Она была полуголой и с обрывком цепи на шее, глаза излучали сильнейшее лиловое свечение. Неотразимая! Увы, пока я на секунду отвлекся, ее увлекли два местных развратника – электрик и водопроводчик. Теперь она пропала, пропала навсегда! Господи, прости старому дураку его прегрешения, а вы, путник из города имперской нашей славы, скажите, что это – любовь или похоть в чистом виде?
ГОРЕЛИК. Любопох в чистом виде, мой барон. (Вытаскивает Фэймоса из снежного фонтана.) Портрет, который вы тут нарисовали, очень похож… ммм… на одну мою корреспондентку. Вы помните ее имя – Наташа, Какаша? Если уж исповедоваться, барон, тогда полный вперед! Признавайтесь!
Во время этого диалога в глубине сцены появляется Алекс Мамм (фон Молчалин). Не решаясь приблизиться, он ждет окончания беседы.
ФЭЙМОС. Вы мне не верите? Слово дворянина! Ноу информэйшн эбаут хер айдентити.[61] Последнее, что осталось, – звук ее голоса. Он прерывался, как будто кто-то затыкал ей рот. Слабел и прерывался, прерывался и слабел. Однако она пела, пела!
ГОРЕЛИК. Вы помните хоть одну строчку из ее песни?
ФЭЙМОС. Попытаюсь вспомнить. (Изумленно.) Помню всю строфу! Она пела приблизительно следующее:
Тебя я помню, Словко-Словко,
Твой сладкий груз, плечей размах,
Твою античную головку,
Мечту троянских Андромах.
Это действительно было похоже на одну из песенок Мадам де Шарабан, которыми меня в детстве потчевала бабушка Мими. (Открывает рот в изумлении.) Словко, Словко, это о ком же она пела, кого это она так помнит?
ГОРЕЛИК. Куда эти гады ее потащили?
ФЭЙМОС.
Небось ухапкали красу
В тот тминный бор, что на востоке,
Где стайки пестрых карасей
Напоминают о Вудстоке.
(Безнадежно показывает направление.)
Телефон звонит у Фэймоса под мышкой. Горелик немедленно срывается с места и в следующий миг исчезает. Мамм, все еще не решаясь подойти, звонит по мобильному телефону.
МАММ. Звиняйте, дядя Паша, это Леха спыкает.
ФЭЙМОС. Кто вы такой?
МАММ. Дык ваша ж племяша ж. Управленец вашего ж банка. (Хмыкает.) То есь не банка пивы, а банк, где деньги повышают себя.
ФЭЙМОС. Похвально, что вы объясняетесь по-русски, но все-таки я вас не знаю. У меня таких менеджеров быть не может. Мой менеджер должен постоянно быть на связи со мной. Не существует такой менеджер, которому звонишь, а он не отвечает.
МАММ. Дык не вписался же ж в поворотные ворота. Софа прикидки катала, а я ей лэпсы[62] секундомерил. Размечтался, ну, эквипмент, и пошел вразнос, правая туда, левая сюда. Пока летел, слышал ваш звонок, но ответить не вспомогательствовал.
ФЭЙМОС. Ладно, хватит дурака валять с твоим русским. Пользуешься моей слабостью. Последний раз прощаю, понял? Подойди сюда. Ты видел человека, с которым я только что разговаривал? Он говорит, что он из Академии наук, специалист по родословным российского дворянства. Однако не верю. Есть подозрения по его части. Ой, боюсь, не для родословных этот молодец сюда приехал. Не замышляет ли похищения девиц? Ну, скажем, ну, скажем, моей дочки ненаглядной, моего олимпийского золота.
МАММ (пораженный). Да вы чё, дядя Паша, вы чё?
ФЭЙМОС.
Любой мужчина настоящий
Всегда мечтает уволочь.
И образ весь, и малый прыщик
Влекут его, как волчья ночь.
Ну ладно, я тебе, Лёха, поручаю ответственное задание, как говорят юные гайдаровцы в кинофильме «Судьба барабанщика». Ты должен собрать всю информацию об этом человеке. Где родился, чему учился, не сидел ли, не участвовал ли в антиправительственной диссидентской деятельности, не голубой ли и как у него с иммунной системой, а самое главное – зачем к нам, в Березань, явился.
МАММ. Йессэр!
ФЭЙМОС. Справишься?
МАММ. Йессэр! Надо сразу в Америку позвонить, раз такое дело.
ФЭЙМОС. В какую еще Америку, мы и так в Америке семьдесят восемь лет живем.
МАММ. Разве вы не знаете, что мы называем Америкой в кругах молодежи?
ФЭЙМОС. Ах, это. Рискованное дело, что и говорить, но позвонить надо. Будь осторожен с этой Америкой: она хоть и все знает, но не все. Бери у нее то, что она знает, но не отдавай того, чего мы сами не знаем.
МАММ. Иду на связь. Да, кстати, дядя Павел, вам Софа ничего не говорила? Мы собираемся пожениться.
ФЭЙМОС. Что-о-о? Лыжник-неудачник на олимпийской чемпионке? Такого мезальянса я никогда не допущу!
МАММ. Тогда прошу меня уволить.
Ночное солнце на закате
Уходит в гости в никуда.
Пусть унесет меня мой катер
Туда, где радуги дуга.
ФЭЙМОС. Все тут рехнулись с рифмовками. Какая дуга, при чем здесь катер? Хоть ты бы в поэзию не лез, в тщете тщеславный. Ночное солнце! Я знаю, как оно в спальню к моей дочери пробирается.
МАММ. Значит, в Америку сами будете звонить? А что, если они спросят о ваших делах с Думой, с кем матюкаетесь по утрам?
ФЭЙМОС (рявкает). Нет, это ты будешь звонить! У тебя, я вижу, прямой телефон в Америку. Звони, женись, делай детей, разводись, отсуживай капитал. По всем законам жанра ты должен меня сожрать, но мне наплевать!
Померкли все мои надежды,
Мой возраст, гадкий, как угар,
Не спрячешь в пышные одежды,
Не выльешь в марочный кагор.
МАММ. Ну чё, я пошел, фактически папа, да? (Уходит внутрь банка.)
ФЭЙМОС. Без информации на глаза не попадайся! (В растерзанных чувствах лезет в свою купель, то есть в фонтан.)
Из-за угла кафе «Дядя Саша» выскакивает разгоряченный Слава Горелик. Пронзительным голосом поет призывную песню.
ГОРЕЛИК.
Если кликну я,
Отзовешься ли ты?
Выпьем ли «Клико»
Или в грязь полетим?..
Твой образ был, как небо голубое
В простых мечтах еврейского ковбоя…
Не отвечает… А ведь пока носился по «тминному бору», явственно слышал ее голос. Кто еще в здешних местах знает «Песенку Елагина острова» образца 1988-го?
Есть на свете островок Елагин,
И гребная база есть на нем.
Приходи, мой бешеный стиляга,
Мы на зыбком скифе погребем!
И вдруг замолчала, как будто ей рот заткнули.
ФЭЙМОС. Это у вас слуховое галлюцинаций, говоря по-русски. А девица сия просто фантом и фонтан моего воображения. Моего, не вашего, понимаете, сэр?
ГОРЕЛИК (грустно). Может быть. Может быть, лопухнула моя разведка, и ее здесь просто нет, как не оказалось ее в Санкте, когда я сбежал из крытки, как не оказалось ни в Эл-Эй, ни в Израиле, ни в Рио. Всем этим подлым агентам сую по миллиону – ищите, бляди! Вот они и ищут, закупая себе недвижимость и дорогие автомобили. Странно, на этот раз я почему-то был уверен, что меня не надули. Мне и сейчас кажется, что моя девчонка где-то здесь. Эти странные шорохи в долинах, благоухающие потоки воздуха, отзвуки какой-то драмы кружат голову, как будто клею надышался.
ФЭЙМОС.
Дело тут не в клее,
Мистер Гоурелли.
Дело тут в долинах,
Наших Мессалинах.
Здесь колоссальное эхо, сэр. Запахи снегов и отзвуки памяти тревожат тут всех, даже людей продвинутого возраста. Например, моя бабушка с материнской стороны – ну, конечно, вам она знакома по вашим изысканиям – княжна Мими, которой сейчас сильно за сто, постоянно рассказывает любовные истории из своего богатого прошлого.
ГОРЕЛИК. Скажите правду, барон, вы действительно сегодня целовали полуобнаженную девушку сзади в шею?
ФЭЙМОС. Конечно, нет. Я просто вас немного разыгрывал, мой слишком молодой друг. Дело в том, что я ожидал вашего появления. Дело в том, что я ведь по совместительству являюсь мэром этого местечка. Так вот, мне звонили из Америки и сказали: «Ждите гостя. Выдает себя за ученого, а на самом деле ищет по всему миру какую-то бежавшую девушку».
ГОРЕЛИК. Больше ничего не говорили? Странно. Могли бы сказать, например, что я продал крейсер Китаю. Пошли бы они подальше, все эти Америки, России и Китай! Кому какое дело, за кого я себя выдаю, где я шатаюсь, кого я ищу? Я пускаюсь в финансовые махинации, повязываюсь с подонками бывшей гэбухи просто потому, что пытаюсь стать хоть немного счастливым, а ведь что сказал Джефферсон: каждый гражданин имеет право на погоню за счастьем. Это совсем не значит, что он станет счастливым, как я понимаю, но на погоню-то я имею право как всякий незадачливый путешественник – не так ли? Еще недавно я считал себя участником молодежного движения, а теперь, когда движение покатилось вниз, а возраст повысился до тридцатки, я лишь стараюсь быть одновременно и богатым, и не гадом. Неужели такой малости не подарит мне весь этот рок-н-ролл?
ФЭЙМОС (вылезает из фонтана, отряхивается, церемонно подходит к Горелику). Я вижу, вы светский человек с должной долей разочарования. Как светский человек светскому человеку, я хочу сообщить вам приятную новость. Сегодня вечером наша община устраивает «Бал аристократов». Будут все, во всяком случае, все достойные люди, записанные в «Бархатную книгу».
