А в памяти ярким пятном опять вспыхнула картинка – уходящий по весеннему полю Андрей.
Никто из них и близко не походил...
Через несколько секунд на лестнице появилась еще одна тройка. Бегут мягко, почти бесшумно. Оружие в опущенных руках, расслабленные и какие-то мирные.
То же видение трижды озарило сознание.
И эти не похожи.
Или не узнать, не отличить из-за облачения и амуниции?!
Она выдвинулась немного вперед, прильнула к лестнице.
Сверху послышался шорох многих подошв и тихий, приглушенный, оттого неразборчивый голос в микрофон.
Надежда сложила руки, немо взмолилась в темное пространство коридора.
На сей раз спускались пятеро, в затылок друг другу. Последний отставал на три ступени и что-то бормотал в микрофон.
И из этих она не смогла никого узнать, но подалась вперед и прошептала страстно:
– Сережа!
И вдруг один из пятерки – направляющий – резко остановился и обернулся назад. Цепочка замедлила шаг, но он махнул рукой...
– Сережа, Сережа, Сережа... – прошептала Надежда.
«Космонавт» отбросил забрало – на лице была маска противогаза. И всего лишь на мгновение включил яркий фонарик.
Свет ослепил ее.
Перед глазами был солнечный апрельский день...
Набережная давно осталась позади. Игорь Александрович мерил посохом какую-то по-ночному малолюдную улицу. Впереди, соблюдая дистанцию, трусил фокс.
Внимание привлек освещенный магазин и несколько киосков возле него. Некоторые еще работали. Игорь Александрович, невзирая на машины, пересек улицу, остановился возле газетного киоска. Обошел его кругом, разглядывая печатную продукцию, что-то узрел, склонился к окошку.
– Дайте мне атлас дорог.
– Каких дорог? – грубовато спросила сонная киоскерша.
– Автомобильных.
Она дотянулась до верхней полки, подала схему.
Игорь Александрович полистал атлас под светом, падавшим из киоска, вернул назад.
– Не подходит.
– Иди домой, дед, – буркнула киоскерша. – Дороги ему потребовались среди ночи...
– А карты у вас есть?
– Игральные?
– Географические.
– Таких нет.
– Прощайте, – сказал он в окошко. – Вы очень добрый человек. – И пошел вдоль освещенного магазина.
Киоскерша покрутила пальцем у виска.
Ослепленная, Надя не успела ничего разглядеть, но ощутила запах его дыхания, и вмиг у нее закружилась голова.
– Сережа...
Он ни на мгновение не усомнился, не удивился, не сказал ни слова и вообще никак не выразил своих чувств. Грубовато схватил ее на руки, метнулся по коридору в одну сторону – вслед за ушедшими бойцами, но тут же повернул назад. Открыл какую-то дверь, занес ее во мрак.
– Сиди здесь! – глухо крикнул через противогаз и потому чужим голосом.
– А ты куда?
– На исходный. Я тебя запру!
И исчез за дверью.
Дважды повернулся ключ...
Надежда заглянула в скважину – в коридоре было пусто.
Она помедлила, прислушиваясь, после чего посветила фонариком и отыскала выключатель. Неоновые лампы поморгали и зажглись, высветив склад, скорее всего ненужной мебели – пирамида кресел из зрительного зала, стулья, столы, старинные диванчики на гнутых ножках занимали почти все его пространство.
Надежда повалилась на диванчик и несколько секунд сидела, тупо уставившись в пол, потом, будто придя в себя, потрясла головой:
– Сережа! – и засмеялась.
Ей было жарко. Она скинула плащ, подула под воротник вязаной кофты, затем решительно стащила ее и осталась в тонкой майке.
Села, раскинув руки по спинке диванчика.
– Я тебя нашла...
По коридору послышались торопливые шаги. Она подскочила к двери, выключила свет и заглянула в скважину.
Узкий сектор перед лестницей был пуст.
Встала на колени и смотрела неотрывно.
На лестницу промелькнула тень, по ступеням простучали ботинки, и все стихло.
Надежда хотела уже подняться, но услышала шум. В тот же миг густо и вразнобой послышались негромкие хлопки, словно ладонью по воде. Она вновь прильнула к скважине...
И в этот момент совсем рядом громыхнуло и одновременно ослепило. Она отпрянула и зажала глаз ладонью. В ушах пронзительно звенело, так что вмиг пропали все иные звуки.
Надежда ощупью добрела до диванчика, присела и попыталась проморгаться, прочистила уши.
Перед глазами плыли пятна в виде замочной скважины, в ушах будто железнодорожные колеса стучали.
– Ну и пусть! – прошептала она и легла на диванчик, положив голову на свернутый плащ с расстеленной сверху кофтой...
Незримый, звенящий состав стал медленно удаляться, но перед глазами все еще плясала замочная скважина.
Все прилегающие улицы были в эту ночь оцеплены, поэтому Илья оставил машину с водителем в каком-то дворике и вместе со своим чекистом пошел пешком.
Очень скоро их остановила милиция.
– Проход запрещен! – Они встали на пути. – Отойдите, граждане!
Чекист подозвал одного, показал удостоверение.
Милиционер козырнул.
– Это со мной. – Он указал на Илью.
Они подошли к театральному центру со стороны улицы Мельникова. Народу у решетки на сей раз было мало, в основном женщины. Зато плотно стоял ОМОН, какие-то люди в гражданском уговаривали женщин выйти за оцепление.
– Как специалист, объясните. – Илья говорил на ходу. – Как лучше пройти сквозь оцепление? Взгляните опытным глазом. Где тут у нас брешь в обороне?
– Я вам вот что скажу, – строго проговорил чекист. – Как опытный и поживший на этом свете человек... Не валяйте дурака.
Илья резко остановился, оказавшись к нему вплотную.
– А вы пойдите и заявите на меня. Ну, или шепните своим коллегам, как у вас это принято. Дескать, мой несознательный работодатель хочет спасти человека. Вытащить раненого с поля боя. Сделать то, на что вы не способны, опытный человек. Ну, идите!
Пенсионер обидчиво засопел:
– Это вы напрасно... Я против самодеятельности. Нельзя вторгаться в действия профессионалов. Вы можете повредить им и заложникам.
– А если вы, профессионалы, бездействуете? Причем преступно!
– Вас могут убить, Илья Николаевич!
Илья посмотрел в сторону театрального центра и смерил расстояние до него, пробежав мысленно путь от решетки забора по дороге, мимо припаркованных машин – к центральному подъезду.
– Я пойду здесь, – сказал он. – Потрудитесь обеспечить прикрытие. От своих.
Надежда спала, хотя хлопки выстрелов и взрывы в коридоре, где-то на лестнице и в самом здании почти не стихали. Волосы и рука свалились с узкого диванчика, давно затекли неудобно подвернутые ноги, но на лице, чуть подсвеченном из-под двери, было полное блаженство.
Снаружи вставили ключ в скважину, дважды довольно громко повернули – она не проснулась.
В дверь вошел объемистый «космонавт» в противогазе, поглядел на спящую, после чего запер дверь и включил свет.
Она не проснулась...
Андрей расстегнул ремешок, громко отодрал липучку, стащил сферу, затем противогаз и оказался с радиогарнитурой на подстриженной под нуль голове.
Почти неузнаваемый...
Вылил пот, скопившийся в резиновой маске, вывернул, встряхнул и присел возле спящей, посмотрел в лицо – не проснулась...
Тогда он положил пистолет-пулемет и каску на стол, после чего снял разгрузку, набитую боеприпасами и оружием, разодрал липучки и сбросил с себя бронежилет.
Но все равно было жарко, пот струился по лысой голове и лицу.
Он стащил тонкий свитер – белая армейская рубашка под ним прилипла к телу.
Он снял и ее и стал выжимать – закапало по полу...
И вот от этого звука она вздрогнула, мгновенно села и вжалась в спинку – не узнала! Да еще яркий свет так резал глаза, привыкшие к темноте, что навернулись слезы.
– Сережа? – спросила с надеждой и страхом.
Он встряхнул рубашку.
– Ну ты и спать здорова!
Она вмиг ослабла и только сейчас ощутила, как затекли ноги и рука.
– Ты что здесь делаешь? – от пережитого испуга невпопад спросила она.
– Я-то в войну играю, – усмехнулся Андрей, пряча взгляд. – А вот ты как здесь очутилась?
– Искала тебя...
– Кто сказал про «Меридиан»?
– Сама вычислила... А ты совсем пришел?
– Нет, перекур тридцать минут. Пока отцы-командиры совещаются.
– И снова уйдешь?
Он сел рядом, но так, чтобы даже не касаться ее, – и от этого повеяло холодом. Стрижка под нуль, совсем не улыбчивые, настороженные глаза и особенная, профессиональная сосредоточенность делали его чужим...
Но тем же был обнаженный торс – знакомый, горячий, тем же – манящий родной запах, которым она бредила во сне и наяву...
Она чуть опустила взгляд и заметила – рана на боку зарубцевалась, превратилась в шрам и лишь чуть отличалась по цвету.
Андрей встал, выключил свет и сел точно на прежнее место.
Он молчал и ждал объяснений, а Надежда с ужасом вдруг поняла, что забыла, зачем его искала.
Она протянула ладонь к его плечу, но притронуться не посмела – отдернула руку. И от этого, а еще от сиюминутного ощущения собственной нелепости вдруг защемила обида.
