Собственные хрипы и вопли мешают Нине услышать, что в дверь уже давно кто-то стучит. За ней слышен женский обеспокоенный голос: «Кто там? Да что там у него происходит?» Этот голос кажется Нине смутно знакомым.
Нина издает громкие звуки, по-звериному задрав голову к потолку, подставив испачканное кровью лицо ветру. Невольно она замечает, что на потолке выступило пятно в форме восьмерки. Нина быстро догадывается, что голос за дверью принадлежит хозяйке квартиры Анне Эрнестовне. Нина видела ее один раз: они с Володей пришли в гости к Артему и столкнулись с этой женщиной на лестничной клетке. Они перекинулись парой реплик и разошлись, но этого хватило, чтобы понять: между жильцом, Артемом, и хозяйкой существует особая связь. Нина не удержалась и с игривой улыбкой обратилась к Артему: «Думаю, тебе стоит съехаться с Анной Эрнестовной, чтобы не платить за жилье». Артем на это ничего не сказал: судя по взгляду, он просто не понял, о чем идет речь. Но вот Анна Эрнестовна точно бы все поняла. Нина запомнила ее взгляд — туповатый и страстный, сектантский. Притворная благожелательность, как у соседки-сатанистки из «Ребенка Розмари». Наверняка она в курсе всего и, может быть, даже помогает Артему: он просто не мог действовать в одиночку — как бы еще у него получилось долго удерживать пленницу в коммунальной квартире? Эта старая ведьма сейчас ворвется сюда и постарается ее усмирить.
Внутри ломается какой-то барьер, и Нине уже ничего не мешает выть изо всей силы. Нужно выть, и реветь, и бить остатки стекла, всячески привлекая внимание посторонних, пока сюда не ворвутся Артем с хозяйкой: две зловещих фигуры в красном свечении. На их темных лицах с дырками глаз застывают мечтательные улыбки. Лица Артема и хозяйки все приближаются, и Нина проваливается в их черноту.
Нина приходит в себя спустя короткое время. Ей кажется, что прошла пара секунд, но в комнате стало темнее. Нина сидит на полу, чувствуя под собой осколки. Из окна завывает ветер, а в ушах гудит. Нина пробует пошевелиться, чтобы снова подняться к окну, но в это время в дверь резко вставляют ключ, он проворачивается с оглушительным хрустом — и вот на пороге оказывается Артем. Он один, с коробкой инструментов в руках, и глаза у него сияют так, как будто он только что выиграл миллион в лотерею. Бережно прикрыв за собой дверь, он кладет коробку на пол. Ветер шевелит волосы на голове Артема, пока он стоит посреди комнаты с остекленевшим взглядом.
«Сейчас он вытащит какой-нибудь молоток и забьет меня до смерти», — понимает Нина. Эта мысль ее больше злит, чем пугает. Столько усилий — и все напрасно.
Но Артем сразу же забывает об инструментах. Он идет к Нине, грубо хватает ее за подбородок и срывает с губ скотч, чтобы вытащить кляп. Артем явно не соображает, что делает: он в лихорадке. Такое впечатление, что у Артема ежесекундно рождается новый план действий: убить, отпустить, убить себя, убить себя и ее, поджечь квартиру, спалить весь дом и так далее.
Заметив, что Артем держит ее подбородок не очень уверенно, Нина дергает головой вниз и хватает его зубами за палец. Указательный палец левой руки. Нина сжимает челюсти, намереваясь его откусить. У Нины очень острые зубы, хотя не очень здоровые: почти в каждом по пломбе, у нее дефицит кальция — но это не должно помешать. Нина слышит, как ломается кость и хрящи. Артем молчит и выглядит почти отстраненным — в первые пару секунд кажется, что у него просто есть дела поважнее, чем отгрызаемый палец. Но потом он хватает Нину за волосы, бьет головой о батарею и опрокидывает на пол. Он придавливает грудь пленницы коленом к полу и начинает душить Нину свободной рукой. Нина хрипит и ослабляет хватку. Какое-то время они продолжают бороться, в осколках и рвоте, в свежей и засохшей крови, в прилипших к телам кусках скотча. Артем вырывает изо рта Нины то, что осталось от пальца. Он тяжело дышит и всхлипывает — кажется, вот-вот разревется. Достав из кармана платок, Артем аккуратно кладет на него ладонь, не зная, как подступиться к пальцу. Формально палец еще остается на месте, и там столько крови, что сложно понять, но, кажется, с кистью его теперь связывает только лоскут кожи. Раздается стук в дверь. Казавшийся абсолютно разбитым Артем молниеносно бросается к Нине и хватает за горло здоровой рукой.
Из-за двери раздается мужской голос с акцентом:
— Артем, у тебя все окей?
На пару секунд повисает напряженная тишина, и в ней отчетливо слышно, как где-то неподалеку вибрирует телефон.
— У меня все окей, — отвечает Артем. — Просто небольшая перестановка.
— Справишься сам?
— Ну конечно, — Артем усмехается, но звучит уж очень натянуто. Голос срывается. Артем явно на грани. Проводя поврежденной рукой по бедру, Артем пытается через штанину нащупать кнопку сброса звонка.
— Я слышал какие-то крики.
— Крики?
От новых порывов ветра дверь сильно пошатывает — кажется, она вот-вот распахнется. Тут Артем вспоминает, что забыл закрыть дверь на ключ.
— Нет, не крики. А это… Такое… Я забыл это слово. Ruggito. Roar.
— Смотрю документалку про диких зверей, — отвечает Артем после долгой паузы.
— А как называется? — не отступает мужчина с акцентом. Неясно, что удерживает его от того, чтобы просто взять и открыть дверь. Ведь это самый естественный жест: хочется посмотреть в лицо собеседнику.
— Она называется «Дикие звери в естественной среде обитания», — голос Артема дважды срывается. Он говорит из последних сил.
— «Дикие звери в естественной среде обитания», — повторяет незнакомец за дверью.
— Понятно.
Лицо Артема начинает меняться. Оно опять застывает, подавляя в себе человеческое, медленно превращается в маску. Серое, деревянное, за день состарившееся лицо в морщинах, напоминающее рожицу славянского божка, высеченного из дуба.
Тем временем человек за дверью переминается, явно не собираясь уходить.
— А ты видел нашу хозяйку Анну? Не могу к ней попасть. Сегодня день, когда я плачу деньги.
— А, конечно, — голос Артема снова звучит размеренно, глухо. — Она уехала на выходные к друзьям. Просила сказать, что вернется ко вторнику.
— Ко вторнику? А сегодня что?
— Пятница.
— Вот как. Это отлично. Платить-то мне все равно нечем.
— Видишь, как хорошо получилось.
— Да. Хорошо.
Человек за дверью стоит и чего-то ждет. Артем нависает над Ниной с невозмутимым видом. По руке течет кровь. Артем держит Нину так, что она не может сдвинуться и на миллиметр. А сдвинуться очень хочется: батарея буквально сжигает плечо. Проходит две или три секунды, и человек за дверью, вздохнув, неохотно отходит вглубь коридора и удаляется. Скрипя половицами, он поворачивает за угол, возится с верхней одеждой, звенит ключами, гремит щеколдой. Слышимость удивительная. Сложно поверить, что Артем мог спокойно удерживать пленницу несколько дней и что никто ничего не заподозрил.
— Лежи тихо — или голову раздавлю, — говорит Артем, тяжело вставая. Он достает с полки скотч, довольно умело для человека с кровоточащей рукой отделяет нужный кусок и лепит Нине на рот, поверх крови и рвоты.
— Голову раздавлю, — повторяет он веско.
Нина лежит на боку и следит за действиями Артема отрешенно. Ее последние силы ушли на попытки телепатического воздействия на человека за дверью: «Открой, ну открой же, пожалуйста, дверь!» — внушала она этому невидимому обладателю южноевропейского акцента. Судя по голосу, это был человек беспечный, не в меру любопытный и даже бесцеремонный — казалось, ничто не мешало ему зайти, и все-таки что-то его удержало.
Но, несмотря на провал, Нину не покидает чувство, что своими действиями — в первую очередь разбитым стеклом и звериным воем — она послала в реальность импульс, запустила цепочку событий, которые обязательно приведут к тому, что толпа омоновцев снесет дверь Артема с петель. Но вот доживет ли до этих событий Нина, вопрос открытый.
Артем сыплет себе в рот горсть таблеток, запивает глотком воды. Тряпка, которой он обмотал кисть, размокла от крови, и он оборачивает раненый палец комком бумажных салфеток. Каким-то образом палец до сих пор остается частью руки, но уже явно живет своей жизнью. Артем не спешит обрабатывать рану, блуждая по комнате без ясной цели.
