Он передал телефон Сьюзен на другой конец кровати.
«Барб? Какой дивный был сегодня ланч, правда?»
На следующий день, во время настоящего прослушивания, Сьюзен усвоила один из самых важных уроков в своей жизни, а именно: чем меньше ты чего-то хочешь, тем вернее ты это получишь. Едва только она произнесла свою самую первую реплику: «Папа, мне кажется, с мамой что-то не так», фразу, принадлежавшую персонажу по имени Кейти Блум, двумя годами моложе ее самой, как Сьюзен и Кейти настолько слились друг с другом, что публика и сама Сьюзен потратили не один десяток лет, пытаясь отличить одну от другой. Кейти Блум была самой молодой из четверых детей, намного младше остальных. Ее троих сестер и братьев играли более известные телеактеры, которые так и не смогли перебраться в кино и поэтому приходили в бешенство при любом намеке на то, что их работа в «Семейке Блумов» – «только телефильм». Вне съемок все трое держались по отношению к Сьюзен покровительственно и отчужденно. На экране они все обращались к своей младшей сестренке, желая, чтобы она предложила ясные и наивные решения их проблем, которые с течением лет становились просто бесконечными.
Когда Сьюзен сделалась ключевой фигурой сериала, это вызвало явный мятеж среди других актеров. Поначалу она решила, что их холодность – это результат духовных переживаний актеров. Потом она поняла, что это на самом деле тайная зависть, с которой справляться было гораздо проще. Куда труднее было справляться с непрекращающимся вторжением в ее жизнь Мэрилин. Для оформиления страховки было необходимо, чтобы Сьюзен жила с одним из своих родственников недалеко от студии. Мерцание телевизионной славы быстро затмило мрак конкурсов. Мэрилин с Доном сняли верхний этаж чудовищно невыразительного дома в самой середине Энсино. Сьюзен поступила проще и поселилась у Ларри в его второй квартире в Уэствуде. Таким образом, Мэрилин присутствовала лишь формально в бухгалтерских отчетах.
Ларри напоминал всех конкурсных членов жюри, собранных в одну мускулистую, загорелую, заботливую упаковку. Он знал, как согласована работа светофоров по всему бульвару Сансет, и соответственно менял скорости своего «порше». Он уволил одного из сценаристов, который в лицо называл Сьюзен пустой коробочкой от конфеток «Пез». Он позаботился об отменном питании для Сьюзен, и ее квартира на Келтон-стрит была забита спагетти, пиццей, спелыми папайями и бутылками с водой, за запасами которых присматривала приходившая трижды в неделю служанка. Он убаюкивал Сьюзен, напевая колыбельную, а затем убегал домой, чтобы улечься рядом со своей женой Дженной. На следующий день он появлялся на работе, выбивал для Сьюзен лучшее время в телеэфире и добывал предложения на съемки в кино.
О своем новом положении она задумывалась крайне редко, а если и делала это, то всегда с той неблагодарностью очень юного существа, за которую нельзя винить. Траектория ее жизни была определена. Да и зачем больше десятка лет быть заводной куклой, если не затем, чтобы стать звездой телеэкрана? И почему бы не изменить свое тело? Ведь тело должно быть фотогеничным. А матери? А матери и должны быть тасманскими дьяволами, так что лучше пусть они сидят в Энсино.
Ежедневно Сьюзен принимала на ночь две белые таблетки снотворного. Утром она принимала две оранжевые таблетки, чтобы не чувствовать голода. Ей нравилось, что жизнь можно контролировать вот так просто. Сьюзен решила, что по мере возможности постарается прожить остаток жизни легко и просто. Просыпаясь поутру, она не могла вспомнить своих снов.
Выехав от Ванессы, Джон, Ванесса и Райан направились к дому Рэнди Монтарелли в Долине. Все трое – Ванесса посередине – сели спереди. Джон вспотел и, вытащив из кармашка на дверце автомобиля пачку сигарет, закурил.
– Ты куришь? – спросила Ванесса. Она сразу стала серьезной и мрачной.
– Да вот, снова начал. Я волнуюсь за Сьюзен. Не могу расслабиться.
Приехав в Долину, Джон подогнал «крайслер» к бензоколонке, чтобы заправиться и купить жвачки. Он пошел расплатиться, а вернувшись к машине, увидел, что Райан и Ванесса сидят и хихикают.
– О боже.
– Мы молоды и влюблены, Джон Джонсон, – задиристо ответила Ванесса.
– Такие люди, как ты, никогда не бывают молодыми, Ванесса. Такие, как ты, рождаются семидесятидвухлетними.
Они двигались по бульвару Вентура в потоке транспорта, который то сжимался, то растягивался, как мехи аккордеона. Джон сказал:
– Ну что, чокнутая парочка, – собираетесь пожениться, что ли?
– Без вариантов, – ответил Райан. – Мы уже даже спланировали свой медовый месяц.
Джон ехал по городу и думал о молодой парочке. Они то как веселые щенки, то как капитан Кирк и Спок из «Стар Трека». Оба, похоже, были склонны открывать новые миры. Джон подумал, что в каком-то смысле эти двое – прямая противоположность Айвану и Нилле, которые, по его глубокому убеждению, поженились, чтобы сделать вселенную более компактной и предсказуемой.
– И где же вы, дурашки, собираетесь провести медовый месяц – в библиотеке Конгресса?
– Хватит издеваться, Джон, – ответил Райан. – Вообще-то мы собираемся на остров Принца Эдуарда.
– Хм. Это где, в Англии?
Джон ехал медленно, специально, чтобы помучить того, кто ехал сзади.
– Нет, – сказала Ванесса. – Это в Канаде. На востоке – прямо на север от Новой Шотландии. Населения там, кажется, тысячи три.
– Мы будем копать картошку.
Джон приложил ладонь ко лбу:
– Осмелюсь спросить…
– У них там водится эта штука, – сказал Райан, – которая называется вирус мозаики картофеля на табаке. Этот безвредный маленький вирус находится в латентном состоянии среди картофеля на острове Принца Эдуарда, и особого ущерба от него нет.
– Но, – сказала Ванесса, – он очень заразен, и если вступит в контакт с растением табака, то превращает его в мокрую труху. Так что мы собираемся взять напрокат фургон, набить его зараженным картофелем, а потом поехать в Виргинию и Кентукки и разбросать его по табачным плантациям.
– Мы хотим положить конец бизнесу табачных воротил.
– Романтично, – сказал Джон, – но это взывает к моим пестицидным генам Лоджа.
– Папа Ванессы умер от рака легких.
– Не заставляй меня выражаться как диккенсовский бродяга, Райан, но славно прокоптил Ванессин папаша свои дыхалки.
– Ванессе нравится, пользуясь добытой информацией, кому-нибудь вредить, – не без гордости сказал Райан.
– Знаешь что, Райан? Готов этому поверить. К тому же я собираюсь снова закурить. Ты уж прости, Ванесса, но я тут совсем одурел.
– Эй! – крикнул Райан. – Вон улица Рэнди Монтарелли.
Джон свернул на широкую зеленую пригородную аллею. Ехавший сзади тут же прибавил скорость и помчался дальше. Дом Рэнди, крытый деревянной дранкой, был выкрашен в бледно-голубой цвет, и разноцветные прожектора освещали высокие кипарисы, застывшие как часовые.
– Ну вот, – сказал Райан, когда они припарковались напротив и стали разглядывать дом. – Приехали.
– Приехали, – сказал Джон.
Это был краткий миг спокойствия. Состояние было похоже на то, как если бы вы, будучи в отпуске, после длившегося целый день полета пробрались сквозь толпы людей и скопления такси и оказались наконец в номере гостиницы. Вы запираете дверь и переводите дух, что делать дальше – неизвестно. И Джон понял, что еще и не думал об этом. Он растерялся, словно актер, забывший слова.
– Я только что видел кого-то в окне, – сказал Райан.
– Мы должны туда пойти, – ответил Джон.
– Райан… – сказала Ванесса. – Может, нам лучше подождать здесь. Может, Джон справится один.
– Нет. Пошли, ребята, вы мне нужны.
Они направились к входной двери. Слышно было, как в доме работает телевизор, как шлепают ноги по не покрытому ковром полу, как со стуком захлопнулась какая-то дверь. Не давая себе времени на раздумье, Джон позвонил. Все звуки внутри стихли. Ванесса дала еще три коротких звонка. Прошла минута – никакой реакции. Райан дернул за ручку – посмотреть, не открыта ли дверь. Дверь была открыта.
– Закрой эту чертову дверь, Райан, – сказал Джон.
– Просто проверяю.
– Ау-у-у-у… – позвала Ванесса в приоткрывшуюся щель.
– Ну ты… – сказал Джон.
– Ты такой трусишка, Джон. Ау… мы из ЮНЕСКО, – проворковала Ванесса.
– ЮНЕСКО? – обернулся к Ванессе Райан.
– Это первое, что пришло мне в голову.
Из коридора донесся такой звук, словно кто-то перебирался через кучу чемоданов. В дверях показался мужчина, бледный как лапша, в черном спортивном комбинезоне, с мобильником в правой руке.
– Так, так, кого я вижу? Меня зовут Рэнди. А вы Джон Джонсон, верно? И что же вы здесь делаете?
– Может быть, можно войти? – спросил Джон.
