Контора, где располагался журнал «Будуар миледи», находилась в здании на одной из скромных улочек неподалёку от Ковент Гарден; и не успел я подойти к двери, пробравшись мимо ящиков с капустой и помидорами, как из неё вышла не кто иная, как миссис Литтл. Она тепло приветствовала меня, как и подобает приветствовать друга семьи, хотя я не навещал их целую вечность.
— Как тебя занесло в эти края, Берти? Никогда не думала встретиться с тобой восточнее Лейкерстерской площади.
— Я принёс статью для тёти Делии. Она издатель журнала «Будуар миледи», а её контора находится в этом здании на втором этаже.
— Какое совпадение! Я только что пообещала написать для её журнала статью!
— Откажись, пока не поздно, — от всей души посоветовал я. — Ты просто представить себе не можешь, какой адский труд… Ох, господи, я совсем забыл. Тебе ведь это раз плюнуть.
Глупо, конечно, с моей стороны. Малыш Бинго Литтл, если помните, женился на знаменитой романистке, Рози М. Бэнкс, авторе несусветной чепухи, которая была очень популярна и расходилась массовым тиражом. Естественно, написать какую-то жалкую статью ей ничего не стоило.
— Да, меня это не затруднит, — сказала она. — К тому же твоя тётя подсказала мне блестящую идею.
— Прекрасно. Кстати, я разговаривал с Дживзом насчёт горничной. Он обещал кого-нибудь тебе подыскать.
— Спасибо, Берти. Кстати, что ты делаешь завтра вечером?
— Свободен, как пташка.
— Тогда приходи к нам на обед. Я пригласила твою тётю, и она надеется, что уговорит прийти твоего дядю. Я очень хотела бы с ним познакомиться.
— Спасибо. С удовольствием приду.
Я не кривил душой. Может, в доме Литтлов было туго с горничными, но с поварами они затруднений не испытывали. Где-то, когда-то, как-то повелительница Бинго откопала француза, обладающего сверхъестественными способностями. Потрясающий повар: одно его raguot чего стоило. Старина Бинго прибавил не меньше десяти фунтов с тех пор, как Анатоль появился у них на кухне.
— Жду тебя ровно в восемь.
— Замётано. Ещё раз спасибо за приглашение.
Она упорхала, а я поднялся наверх, чтобы отдать экземпляр — как мы, журналисты, его называем — рукописи. Когда я вошёл, тётя Делия сидела, зарывшись в бумаги по уши.
По правде говоря, я не очень-то жалую своих родственников, но тётя Делия была исключением. Она вышла замуж за моего дядю Тома — между нами, жуткого брюзгу — в тот год, когда «Василёк» выиграл скачки в Кембриджшире, и помню, не успели они сойти со ступенек церкви, как я сказал сам себе: «Эта женщина слишком хороша для старого хрыча». У тёти Делии большая, добрая душа, какие бывают у заядлых охотников. К слову сказать, прежде чем выйти замуж за дядю Тома, она почти не вылезала из седла, но он не пожелал жить в загородном доме, поэтому сейчас тётя Делия с головой ушла в издание своего журнала.
Когда я вошёл, она вынырнула из своих бумаг и приветливо на меня посмотрела.
— Привет, Берти. Послушай, неужели ты действительно закончил статью?
— До последней запятой.
— Пай-мальчик! Могу поспорить, ты всё там переврал.
— А вот и нет. Если хочешь знать, статья получилась, что надо, даже Дживз её одобрил. Правда, он немного поспорил со мной насчет шёлковых рубашек, но я тебе точно говорю, это последний крик моды. Скоро весь высший свет Лондона будет надевать их по торжественным случаям.
— Этот твой Дживз, — тётя Делия выкинула какую-то статью в корзинку для бумаг, — ни на что не годный старый пень. Можешь ему передать, что я так сказала.
— Перестань, тётя Делия, — возразил я. — Он, конечно, не дока в шёлковых рубашках, но…
— Я говорю о другом. Прошла целая неделя с тех пор, как я попросила его подыскать мне хорошего повара, а от него ни ответа, ни привета.
— Боже всемогущий! Разве Дживз бюро по найму прислуги? Только что я встретил миссис Литтл, которая просила его найти ей хорошую горничную. Кстати, она сказала, что пишет для тебя статью.
— Слава богу, да. Я очень надеюсь, это позволит мне продать тираж. Лично я не могу читать её белиберду, но почти все женщины от неё в восторге. Думаю, с её именем на обложке журнал расхватают. А нам нужны деньги.
— «Будуар миледи» не пользуется успехом?
— Может, и пользуется, но его плохо покупают.
— Мне кажется, тебе должно повезти.
— Хорошо бы мне удалось убедить в этом твоего дядю Тома, когда у него наступит минута просветления, — сказала тётя Делия, выкидывая очередную статью в корзинку для бумаг. — В последнее время на старого оболтуса напала хандра. А всё из-за этой мымры, которая называет себя поварихой. Ещё два-три её мнимых обеда, и Том откажется платить по типографским счетам.
— Ты шутишь!
— Если бы! Вчера вечером она приготовила ris de veau a la tenaciere, после чего он три четверти часа говорил о выкинутых на ветер деньгах.
Я прекрасно понимал тётю Делию и очень ей сочувствовал. Мой дядя Том заработал на Востоке огромную кучу денег, но при этом вконец испортил себе пищеварение и поэтому был непредсказуем. Очень часто он садился за стол весёлый, как птичка, и щебетал вплоть до рыбных блюд, а когда подавали сыр, неожиданно синел, зеленел и становился зол, как чёрт.
Как звали того типа, книги которого меня заставляли изучать в Оксфорде? Шип… Шоп… Шопенгауер. Да, именно так. Брюзга, не приведи господи. Так вот, когда желудочный сок дяди Тома обжигал ему рёбра, он мог дать этому самому Шопенгауеру сто очков форы. И самое страшное — с точки зрения тёти Делии, — в эти минуты он считал, что находится на грани банкротства, и начинал на всём экономить.
— Тяжёлый случай, — сказал я. — Как бы то ни было, завтра ему обеспечат хороший обед у Литтлов.
— Ты мне это гарантируешь, Берти? — взволнованно спросила тётя Делия. — Я просто не могу рисковать идти с ним в гости, если его накормят там какой-нибудь дрянью.
— У них сказочный повар. Правда, я не заходил к ним пару месяцев, но если он не потерял своей формы, дядя Том запомнит этот обед на всю свою жизнь.
— И разозлится ещё больше, когда вернётся домой к подгоревшим бифштексам,
— сказала тётя Делия тоном, вновь напомнившим мне о Шопенгауере.
* * *
Маленькое гнёздышко, которое свили себе Бинго и его жена, находилось в «Лесу Святого Иоанна», где у них был небольшой аккуратный домик, окружённый садом. Когда на следующий вечер я постучал к ним в дверь, оказалось, что я пришёл последним. Тётя Делия болтала с Рози в углу, а дядя Том стоял с Бинго у камина, потягивая коктейль с таким подозрительным видом, словно он был в гостях у Цезаря Борджиа и прекрасно понимал, что, если его не отравят на этот раз, всё равно скоро его песенка будет спета.
Впрочем, я не ожидал от дяди Тома joie de vivre, поэтому не обратил на него особого внимания. Но мрачное лицо Бинго меня поразило. Знаете, малыш никогда не блистал достоинствами, но по крайней мере я не припомню, чтобы он на кого-нибудь наводил тоску. Когда Бинго был холостяком, его дела не всегда шли успешно, тем не менее он всегда оставался жизнерадостным. А сейчас они с дядей Томом стоили друг друга. Бинго выглядел измождённым и измученным, совсем как Борджиа, который внезапно вспомнил, что с минуты на минуту прозвучит гонг на обед, а он совсем забыл сдобрить цианистым калием consomme.
И загадка не разрешилась после единственной фразы, которую Бинго произнёс перед тем, как беседа стала общей. Наливая мне коктейль, он внезапно наклонился и лихорадочно прошептал:
— Берти, мне необходимо с тобой увидеться. Дело жизни и смерти. Я зайду к тебе завтра утром.
Больше он ничего не успел сказать, так как в эту минуту нас пригласили на пир богов, и я позабыл обо всём на свете, потому что бесподобный Анатоль, воодушевлённый тем, что пришли гости, превзошёл самого себя.
Поверьте, в делах такого рода я никогда не сужу поспешно. Прежде чем высказать своё мнение, я тщательно всё взвешиваю. Тем не менее я готов повторить, что Анатоль в самом деле превзошёл самого себя. Такой вкуснятины я давно не пробовал, что же касается дяди Тома, он ожил, как увядший цветок после поливки. Когда мы садились за стол, он высказал о правительстве мнение, которое правительству явно пришлось бы не по душе. После consomme pate d`Italie он сказал, что в настоящее время ничего иного от правительства нельзя ожидать, а отведав panpiettes de sole a la princesse, признался, что правительство, по крайней мере, нельзя винить в плохой погоде. Потом он принялся за caneton Aylesbury a la broche и стал разглагольствовать о том, что в крайнем случае мог бы оказать правительству поддержку.
И всё это время Бинго сидел как сыч и молчал. Конец света!
Я размышлял о том, что с ним стряслось, пока шёл домой. Я надеялся, он не притащится плакать мне в жилетку спозаранку. У бедолаги был такой вид, словно он собирался вломиться в мою квартиру не позже пяти утра.
Когда я вернулся к себе, Дживз меня ждал.
