Промокший с головы до ног, к Билли брел крепыш Джошуа Тукерман. Он был одет в рубаху лесоруба, и сейчас ее мокрые рукава свисали с локтей, как испанский лишайник. У каждого из воинов Спасителя были свои причины присоединиться к крестовому походу. У каждого была своя, не похожая на другие, история. Джошуа, например, решил принять участие в священном походе после того, как узнал, что у него рак поджелудочной железы.
— Я должен был сделать все «У Данте», — задыхаясь, простонал Джошуа. — Но тут эта вода. Что происходит?
— Возьми себя в руки, брат мой, — скомандовал Билли. — Скоро здесь будет Тимоти. — Его глазная повязка мелко дрожала. — Задушенный огонь возгорится снова.
— В самом деле? А ему хватит бензина?
Вместе они устало побрели на север, в сторону Теннесси, оставляя позади смрадные останки многоквартирных домов Балтик-авеню. Вода как будто помалу сходила. Сходила? Да неужто? Или настоящий глаз его обманывает? Да нет, уровень воды действительно упал, море уползало обратно в свое лоно. «Все так и было предсказано, — с благоговением вспоминал Билли. — Откровение, глава 12, стих 15: «И пустил змий из пасти своей воду как реку…» Но все же добро восторжествовало, о да, братья и сестры. В шестнадцатом стихе главы двенадцатой вода была поглощена землей, Вавилон пал — глава 14, стих 8, Зверь был схвачен — глава 19, стих 20».
Но как же так? Не видно что-то дыма на западе, ни единого облачка. Или у Эрни Винслоу из «Венис-парк Гексахо» не вышло открыться на два часа раньше, как было условлено? Тимоти не смог наполнить свои канистры? Билли бросился бежать.
Впереди виднелся «Трамп-кастл», злорадно поблескивая своими целыми окнами. Никаких следов пожара. Дальше — «Гаррах», тоже целый и невредимый. Поражение смертельно-бледной маской легло на веснушчатое лицо Тимоти, когда он уводил пятьсот своих сподвижников с побережья залива. Шулеры и развратники ехали в своих злорадных «феррари» и издевательских «порше» по обе стороны удрученно бредущей колонны. Как же они жестоко потешались, сигналя вслед Тимоти и его отступающему войску, какое извращенное наслаждение сквозило в их криках «Эй, святой Джо!» и «Берегитесь, божьи шуты!». Как же быстро улетучится их самодовольство, когда они увидят обвалившийся Променад, пепелища казино и истекающих кровью идолопоклонников!
Отец и сын встретились на перекрестке с Маккинли-авеню.
— Нестыковка с заправкой? — спросил Билли.
— Что? — рассеянно переспросил его сын.
— Заправка не была открыта? Вы не смогли наполнить канистры?
— Да нет, пап. — Пила Тимоти куда-то исчезла, а канистра оттягивала руку, как ядро каторжника. — Бензина много, не в этом дело.
— Что же тогда?
— Где-то между «Венис-парк» и островом, — мальчик весь сжался и ссутулился, словно под бременем гигантского яйца Зверя, — примерно на этом участке бензин… бензин… — Словно Христос, предлагающий жаждущему путнику бурдюк с водой, Тимоти протянул Билли канистру. — Попробуй, папа.
— Что ты, Тимоти, это же гнев Господень!
— Попробуй.
Билли открыл канистру, плеснул немного в крышку. Что за цвет? И запаха характерного нету. Он осторожно макнул в жидкость кончик языка.
Приятное. Нежное.
Белое.
Спаситель когда-то превратил воду в вино, а Шейла…
— Что это? — Билли оторопело смотрел на сына.
— Молоко, — отвечал тот.
— Молоко?
— Или даже сливки.
— Знаете что, отче, — заговорил Джошуа Тукерман, — лучше бы нам вернуться к яхтам, пока тут еще не опомнились.
Джули устала. Слегка кружилась голова, но восторг от сознания собственной власти был куда сильнее. «Интересно, что я за божество, — думала она, раскачиваясь взад-вперед, стоя на крыше обсерватории. — Божество любящее или карающее? Любовь — это прекрасно, но гнев позволяет особым образом воздействовать на окружающий мир». Часть ее желала направить водную лавину на эту безумную, нелепую армию, утопить их, как крыс, смыть этого паскудника Милка в море. Но в конце концов, человек должен стремиться раскрыть в себе все лучшее. Ведь ее брат каким-то образом прошел свой путь до конца, ни разу не запятнав руки кровью. Немногие пророки отличались таким человеколюбием, но она тоже поступит, как он: позволит разбойникам Милка уйти, более того, она поможет им. Принятое ею решение словно запечатлелось на ладони, которой она смахнула со лба пот. И вода спала, открывая потрепанному воинству Милка путь к отступлению.
Лишь когда отступление шло полным ходом, когда первая жалкая кучка крестоносцев взгромоздилась на плоты и, сражаясь с прибоем, пробивалась к яхтам, недобрый соблазн вернулся, пульсируя в венах далеко не божественной жаждой мести. Раздавить их, уничтожить по Моисею — око за око. Какое зрелище она могла устроить для страдальцев, разбросанных по всему пляжу, какой это был бы финал: поднять их яхты на тысячу футов и сбросить вниз, как подбитые самолеты.
Нет. Не сегодня. Может быть, в другой раз. Повинуясь настойчивому движению ладони Джули, направленной на поверхность океана, обсерватория начала спускаться. И к полудню Шейла почила.
Спускаясь на пирс, Джули уже слышала крики узнавания, болезненно отдававшиеся в измученной плоти:
— Эй, да это же та самая, из «Полночной Луны»!
— Точь-в-точь как на фотографии!
— Это она!
— Шейла!
Она шла по пандусу, с изумлением видя, как толпа расступается перед ней, словно волны перед форштевнем. Стоило Джули сделать шаг, как толпа снова смыкалась за спиной в единую сущность, воплощенное благоговение.
С высоты башни во всем этом кошмаре, что творился на берегу, была видна какая-то внутренняя закономерность, смысл. Но здесь, внизу, было царство хаоса. Уцелевшие игроки оторопело бродили среди трупов, лежавших повсюду, словно выброшенная на берег рыба. От усталости у Джули звенело в ушах, глаза словно остекленели. Она медленно продвигалась вперед, надежно защищенная окружавшим ее облаком божественности. Стоны раненых переплетались с плачем осиротевших детей, дрожала израненная плоть, истекали кровью еще не остывшие обрубки. Джули наткнулась на совсем еще молодого парнишку, левая нога которого превратилась в страшное обугленное полено.
Она что же, должна помочь всем этим страждущим? Ее долг распространяется на весь этот пляж, будь он проклят? Охватывает город с горами обожженных и искалеченных? Дальше весь штат — и в конце концов вообще все? Ока не может спасти всех этих людей сразу, она не в состоянии подарить им бессмертие и соединить их с Богом. У нее есть лишь пара рук. Она может броситься в горячку исцеления, зашивать разорванную плоть кончиками пальцев, облегчать своей слюной боль ожогов, сваривать раздробленные кости лазерным взглядом…
И тут снова — тот самый запах, что исходил от Роджера Уорта в ночь их чудесного спасения, когда «виннебаго» упал с моста, запах поклонения. Он ударил в ноздри Джули, он, казалось, доносился отовсюду. Задохнувшись от отчаяния, она рухнула на песок. Папа был прав: стоит ей выбрать широкую дорогу, и она обречет себя на оковы обожания, станет рабом восхваления.
Феба. Феба, заставившая ее поверить в себя, научившая ее рисковать. Феба, сидящая в опустошенном храме и ждущая освобождения от пьяных чар «Баккарди». Если бы не Феба, посмела бы она выступить против армии Милка? Она окинула взглядом замершую в ожидании толпу. Теперь всегда будет замершая в ожидании толпа, всегда. Нет, ребята, ее ждут дела в «Оке Ангела».
Едва переставляя ноги от усталости, Джули побрела к воде. Крики «Останься!» и «Спаси нас!» жалили Джули, как злобные осы. Но вот наконец спасительная кромка прибоя. И вскоре Атлантический океан сомкнулся над ней, и крики на берегу стали приглушенными и нереальными. Да пошли они! Им мало, что она потушила огонь? Сколько жизней спасла она сегодня? Пять тысяч? Десять? Все глубже, глубже, и вскоре уже ничего не было, кроме шелеста воды в ушах и прохладной спасительной влаги. Джули шла к «Оку Ангела», унося с собой свой гнев и наслаждаясь мерной пульсацией жабр.
С глазами, словно разбухшими от морской воды, вся покрытая пупырышками гусиной кожи, Джули бежала по причалу. Исцеление лучшей подруги — что может быть более достойной развязкой ее сегодняшнего вмешательства? Несите сюда все бутылки, она разобьет их вдребезги, она окропит их содержимым песок и построит из него, как в детстве, песочные замки. Несите всех этих «Летучих мышей», «Баккарди», «Вепрей Гордона», «Курвуазье» вместе с «Наполеоном», «Бифитером». Подавайте сюда «Олд Гранд Деда», «Джека Дэниэлса», «Джима Бима», «Джонни Уокера», всю эту пьяную братию.
— Феба! — закричала Джули, ввалившись в дом, но ответа не последовало. — Феба! Феба!
Лишь папины книги безучастно внимали ее призывам.
