– Пошли смотреть!.. «Беспозвоночники» вытащили свой телевизор в холл!..
– Какой ГКЧП? – удивился Арик.
– Ты что, ничего не слышал?.. Ну ты даешь!..
И страшно обрадовавшись, что может кому-то открыть глаза, Веруня вывалила на него целый ворох эмоций. Оказывается, ночью произошел государственный переворот… Власть в стране взял какой-то Комитет по чрезвычайному положению… Отсюда и название «ГКЧП»… Горбачев, согласно официальным данным, подал в отставку якобы по болезни… Ну ты, наверное, понимаешь, что это за болезнь?.. Президентом у нас теперь Янаев, Крючков и кто-то еще… Запретили митинги, демонстрации, собрания, забастовки, запретили все партии, газеты, радио, телевидение… С утра гонят по ящику «Лебединое озеро»… Ельцин то ли уже арестован, то ли куда-то бежал… В Москву введены войска… К нам тоже, по слухам, движутся три дивизии…
– В общем, никто ничего не знает!.. – радостно заключила Веруня.
Лицо у нее пылало от возбуждения. По дороге в главное здание она невыносимо трещала. Арик, почти не прослушиваясь, озирался: тут такие события, а люди по Менделеевской линии идут как ни в чем не бывало. Впрочем, на кафедре зоологии сгрудилась довольно значительная толпа. К телевизору, выставленному в коридор, было не протолкаться. Веруня все же плечиком-плечиком вклинилась в тесноту. Арику тут же сунули в руки воззвание Ельцина, отпечатанное необыкновенно крупными буквами… «Реакционный и антиконституционный переворот… Члены так называемого ГКЧП объявляются вне закона»… Передавали друг другу самые последние новости… Все обкомы и горкомы КПСС, естественно, одобрили переворот… Большинство союзных республик, ну там Кравчук и прочие – тоже поддерживают… Ельцин же, оказывается, на свободе: влез на танк, призвал граждан России к борьбе… Сейчас – в «Белом доме», вокруг которого возводятся баррикады… Там, вместе с ним, часть депутатов, военные, члены правительства… Раздают оружие, будут стоять до конца… А в Ленинград еще в середине дня вернулся Собчак… Прямо в эти минуты идет чрезвычайное заседание Ленсовета… Выпустили листовку с призывом – тоже собираются возводить баррикады…
Некоторые из присутствовавших намеревались перебраться туда. Арик присоединился: все равно через десять тесных рядов ничего было не разобрать. По дороге говорили о том, что ни хрена этот ГКЧП не сможет: продержится месяца три, потом – все развалится… Только бы это не привело к гражданской войне… А кто воевать за них будет?.. Ну, идиоты найдутся… И примерно о том же возбужденно говорили на площади: Только бы не война… Только бы не вооруженный конфликт… Народ против армии… Армия против народа… Снова большевики… Мертвые хватают живых… Людей перед Мариинским дворцом было немерено. Арик сразу же потерялся, вокруг – гомон, лихорадка, заторы, взбудораженный муравейник. Слухи бродили самые неопределенные… Собчак якобы договорился с командованием Ленинградского военного округа – войска в город пока введены не будут… Ничего он не договорился: просто водители автопарков еще утром вывели фуры на пригородные шоссе, перегородили въезды, мосты, ни один танк не пройдет… Ну и что? Высадят десант с вертолетов!.. Какой десант, какой, на хрен, десант – против всего города?..
Зарождались в толпе беспорядочные течения. Арика от «Астории» перетащило на другую сторону площади… Ой!… – он подхватил, чтоб не упала, какую-то девушку. Ему сразу же подозвали, предложили кофе в мятом стаканчике. Оказалось, что это ребята из фирмы, продающей и ремонтирующей компьютеры. Вот, примчались: может быть, нужна техника, факсы. А вы откуда? Ну, университет, можно не сомневаться, весь выступит против этих чучундр. Кстати, как там у вас, на факультете, с компьютерами?.. Закричали ура-а-а!.. – процокали вдоль собора опереточные казаки. Что-то сдвинулось, переместилось – в просвете колышущихся людей он увидел Регину. До нее было, наверное, метров семьдесят. Арик, как был, со стаканчиком кофе в руках, начал судорожно проталкиваться сквозь толпу. Опомнился – бросил стаканчик под ноги. Регины уже исчезла, однако по Герцена, удаляясь от площади, двигалась большая компания. Да вот же она! Компания куда-то свернула. Он бежал, задыхаясь, как будто в гору, по вздымающемуся асфальту. За поворотом никакой компании не оказалось. Что за бред? Впрочем, в переулке, тающем от жары, не было вообще ни одного человека. Так же и на бульваре, где обвисали разморенные тополя – ни одного человека, ни единой живой души. А когда, уже перейдя с бега на шаг, он вышел к площади, на другой стороне которой вздымались толстые, будто в крепости, из багрового кирпича стены Новой Голландии, то увидел картину и вовсе не укладывающуюся в сознание: замершие у тротуара машины, трамвай, где не было ни водителя, ни пассажиров, пустые просветы улиц, набережную в дымке солнечной тишины. И опять-таки – нигде ни одного человека. Воздух казался настоем, безжалостно растворившим людей. Вкус его от этого был горьковат. Арик чувствовал, что с каждым вдохом тоже переходит в призрачное состояние. Опомнился он только на середине моста, когда увидел на другом берегу Невы скапливающийся у светофора транспорт. Кстати, и на площади машины тоже задвигались. Что это было? Никакое разумное объяснение тут не годилось. Арик и не пытался ничего себе объяснять. Тем более, что когда он вернулся на кафедру и задернул шторы (митинги митингами, а с фазово-контрастной подсветкой при солнце – никак), то мгновенно заметил, что «колокольчики», продолжающие кружение, светятся, как фонарики, изнутри слабым зеленоватым сиянием. Было оно очень нежное, трепетное, кажется немного пульсирующее, еле дышащее, таинственное, как у глубоководных медуз, разумеется, при солнечном свете совершенно не различимое, но сейчас – проступающее откуда-то, будто слабое эхо. Что бы это могло означать? Арик так и присел на корточки перед затененным аквариумом. Он, как недавно на площади, боялся вздохнуть. Казалось, только мигни, и это необыкновенное зрелище рассеется без следа.
Оснований для тревоги было более чем достаточно. Декорации менялись с такой быстротой, как будто прокручивали мультфильм. Еще во вторник ситуация была не слишком определенной, а уже в среду, после какой-то невнятной ночной попытки штурма Белого дома, в результате которой, однако, погибли несколько человек, всем стало понятно, что путч провалился. Утром в том же здании Белого дома открылась сессия Верховного Совета РСФСР, далее кабинет министров СССР официально заявил о своей непричастности к перевороту, днем по телевидению показали пресс-конференцию с осуждением ГКЧП, а ближе к вечеру стало известно, что заговорщики, видимо признав поражение, вылетели в Форос на поклон к Горбачеву.
Сам Михаил Сергеевич возвратился в Москву на следующий день и, спустившись по трапу президентского самолета – домашний, улыбчивый, в уютной вязаной кофточке, в которой, вероятно, провел весь путч, совершенно непохожий на Генерального секретаря – заявил, что вернулся в другую страну.
Все как-то сразу утихомирилось. Исчезли с улиц войска, о передвижении дивизий никто более не помышлял. И когда в пятницу, ранним утром, до него наконец дозвонилась Мита, с первых дней августа находившаяся вместе с Тотошей в Крыму, и срывающимся голосом начала спрашивать, что там у них происходит, то Арик с чистой совестью заверил ее, что – ничего особенного. Так, были некоторые пертурбации, теперь уже все позади. Не волнуйтесь, отдыхайте спокойно, я вас через три дня встречу.
В общем, походило на оперетту: выскочили на сцену злодеи с приклеенными усами, порычали немного, поразмахивали жестяными кинжалами, а как только появился благородный главный герой, сгинули за кулисами.
Примерно так же на это смотрел и Грегори. Он примчался в Петербург из Москвы, где как раз в эти беспокойные дни должна была проходить какая-то конференция. Ну, ясное дело, все расписание побоку – позвонил из гостиницы, предложил, если удобно, увидеться. На Невском проспекте, куда они вышли из вестибюля, Грегори непрерывно оглядывался и, как лошадь, втягивал воздух расширенными ноздрями.
Пояснил:
– Воздух свободы, коллега…
Тут же начал распространяться о том, как им удивительно повезло. Если бы на месте ваших Йанайефф, Крутшкофф и других находились бы люди решительные, которые не боялись бы жестких действий, жертв, поверьте, было бы значительно больше. Они совершили главную ошибку всех провалившихся мятежей: не начали стрелять в первые же минуты переворота. Ничто так не способствует успеху силовой акции, как стрельба. Она сразу же расставляет акценты и демонстрирует серьезность намерений: запугивает тех, кто слаб, притягивает тех, кто жаждет оказаться на стороне победителя. Не стоит недооценивать привлекательность силы. Нет, дорогой друг и коллега, вам исключительно повезло. История распорядилась так, что в решающий час, когда определялась судьба страны, оппозиция выставила людей, не способных ни на что, кроме маразматического спектакля. Путч провалился не потому, что его не поддержала армия, а потому, что телевидение крупным планом показало дрожащие руки нового президента. Вот когда решился исход борьбы… И, кстати, не ждите от будущего ничего хорошего. Эйфория победы быстро пройдет, а все проблемы, которые стояли перед страной, так и останутся. Более того, появится множество новых – таких, которые пока предвидеть нельзя. Вас, коллега, ждут трудные времена…
