Она: Ты уж лучше о любви напиши.
Я: В любовь я больше не верю. Нет её. Разузнаешь о цыгане, хорошо?!.
Из питерских писем друзьям.
Интернет-кафе. Они здесь пользуются у населения популярностью отнюдь не из-за самого интернета, и даже не из-за кофе или чего-то там съестного, а благодаря компьютерным играм. Подростки приходят сюда лишь с одной целью, поиграть друг с другом. В последнее время стало сложно найти свободное место среди этой тотальной битвы. В моем доме есть интернет-кафе, и в нём 40 столов, но они почти всегда все заняты. Стоимость одного часа в интернете — 50 рублей (2 доллара, скорость лишь в несколько раз быстрее модемной), за локальные игры — 25 рублей. И мало того, что детвора здесь играет, так они ещё орут как сумасшедшие и сквернословят как сапожники. В помещении очень жарко, душно, шумно и матерно. Серьёзное испытание для моих нервов. Хотя я всегда ужасно спешу надаунлоудиться за час, что не так уж, чтобы всё это непрерывно слышу. Забываюсь, конечно, забываюсь в сёрфинге…
Каждый раз среди этого бедлама есть пара ребят, которые без всяких комплексов смотрят порнуху, разве что не дрочат тут же. Порнуха странная вещь. Такое ощущение, что это какой-то вид спорта. Никакой нежности, никакой ласки, только туда-сюда, так или эдак.
С порнухой в интернете у меня была хорошая история в Берлине. Акрам уехал работать в Билефельд, а я остался у него дома на неделю один. Каждый день ходил в интернет-кафе. И однажды наблюдал такую сценку. Сижу, копаюсь в сети, и слышу храп. Поворачиваюсь. Компьютерный зальчик, где я сижу, пуст и лишь в паре метров от меня сидит боком ко мне огромный мужик. Огромный и жутко толстый. Бородатый. С лысиной. Представьте себе классического байкера. Типа того. Только одет не в кожу. Рядом стоит куча туго набитых полотняных мешков. Штук шесть. Мужик, сидя в кресле и откинув голову назад, спит. Спит и всё громче храпит. На сальные волосы надеты здоровенные наушники. Оценив по достоинству этого пеннера, я уже было хотел повернуться к своей плантации, но тут меня привлекло то, что творилось на мониторе моего соседа. Там шло убойное порно. На весь 17-и-дюймовый экран. Хуи да пёзды. Меня это рассмешило слегка, и я стал время от времени поворачиваться и смотреть, нет, не на его экран, а на самого чувака. Он был интереснее. Да мне и на баб голых смотреть-то не положено. Чего душу травить?! Я ждал его реакции. Он изредка просыпался, слегка открывал глаза, без каких-либо эмоций смотрел этими щёлками на экран, бессмысленно двигал рукой, в которой была зажата мышка, и вновь засыпал. На этом история не заканчивается. Некоторое время спустя в нашу комнату зашла женщина с дочкой лет десяти. Женщина села почти что вплотную к мужику и углубилась в свой интернет. Дочка сидела подальше, тоже что-то там на своём компьютере разыскивая, и постоянно бегала к матери, что-то спрашивая у неё или о чём-то ей рассказывая. Я же цинично ждал момента, когда же, когда же, мать, а лучше бы дитя, глянут на экран чудика и что из этого получится. Но этого не случилось… История остаётся недописанной. Можно напридумывать. Но из меня фантазёр никакой.
Вспомнилась мне и ещё одна порнушная история. На этот раз из Ганновера. Сижу в интернет-кафе. Восемь мест и все заняты. Сижу в последнем ряду. Закончив сёрфинг, вынимаю свою флэшку из компьютера (хм!) и невольно бросаю взгляд на монитор соседа. Там порно. Подумаешь! Встаю. Вижу перед собой спины впередисидящих мужиков. Их шесть. С моим соседом семь. Семь мужиков перед семью экранами, на каждом из которых текут реки спермы. Оргия. Где в эту минуту был мой фотоаппарат?!.
Отделение 3.1 (продолжение)
Очередное объявление в душевой:
Das ist mein
privates Handtuch!
Ich möchte darum
bitten, dieses nicht
zu benutzen!
Frenzel,
Thomas[93]
Явный клиент нашего заведения, т. е. вылитый клоун, стоит на вокзале и, коверкая свою речь под деревенщину, громогласным голосом рекламирует:
ГАСТРОЛИ ЛУЧШЕГО В ЕВРОПЕ БРОДЯЧЕГО ЦИРКА! СПЕШИТЕ ПОСЕТИТЬ ЕДИНСТВЕННОЕ В СВОЁМ РОДЕ ЗРЕЛИЩЕ! ЛУЧШЕ ТОЛЬКО РУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЦИРК. НО ЭТО УЖЕ НЕ ЕВРОПА!..
Народ, проходя мимо него, шарахается в сторону. Некоторые с сочувственной улыбкой глядят, стоя в стороне.
Мужик заводит свою шарманку заново: ГАСТРОЛИ…
Я сажусь в поезд и еду в Кёльн. В Дортмунде меня встретит Акрам, и мы поедем на тачке его друга дальше. В Кёльне у нас назначена встреча в киношколе.
Впервые побывал в Кёльнском соборе. Потрясающее строение снаружи и ничего особенного внутри. Стада туристов. Молилась лишь одна женщина. Все прочие фотографируют… Ни капли церковной атмосферы. Дух сбрит под ноль.
Будучи проездом в Дортмунде, ищу в «Сатурне»[94] DVD с «Кукушкой». Навязчивая идея. Спрашиваю у молодого продавца, не найдёт ли он мне этот фильм у себя в компьютере. Времени на самостоятельный поиск нет. Что за фильм? «Einer flog über das Kuckucksnest».[95] Вон там, в углу лежит серия «Best picture».[96] Этот фильм там точно есть. Надо же, удивляюсь, знает своё дело этот парнишка. «Кукушка» стоит столько же, сколько и биография фюрера: 9,90€.
В очередной раз замечаю, что мне становится не по себе, когда вижу рекламу мультфильмов на улице. Голова изъявляет желание сходить с детьми в кино. Эти мысли словно пробоины в моём корабле, плывущему по морю депрессии. Не знаю, как к ним привыкать.
Домой едем на попутке. За рулём молодой парень лет двадцати пяти. Я сижу рядом с ним. На заднем сидении две женщины и Акрам. Женщины и водитель спорят между собой на тему био-продуктов. Спор переходит на образование. От апатичного студенчества — к повышению оплаты за обучение — тема разговора сменяется национализмом.
Водитель (молодой девушке): Стоп-стоп! Надо определиться в толковании национализма.
Девушка: Это очень просто. Государственный нацизм — это когда я безнаказанно могу позволить себе говорить лозунги типа: «Ausländer raus!»[97] Национализм — это когда мне, немке, неприятно, что на территории Германии в магазинах появляются продавцы, обслуживающие, к примеру, турецких покупателей на турецком языке, чтобы у последних не было нужды трудиться над изучением языка страны, в которой они проживают.
Национальная тема приземлилась на так называемую «неинтегрируемость» большинства иностранцев в немецком обществе, о гетто — районах с повышенным населением эмигрантов. Вопрос, в основе которого, конечно же, нежелание иностранцами учить здешний язык, становится во главу стола. Водитель делится своим мнением на этот счёт, сказав что, если иностранец не учит язык и таким образом оказывается недоступным для интеграции, то таковых надо высылать из страны.
Водитель (неожиданно, мне): Ты откуда? Русский?
Я: Да.
Быстро же он меня…
Он: Что ты думаешь об этом?
Я: Об интеграции? Сложная тема.
В то время, когда я сюда приехал, было не так уж и просто мотаться по миру. Имею в виду россиян и в какой-то степени весь восточный блок. В советское время за рубеж было вообще не выбраться. Ездили единицы. В результате по многим причинам у нас там сложилось впечатление, что заграница — Европа и Америка — это почти что рай на земле и туда нужно стремиться. Была такая расхожая байка: Жизнь нужно прожить ТАМ, чтобы не было стыдно за годы прожитые ЗДЕСЬ.
И вот мы находим способ вырваться из своей страны, получаем разрешение приехать сюда — в нашем случае — в Германию. Herzlich Willkommen nach Deutschland![98] Ворота распахиваются. В ожидании чуда мы заходим внутрь. Приезжаем-то мы сюда, как правило, с абсолютно наивным чёрно-белым представлением о мире: там, мол, позади — ад, а здесь, впереди — получается, что рай. Приезжаем и начинаем его, этот рай, искать. И знаешь, не находим…
Не назвать же раем отличные дороги (показываю на автобан, по которому мы мчимся)?! К этому быстро привыкаешь и более не замечаешь. А вот к отсутствию работы и соответственному ему низкому уровню жизни, к непризнанию образования и стажу работы, вывезенных с родины, к статусу эмигранта, которому тут, как оказывается, не особо-то и рады, привыкнуть не просто. Как свыкнуться с мыслью, что язык-то немецкий у большинства никогда не сбудется? Не то, что не станет родным, но даже не приблизится к нему, застряв на анекдотическом уровне: «Ich nichts verstehen. Ich Ausländer»?[99] Здесь вдруг оказывается, что далеко не все мы способны к изучению иностранных языков. И что тогда с нами делать? Высылать за эту провинность из страны? В том числе и тех, кто десятилетиями этот язык упорно учит, но каждый раз безрезультатно? И что, их теперь, как не заслуживших доверия, депортировать?!
Он: Да, это точно — не все могут. Но я знаю одну русскую — она сама учила и очень хорошо говорит…
Я: Когда сам — самоучкой — это исключение. Таких людей единицы. Я же говорю куда глобальнее.
