Я размышлял над тем, что буду делать, если состояние моих ног не улучшится или ухудшится. Я наблюдал сквозь ветки шалаша, как опускается небо. Небо погружается в утро — это явление ещё недостаточно изучено. Оно устремляется вниз, как будто хочет лучше рассмотреть землю. А может быть, это поднимается земля, чтобы получить одобрение, прежде чем отправиться в путь.
Ход моих мыслей я излагать не стану. Мне удалось бы сделать это легко, крайне легко. Но и того вывода, к которому я пришёл, оказалось достаточно для сочинения следующего отрывка.
Ты хорошо поспал? — спросил я, как только сын открыл глаза. Я мог бы его разбудить, но нет, я дал ему возможность проснуться самому. Кончилось тем, что он сказал, что чувствует себя неважно. Мой сын часто отвечал невпопад. Где мы, — спросил я, — и как называется ближайший населённый пункт? Он назвал. Я знал его, я там бывал, это был город, случай работал на нас. У меня было там даже несколько знакомых. Какой сегодня день? — спросил я. Он назвал без малейшего колебания. А ведь не успел ещё толком проснуться! Я же говорил вам, что он корифей в истории и географии. Именно от него я узнал, что Кондом стоит на Кунсе. Хорошо, — сказал я, — а сейчас отправляйся в Хоул, это займёт у тебя — я подсчитал — не больше трёх часов. Он удивлённо на меня уставился. Там, — сказал я, — купишь себе по росту велосипед, желательно подержанный. Ценой не дороже пяти фунтов. Я протянул ему пять фунтов в купюрах по полфунта. У велосипеда должен быть очень прочный багажник, — сказал я, — если он не очень прочный, попроси, чтобы его сменили на очень прочный. Я пытался говорить ясно. Я спросил его, доволен ли он. Довольным он не казался. Я повторил указания и снова спросил, доволен ли он. Вид у него был несколько ошеломлённый. Возможно, следствие большой радости, переживаемой им. Возможно, он просто не верил своим ушам. Ты хоть меня понимаешь? — спросил я. Какое благо, время от времени, короткий разговор. Повтори, что ты должен сделать, — сказал я. Это был единственный способ узнать, понял ли он. Я должен пойти в Хоул, — сказал он, — пятнадцать миль отсюда. Пятнадцать миль! — воскликнул я. Да, — сказал он. Хорошо, — сказал я, — продолжай. И купить велосипед, — сказал он. Я подождал. Молчание. Велосипед! — воскликнул я. — Но в Хоуле — миллионы велосипедов! Какой велосипед? Он размышлял. Подержанный, — сказал он наугад. А если не удастся купить подержанный? — спросил я. Ты сказал — подержанный, — ответил он. Некоторое время я молчал. А если не удастся купить подержанный, — сказал я наконец, — что ты тогда будешь делать? Ты не сказал, — ответил он. Как это успокаивает, время от времени, — короткий разговор. Сколько денег я тебе дал? — спросил я. Он пересчитал купюры. Четыре с половиной фунта, — сказал он. Пересчитай, — сказал я. Он пересчитал. Четыре с половиной фунта, — сказал он. Дай деньги сюда, — сказал я. Он отдал мне купюры, и я пересчитал их. Четыре с половиной фунта. Я дал тебе пять, — сказал я. Он не ответил, предоставив цифрам говорить самим за себя. Он украл полфунта и спрятал. Выверни карманы, — сказал я. Он принялся их выворачивать. Не следует забывать, что всё это время я лежал. Он не знал, что я болен. Кроме того, я не был болен. Я рассеянно смотрел на предметы, которые он раскладывал передо мной. Он вынимал их по одному, осторожно держа между указательным и большим пальцами, поворачивал их так и этак перед моими глазами и, наконец, опускал на землю рядом со мной. Когда первый карман опустел, он вывернул подкладку и встряхнул её. Поднялось облачко пыли. Бессмысленность этой проверки вскоре дошла до меня. Я сказал, чтобы он остановился. Возможно, он прятал полфунта в рукаве или во рту. Я должен был бы встать и обыскать его, сантиметр за сантиметром. Но тогда бы он заметил, что я болен. В действительности я не был болен. А почему я не хотел, чтобы он знал, что я болен? Не знаю. Я мог бы пересчитать деньги, которые у меня остались. Но какой в этом смысл? Разве я знал, сколько денег взял с собой? Нет. К самому себе я тоже охотно применял сократовский метод. Знал ли я, сколько я потратил? Нет. Обычно, находясь в командировке, я вёл самый строгий учёт своих расходов и в любую минуту мог проверит! их вплоть до пенса. Но не в этот раз. Ибо я швырял деньгами так беззаботно, как будто путешествовал ради собственного удовольствия. Допустим, я ошибся, — сказал я, — и дал тебе только четыре с половиной фунта. Он равнодушно поднимал разложенные на земле предметы и раскладывал их по карманам. Как заставить его понять меня? Оставь это и выслушай меня, — сказал я. Я протянул ему купюры. Пересчитай их, — сказал я. Он пересчитал. Сколько? — спросил я. Четыре с половиной фунта, — сказал он. У тебя четыре с половиной фунта? — спросил я. Да, — ответил он. Я дал тебе четыре с половиной фунта, — сказал я. Да, — сказал он. Это была неправда, я дал ему пять. Ты согласен, — сказал я. Да, — сказал он. А зачем, по-твоему, я дал тебе эти деньги? — спросил я. Лицо его засияло. Чтобы купить велосипед, — сказал он без малейшего колебания. Какой велосипед? — сказал я. Подержанный, — сказал он. Ты полагаешь, что подержанный велосипед стоит четыре с половиной фунта? — спросил я. Не знаю, — ответил он. Я тоже не знал. Но дело было не в этом. Что именно я тебе сказал? — спросил я. Мы оба напрягли наши мозги. Желательно подержанный, произнёс я наконец, — вот что я тебе сказал. А-а, — сказал он. Наш дуэт я передаю не полностью, только основные темы. Я не сказал: подержанный, — сказал я, я сказал: желательно подержанный. Он снова принялся собирать свои вещи. Оставь их, — закричал я, — и слушай то, что я тебе говорю! Он подчёркнуто выронил большой моток спутанной бечёвки. В нём, вероятно, он и спрятал полфунта. Ты разве не видишь разницы между подержанным и желательно подержанным? — сказал я. Я взглянул на часы. Десять часов. Я лишь всё больше нас запутывал. Не старайся понять, — сказал я, — просто слушай то, что я скажу, дважды повторять я не буду. Он придвинулся ближе и встал на колени. Можно было подумать, что я при последнем издыхании. Ты знаешь, что такое новый велосипед? — спросил я. Да, папа, — сказал он. Так вот, — сказал я, — если ты не сможешь купить подержанный велосипед, тогда купи новый. Я повторяю. Я повторил. Я, который только что сказал, что повторять не буду. Теперь скажи мне, что ты должен сделать, — сказал я. И добавил: Отодвинься от меня, у тебя изо рта пахнет. И чуть было не добавил: Ты не чистишь зубы, а потом жалуешься на абсцессы, — но вовремя остановился. Был неподходящий момент вводить новую тему. Я повторил: Скажи мне, что ты должен сделать. Он собирался с мыслями. Пойти в Хоул, — сказал он, — пятнадцать миль отсюда… Мили здесь не при чём, — сказал я. — Ты находишься в Хоуле. Зачем? Нет, мне не передать. Наконец, он понял. Для кого этот велосипед? — спросил я. — Для дяди? Он всё ещё не понимал, что велосипед предназначался ему. Пожалуй, он почти догнал меня в росте. О багажнике я словно и не упоминал. Наконец он всё понял. Настолько, что спросил меня, что ему делать, если не хватит денег. Вернуться сюда и попросить их у меня, — ответил я. Естественно, я предвидел и то, размышляя над этим делом до пробуждения сына, что могут возникнуть определённые сложности, если люди спросят, откуда у него, мальчишки, столько денег. И я предвидел, что он сделает в этом случае, а именно, скажет, чтобы его проверили, или сам пойдёт в полицию, к сержанту Полю, назовет своё имя, скажет, что это я, Жак Моран, послал его в Хоул купить велосипед, тем самым наведя на мысль, что я нахожусь в Фахе. Здесь налицо два разных действия. Первое — предвидеть трудность (до пробуждения сына), второе — преодолеть её (узнав, что Хоул — ближайший населённый пункт). Но о том, чтобы дать ему понять обо всех этих тонкостях, вопрос и не возникал. Ты не волнуйся, — оказал я, — денег у тебя достаточно, и ты сможешь купить хороший велосипед, который ты доставишь сюда, как можно быстрее. Имея дело с моим сыном, надо учесть всё до капли. Он бы ни за что не сообразил, что делать с купленным велосипедом. Вполне мог бы остаться в Хоуле, Бог знает в каких условиях, ожидая дальнейших распоряжений. Он спросил меня, что со мной. Должно быть, я поморщился. Мне тошно на тебя смотреть, — сказал я, — вот что. И спросил его, чего он ждёт. Я плохо себя чувствую, — сказал он. Когда он спросил, что со мной, я ничего не ответил, а когда его никто ни о чём не спрашивал, он заявил, что плохо себя чувствует. Ты не рад, — спросил я, — получить в подарок новенький блестящий велосипед, свой собственный? Я решительно ожидал услышать, что рад. Но тут же пожалел о произнесённой фразе, она только усугубила его растерянность. К тому же наш семейный разговор слишком затянулся. Он выбрался из шалаша, и когда я счёл, что он удалился на безопасное расстояние, я выполз из шалаша тоже, с большим трудом. Он отошёл шагов на двадцать. Небрежно облокотясь о древесный ствол и отважно закинув здоровую ногу за больную, я попытался принять беспечный вид. Я окликнул его. Он обернулся. Я помахал ему рукой. Он посмотрел на меня, отвернулся и пошёл дальше. Я позвал его по имени. Он снова обернулся. Фонарь! — закричал я? — хороший фонарь! Он не понял. Да и как ему было понять за двадцать шагов то, что он не понимает вплотную? Он направился ко мне. Я мах «гул, чтобы он не возвращался, и крикнул: Иди! Иди! Он остановился и уставился на меня, склонив голову набок, как попугай, по-видимому, совершенно сбитый с толку. Я безрассудно попробовал нагнуться, чтобы поднять камею», ветку или комок земли, что-нибудь пригодное для бросания, и чуть было не упал. Я сломал над головой зелёную ветку и с силой швырнул в его сторону. Он повернулся и побежал. Поистине, бывали моменты, когда я не мог понять своего сына. Он, конечно же, знал, что я не доброшу до него даже камень, и всё-таки побежал. Вероятно, испугался, что я побегу за ним. И действительно, есть, по-моему, что-то ужасающее в том, как я бегу, запрокинув голову, стиснув зубы, согнув руки в локтях до отказа, коленями почти ударяя себя по лицу. Благодаря этому стилю бега, я нередко догонял бегунов, куда лучших, чем я. Они замирают и поджидают меня, лишь бы этот ужас скорее прекратился. Что касается фонаря, то в фонаре мы не нуждались. Впоследствии, когда велосипед займёт своё место в жизни сына, войдёт в круг его обязанностей и невинных игр, тогда фонарь будет необходим, чтобы освещать ему путь по ночам. Наверняка, предугадывая эти счастливые дни, я вспомнил о фонаре и крикнул сыну, чтобы он купил такой фонарь, который позже, в его поездках, поможет ему травиться с темнотой и страхом. И так же, как о фонаре, мне следовало бы напомнить ему быть повнимательнее со звонком, открутить колпачок и. хорошенько осмотреть его внутри, чтобы убедиться, что звонок исправно работает, причём сделать это до совершения покупки, и позвонить, чтобы услышать, какой он издаёт звук. Но у нас ещё будет время, позднее, чтобы заняться всем этим. И я буду с радостью помогать сыну, когда наступит время, оснащать велосипед самыми лучшими фонарями, задним и передним, самым лучшим звонком и самым лучшим тормозом.
