Рикиной, запутаться в веере ее ног и успеть на последний паром в Танжер, на борту которого он сейчас и находится, малявка. Сейчас он хрустит чипсами из пакетика и завороженно глядит на бурю, перемалывающую самое себя за стеклом иллюминатора. Время от времени он ощупывает карман, и весь мир вновь ложится своей тяжестью ему на плечи. Путешественник сомневается, никак не может решиться — пойти ли ему в сортир и вылить содержимое пробирки в унитаз, прямо в море, или, наоборот, стать еще одним сукиным сыном из тех, которые приводили его в бешенство. Он знал, как используют ртуть. Покроют ею зеркало — и за дело. А почему бы и ему не присоединиться? Доведись выбирать, путешественник выбрал бы выгодное использование волшебного содержимого пробирки. Рабы будут всегда, а изобретение зеркала просто облегчит им путь. Им надо будет только пройти сквозь него. Понимаешь, малявка, путешественник старается оправдать себя, очиститься от грехов, потому что внутри у него засел какой-то болезненный червячок, который подтачивает его совесть и который скоро выпростает мятые и грязные крылья. Но прежде чем стать куколкой, путешественник будет коконом. Коконом, набитым деньгами, но все равно коконом, а нет ничего более далекого друг от друга, чем кокон и путешественник. Путешественник сомневался, никак не мог примириться с самим собой, ощупывал трубочку и думал. В голову ему пришли строчки, написанные в свое время Кавафисом — поэтом, который говорил, что нет ничего плохого в том, чтобы разбогатеть в пути, прежде чем добраться до цели путешествия. Путешественнику было еще далеко до Итаки, малявка, и он должен был этим воспользоваться. Как только эта мысль появилась у него, он стал все больше к ней склоняться.
