Татьяна де Росней - Бумеранг судьбы

Я рассказываю Астрид об Арно. Описываю комиссариат и жалкое состояние, в котором находился наш сын, рассказываю о том, как холодно и резко с ним обращался. Упоминаю о том, как он отреагировал, и о том, что до сих пор не выбрал подходящего момента, чтобы серьезно поговорить с ним, но обязательно это сделаю. Говорю, что нам придется искать хорошего адвоката. Она слушает меня, расстроенная.

– Почему ты мне не позвонил?

– Я хотел. Но что ты могла сделать, находясь в Токио? Ты и так была расстроена из-за смерти Полин.

– Ты прав.

– У Марго началась менструация.

– Да, я знаю. Она мне сказала. По ее словам, ты неплохо справился с обязанностями отца.

Волна гордости накрывает меня.

– Правда? Она так сказала? Я рад. Потому что, когда умерла Полин, я совсем растерялся.

– В смысле?

– Не мог подобрать правильные слова. Не мог успокоить Марго. Поэтому посоветовал позвонить тебе. Услышав это, она разозлилась.

Рассказ о тайне моей матери готов сорваться с губ, но я сдерживаюсь. Не сейчас. Эти минуты принадлежат нашей маленькой семье, нашим детям, нашим и только нашим проблемам. Астрид идет к холодильнику за limoncello[29] и возвращается с двумя маленькими хрустальными стаканчиками, которые я много лет назад купил на блошином рынке у ворот Ванв. Мы молча потягиваем ликер. Я рассказываю Астрид о встрече с Паримбером, о его соборе Духа. Описываю его кабинет, оформленный по всем правилам фэн-шуй, о черных рыбках, зеленом чае, цельнозерновых сконах. Она смеется. И я смеюсь вместе с ней.

Мы говорим о Мелани и ее выздоровлении, о работе Астрид, о приближающемся Рождестве. «Почему бы нам не отпраздновать его вместе в Малакоффе?» – предлагает Астрид. Ведь прошедший год выдался таким трудным… Рождество отпраздновать у нее, а Новый год – у меня. Почему бы не собраться всем вместе? Смерть Полин показала, как в этой жизни все хрупко и как много в ней грустных моментов…

– Да, было бы неплохо.

Но как быть с Сержем? Где он-то будет в это время? Я оставляю свой вопрос при себе, но Астрид, должно быть, читает мои мысли.

– После твоего звонка Серж расстроился.

– Почему?

– Ну, он не отец этих детей. Он не знает, что и как делать.

– Что ты хочешь сказать?

– Что он моложе и чувствует себя с ними неуверенно.

Жарко пылая, потрескивает огонь. Слышен храп Титуса. Я жду ее следующих слов.

– Он съехал. Ему нужно подумать. Сейчас он у своих родителей, в Лионе.

Почему я не испытываю облегчения? Напротив, я впадаю в подозрительное оцепенение, и мне это не нравится.

– Ты в порядке? – вежливо интересуюсь я.

Астрид поворачивается ко мне лицом. Я читаю на нем усталость и страдание.

– Не совсем.

Должно быть, это что-то вроде адресованного мне сигнала. Я так долго ждал этого мгновения – когда смогу снова обнять ее, прийти на выручку. Мгновения, которое поможет мне ее завоевать. Вернуть себе утраченное. Я столько раз мечтал об этом на улице Фруадево, ложась в холодную пустую постель с уверенностью, что все то, что было мне дорого, навсегда потеряно. Я ждал этого с того дня, когда Астрид призналась, что больше меня не любит. И тысячу раз представлял себе, как это будет…

Но я молчу, потому что просто не могу произнести слова, которые она жаждет услышать. Я всего лишь смотрю на нее, сочувственно склонив голову. Она смотрит на меня, заглядывает мне в глаза. И, не найдя желаемого, начинает плакать.

Я беру ее за руку и нежно обнимаю. Она рыдает, вытирая щеки руками. Потом шепчет:

– Знаешь, временами мне хочется вернуться в прошлое. Очень сильно хочется.

– Чего именно тебе хочется?

– Тебя, Антуан. Мне очень хочется, чтобы все вернулось. – Ее лицо сморщивается. – Да, я бы хотела, чтобы все у нас было, как раньше.

Астрид страстно меня обнимает. У ее поцелуев соленый вкус. Я ощущаю ее тепло, ее аромат. Мне хочется плакать вместе с ней, поцеловать ее, но я не могу. Я прижимаю ее к себе, наконец целую, но без намека на страсть. Страсть умерла. Астрид ласкает меня, целует в шею, в губы, и мне начинает казаться, что последний раз это было с нами вчера. А ведь прошло полтора года… Желание просыпается, как воспоминание, как память тела. А потом рассеивается. И теперь я обнимаю ее, как обнимал бы дочь, сестру или мать.

Во мне рождается неожиданное откровение: я больше не люблю Астрид. Я искренне беспокоюсь о ней, ведь она мать моих детей, но я ее не люблю. Я испытываю к ней нежность, привязанность, уважение, но не люблю так, как раньше. И она об этом знает. Она это чувствует. Она перестает целовать меня, перестает ласкать. Отстраняется и в сомнении прикрывает лицо рукой.

– Прости, – со вздохом говорит Астрид. – Не знаю, что на меня нашло.

Она сморкается. Мы оба молчим. Я даю ей время прийти в себя, не выпуская ее руки из своей.

– Люка рассказал мне о твоей подруге, той высокой брюнетке.

– Об Анжель.

– Как долго вы вместе?

– Со дня аварии.

– Ты влюблен?

А действительно, влюблен ли я в Анжель? Конечно влюблен. Но мне не хочется говорить об этом Астрид. Не сейчас.

– С ней я чувствую себя счастливым.

Астрид улыбается. Эта улыбка стоит ей немалых сил.

– Вот и хорошо. Прекрасно. Я рада за тебя.

И снова молчание.

– Послушай, я очень устала. Думаю, мне лучше лечь спать. Ты мог бы выгулять Титуса перед сном?

Титус, виляя хвостом, уже ждет у двери. Я надеваю пальто, и мы выходим на пронзительный холод. Пес, переваливаясь с боку на бок и то и дело поднимая лапу, делает круг по саду. И потираю руки и дышу на них, чтобы согреться. Мне не терпится вернуться в дом. Астрид на втором этаже, я поднимаюсь, чтобы попрощаться с ней. На «детской» стороне свет горит только в комнате Марго. Мне хочется постучать к ней, но я не решаюсь. Но она услышала мои шаги: дверь со скрипом открывается.

– До свидания, пап.

Похожая на маленькое привидение в своей белой ночной рубашке, она бросается ко мне, быстро обнимает и убегает назад в спальню. Я иду по коридору к комнате, которая была когда-то моей. Здесь ничего не изменилось. Астрид в прилегающей ванной. Ожидая ее, я присаживаюсь на кровать. Именно здесь она объявила, что хочет развестись. Что она его любит. Что хочет строить свою жизнь с ним, а не со мной. Я же смотрел на свое обручальное кольцо и думал, что происходящее не может быть правдой. Я вспоминаю ее упреки относительно нашего брака. По ее словам, мы оба превратились в пару разношенных старых тапок. Я тогда поморщился, услышав это сравнение, но прекрасно понял, что она хотела этим сказать. Но только ли моя в этом вина? Неужели всегда во всем виноват именно муж? По моей ли вине из наших отношений ушла романтика? Уж не потому ли, что я забывал дарить ей цветы? А может, моя вина в том, что я позволил более молодому и очаровательному принцу забрать ее у меня? Помню, как я спросил у Астрид, что она нашла в Серже. Молодость? Пылкость? То, что у него пока еще нет детей? Вместо того чтобы сражаться за нее, сражаться как сто чертей, я отступил. Сдрейфил. Первое, что я сделал после того разговора, – это наивно и глупо, знаю! – переспал с ассистенткой своего коллеги. Но это меня не успокоило. В браке я хранил верность. Я не слишком приспособлен вести двойную жизнь. У меня было единственное приключение с молодой соблазнительной женщиной во время деловой поездки, сразу после рождения Люка. После этого я считал себя последним дерьмом, чувство вины оказалось невыносимым грузом. Адюльтер – дело непростое. После этого и стала зарождаться пустыня в отношениях между мной и Астрид, и она становилась все шире, пока я не узнал о ее романе с Сержем. Наша сексуальная жизнь стояла практически на мертвой точке, и, признаю, я не пытался понять, что между нами не так, и ничего не делал, чтобы ситуация изменилась. Или не хотел знать. А может, в глубине души я догадывался, что она любит и желает другого мужчину.

Астрид в длинной футболке выходит из ванной. Глубоко вздохнув, она ложится в постель. И протягивает мне руку. Я беру ее за руку и ложусь рядом, полностью одетый.

– Подожди немного, не уходи, – шепчет она. – Подожди, пока я засну. Пожалуйста.

Она гасит ночник. Какое-то мгновение, погрузившись в сумерки, в слабом, проникающем сквозь шторы с улицы свете я смотрю на очертания мебели. Я дождусь, когда Астрид заснет, и тихонько уйду. Перед глазами в странном порядке мелькают картины. Кости на дороге, гроб Полин, Ксавье Паримбер со своей медовой улыбкой, моя мать, обнимающая женщину…

Будильник оглушительно звонит прямо мне в ухо. Я понятия не имею, который теперь час и где я нахожусь. Включается радио. «Франс инфо». Сейчас семь утра. Я в комнате Астрид, в Малакоффе. Должно быть, я заснул. Я чувствую, как ее теплые руки прикасаются ко мне, к моей коже, и это слишком приятное ощущение, чтобы я положил этому конец. Я не могу открыть глаза. Нет, – говорит внутренний голос, – нет, нет и нет! Не делай этого, вот именно этого делать нельзя! Руки Астрид раздевают меня. Нет, нет, нет! Да, – говорит плоть, – о да! Ты об этом пожалеешь, это самое глупое, что ты можешь сделать, вам обоим будет больно. О! Как приятно прикосновение ее бархатной кожи! Как мне этого не хватало! Еще можно остановиться, Антуан, еще есть время встать, одеться и убраться отсюда! Она прекрасно знает, как меня ласкать, она еще не забыла… Где и когда мы с Астрид в последний раз занимались любовью? Наверное, в этой самой постели. Полтора года назад. Жалкий кретин! Придурок! Все происходит очень быстро – яркая вспышка удовольствия. Я прижимаю Астрид к себе, неистово стучит сердце. Я молчу, она тоже. Мы оба знаем, что это ошибка. Я медленно встаю. Неловко пытаюсь погладить ее по волосам. Собираю вещи и выскакиваю в ванную. Когда я выхожу из комнаты, она все еще лежит на кровати. Но я вижу ее спину. На первом этаже завтракает Люка. При виде меня он взрывается радостью. Мое сердце сжимается.