5. Отказ от прозелитизма
Схожесть, безусловно, на этом заканчивается. Большевизм, как и нацизм, его брат и враг, поставили убийство на индустриальные рельсы и за один век уничтожили больше людей, чем христианская Церковь за всю свою историю[166]. К тому же христианство процветает, а социалистическое содружество рухнуло. Отчего эта разница? Религия, в отличие от светских доктрин, не подлежит проверке: ее цели на небесах, а не здесь. Европейское христианство очеловечилось не изнутри и не по доброй воле, но потому, что Возрождение, Реформация, Просвещение и Французская революция ослабили его земное, мирское господство и спасли его господство духовное. У Рима хватило мужества покаяться на Втором Ватиканском Соборе — пересмотреть свою доктрину, отсечь агрессивность отдельных ее аспектов, признать наиболее чудовищные ошибки. Христианским Церквям понадобилось почти два тысячелетия, чтобы вынужденно, под нажимом прийти, наконец, к некоторой трезвости. Периоды истовой веры на Западе способствовали не только появлению великих произведений искусства и росту прогресса, что бесспорно, но и разгулу зла и варварства. Никаких сожалений по поводу этих высокодуховных времен! Христианство вновь стало популярным лишь оттого, что ему подпилили зубы (что не происходит и, возможно, никогда не произойдет с исламом). Христианство, в формах католичества, протестантства и православия, отказалось от насилия лишь потому, что отказалось от любви как непримиримой страсти. Римская церковь превратилась, не желая того, в парламент, занятый разбирательствами между собственными фракциями. Даже если она по-прежнему видит себя единственной носительницей истинной веры, она соглашается, не без колебаний, и на самокритику, и на диалог с атеистами, агностиками и представителями других конфессий. Церковь бывала нетерпима из-за любви, теперь она вынуждена быть терпимой из-за слабости. За исключением ислама, не растратившего строптивости, принцип светскости принят повсюду в Европе, и его правомерность сегодня не обсуждается. У мировых религий в демократическом обществе уже нет возможности отправлять в тюрьму или казнить несогласных. Достойна сожаления позиция Рима в вопросах о целибате священников, рукоположении женщин, контрацепции, абортах, гомосексуализме; запрет на противозачаточные таблетки безответствен, а запрещать презервативы во имя воздержания, когда вокруг свирепствует СПИД[167], со стороны церковных властей преступно.
Тем не менее, Церковь уже согласна, что само по себе большой прогресс, отделить любовь от прозелитизма:
Любовь бескорыстна; она проявляется не для достижения каких бы то ни было целей. Тот, кто занимается благотворительностью от имени Церкви, никогда не будет пытаться навязать другим ее веру. Он знает, что любовь — в ее чистоте и бескорыстии — есть лучшее свидетельство о Боге, в Которого мы веруем и Который побуждает нас любить[168].
Подобные поправки исключительно важны: отказ от насильственного обращения — это огромный шаг вперед; становится понятно, почему христианство стало синонимом кротости. Чем более разделена великая вера, тем сильнее ее открытость, готовность к сомнениям и самоанализу. Надежда увидеть однажды христианский мир единым, как было в первые века нашей эры, наивна, так как различные направления — лютеранское, кальвинистское, православное, католическое — процветают в их плюрализме, а не в ложном единстве. Всякий монотеизм однажды перерождается в политеизм, пути к Богу множатся по мере того, как человечество становится многообразнее. Будем надеяться, что религия пророка Мухаммеда, уже расколовшаяся между суннитами и шиитами, будет делиться и дальше, и что фитна[169] только углубится между отдельными направлениями, школами и сектами. Хочется повторить вслед за Мориаком, сказавшем о Германии после окончания Второй мировой войны: «Я так люблю Германию, что чем их будет больше, тем лучше». Когда какой-либо конгрегации угрожает раскол — сегодня это касается англикан, завтра, быть может, коснется католиков, — следует радоваться: теряя в силе, можно приобрести в мудрости и умеренности. Парламентская форма существования — это будущее великих конфессий. «Там, где существует лишь одна религия, царит тирания; там, где их две, царят религиозные войны; там, где религий много, наступает свобода» (Вольтер).
Что можно извлечь из вышесказанного? Что, будь мы атеисты или ярые антиклерикалы, мы живем, и в значительно большей степени, чем когда-либо, под влиянием христианства, которое, в свою очередь, унаследовало многие черты платонизма. И те, кто его оспаривают, принадлежат все той же невероятной эре, которую оно открыло. Сторонники обновления, начиная с XVIII века, справедливо разоблачали подавление инстинктов и женоненавистничество, насаждаемое Церквями. Но социалисты, позитивисты, коммунисты, либералы и анархисты — все унаследовали христианскую идею спасения посредством любви, облеченной миссией вселенского искупления. Они реабилитировали плоть во имя того же идеала братства душ и единства убеждений: «когда мысли всех не будут тайной для любого» (блаженный Августин). В XIX веке Толстой, враг бесплодного разума, доказывал, что возрождение человеческого рода произойдет через чувство. В конце 1960-х поэт-битник Аллен Гинзберг в свою очередь провозгласил: «Свободная любовь спасет мир». Признавая, что мир нуждается в спасении, спросим себя, достаточно ли для этого одной нежности и филантропии?
Пора, наконец, с этим покончить…
ПЕНИС: в 1998 году Габриель Кон-Бендит опубликовал памфлет против главенства пениса, с его вечной агрессией, и призвал собратьев отказаться от обычая введения члена, предпочтя ему ласки и нежные поцелуи. Успех виагры привел в бешенство этого борца за детумесценцию[170].
МУЖСКОЙ СПОСОБ МОЧИТЬСЯ СТОЯ: некоторые немецкие феминистки наклеивают в мужских туалетах призывы покончить с фаллическим тщеславием и справлять малую нужду сидя.
ФОРМУЛА «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ»: «Je t’aime = Je t’ai», т. e. ты мне принадлежишь, ты моя. Иными словами, мы имеем дело с «любовным выслеживанием», воспроизводящим традиции классической буржуазной семьи[171].
ЕЩЕ РАЗ О ФОРМУЛЕ «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ»: Нужно ее заменить, как объясняет Люс Иригарэй, на «J’aime a toi», «Я люблю к тебе», отказавшись от порабощения партнера, которое отражено в привычном «я тебя люблю». «J’aime a toi» означает, «что я не рассматриваю тебя ни как прямое, ни как косвенное дополнение к самому себе… Я думаю о себе и обращаюсь к тебе через это обращение к себе. Ты становишься моей (моим) не в качестве добычи: уважая свой характер, свое прошлое, свои планы на будущее, я в равной степени уважаю их и у тебя»[172].
КУПАЛЬНИК ИЗ ДВУХ ЧАСТЕЙ: в 2007 году шведские феминистки добивались разрешения купаться топлесс в общественных бассейнах и требовали пересмотреть общепринятое отношение к женской груди с целью упразднить его сексуальный характер. Почему бы, следуя этой логике, не предложить мужчинам прикрывать грудь бюстгальтером, а в мусульманских странах не потребовать ношения мальчиками паранджи из соображений соблюдения равновесия?
ГОМОСЕКСУАЛИЗМ: Христианская Коалиция, состоящая из правого крыла американских верующих, финансирует в газетах рекламную кампанию по «излечению геев». Процент «излеченных» неизвестен, как, впрочем, и судьба, уготованная пожелавшим вернуться на путь греха.
PACS (гражданское соглашение о совместной жизни, утвержденное во Франции в 1999 г. правительством Лионеля Жоспена, что спровоцировало демонстрации правых под лозунгами «Педерастам место в аду» и «Геев на костер»): по мнению его противников, это соглашение наносит удар по семейным устоям. «Право, основанное на генеалогическом принципе, уступает место принципу гедонизма, свойственному нацизму»[173].
«УДАР МОЛНИИ», ИЛИ ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА «Следовало бы пересмотреть всю современную концепцию любви, предстающую вполне очевидно во всей ее вульгарности в таких выражениях, как „медовый месяц“ или „удар молнии“… всю эту фальшивую метеорологию… приправленную притом самой гнусной революционной иронией»[174].
РОМАНТИЗМ: Нужно перестать «верить в естественность любви и ее романтические атрибуты, в закрепленность половой роли, обладание, исключительность, ревность и физическую верность как в разнообразные доказательства любви» и выйти за пределы «половых различий, сексуальных ориентаций, чтобы вскрылись новые идентичности» и «обнаружились иные потенции»[175].
БРАК, МОНОГАМИЯ… верность, зачатие, дети, неврозы, проституция, сожительство, «семейные сцены, истерики, угрозы, претензии, насилие, ненависть, враждебность, ревность, гнев, безумие, ярость, горячность, свойственные любовным отношениям, происходят, и это трагично, из одного негативного центра… влечения к смерти, принимающего разные обличья и всегда готового очернить все, к чему оно ни прикоснется»[176].
