- Эх, бля, Андрюха, пропадаете вы, молодежь-то, - вздыхал дядя Миша, - ни хера в жизни не шарите. Мы в ваши годы…
- Дядя Миша, - внезапно оборвал его Андрей, - ты знаешь, что такое симулякр?
- Чего, бля?
- Ну, симулякр … Слово такое.
- А, - махнул рукой дядя Миша и отхлебнул из бутылки, портвейна осталось как раз на глоток, - на хер тебе этот симулякр или как там его, Андрюха, вот ты, бля, послушай… - Но Андрей прервал его и на этот раз.
- Как это на хер, - внезапно вспыхнул он, - Это важно. Важно, понимаешь, дядь Миш…
Но дядя Миша не понимал. Он допил портвейн и выкинул пустую бутылку в кусты. Потом громко рыгнул.
Андрей внезапно почувствовал ненависть к этому человеку. Как это на хер симулякр? Как это? Не просто же так!.. Не просто так он к нему привязался. Совсем не просто…
Андрей вдруг понял, что сжимает нож, который он взял в ларьке у Ирки, и смотрит на дядю Мишу в упор. Тот внезапно переменился в лице.
- Ты чего эт, Андрюх, а?
Но Андрей не дал ему договорить. Он ударил в горло, со всей силы. Нож пропорол кожу и глубоко вошел в глотку. Дядя Миша захрипел и повалился со скамейки. Из горла мощной струей била кровь.
- Как это на хер… Как это? – пробормотал Андрей.
Потом он склонился над дядей Мишей, который все еще дергал ногами под скамейкой, правда, эти движения становились все слабее и слабее, и вытер нож об его пиджак. Дядя Миша смотрел на него стекленеющими глазами.
Андрей порылся у него в карманах и выгреб две смятых десятки и мелочь. Еще на бутылку портвейна хватало. Он встал, убрал нож и пошел к ларьку.
- Как это на хер? Как это? – шептал он по пути. – Нет, нельзя посылать симулякр на хер.
У ларька он остановился. Снова заглянул в окошко.
- Спасибо, Ир, - и он протянул нож.
- Пожалуйста.
Андрей высыпал мелочь.
- Дай мне бутылку портвейна.
Ирка протянула ему зеленую бутыль. Потом пересчитала деньги.
- Все правильно? – спросил Андрей.
- Да, все ровно.
- Ну, ладно, пока. Я пошел… - сказал Андрей, потом вдруг обернулся и выпалил, - симулякр…
- Чего?
- Да так, - смутился Андрей, - симулякр… Ну, пока.
- Пока.
И Андрей, сжимая в руке бутылку портвейна, пошел домой.
Летальная история безымянного торчка
Блядь, вот это приход! Словно тысячи иголок, присоединенных к шприцам, наполненным молоком из грудей Пресвятой Девы, вонзились в вену. Ощущения – мать вашу, какие ощущения? Это поток. Чистый поток, который захватывает вены и ползет, ползет, поднимаясь к горлу, обжигая его первой волной тепла, и вот, вот же! – он уже в мозгу, бьется, рассыпаясь на мелкие брызги. Чувствуешь, как он взламывает рассохшиеся двери сознания, которое еще сопротивляется, намекая на запретный плод, но уже чувствует свое поражение, и несется туда, вглубь твоего эго.
Такого прихода не бывает от грязного уличного порошка, это чистяк – и он это знает. Он проваливается в податливую плоть дивана, и чувствует, как его душа, душа невинного ребенка, покидает изможденное, испещренное точками уколов тело, следуя заветам древнегреческого философа Платона, и несется ввысь, к далеким мирам. Бетонный потолок, с пыльной, засиженной мухами лампочкой, болтающейся на кишке провода, расплывается, пропуская его сквозь себя, туда – вверх. Он знает, что там, дальше – рай.
Так и есть. Вместо потолка он видит небо. Он несется к нему, рассекая пространство, круша законы элементарной физики, взламывая саму суть вещей. Белоснежная пелена облаков – да-да как порошок, остатки которого рассыпаны на табуретке рядом с потемневшей ложкой и зажигалкой – становится прозрачной. А потом и вовсе остается внизу, под ним.
Он на небе. И это уже на порядок выше, чем дано большинству обывателей, цепляющихся за тонкую нить своего бессмысленного существования. Это как будто у тебя в руках пульт дистанционного управления, позволяющий одним нажатием кнопки разрушить планету.
Он оглядывается. Ничего. Только белая пелена. И нежные волны экстаза, катящиеся по прозрачной поверхности океана сознания. Это рай. Рай, мать вашу, а чему бы иначе еще быть?
Он делает первые шаги по раю. Как робинзон, попавший на необитаемый остров… нет, даже не на остров, а в необитаемую вселенную, которую ему еще предстоит открыть для себя. Что тут скажешь? Да ничего. Хочется послать все слова на хуй.
Он смотрит: ему интересно каждое движение, каждое слабо уловимое изменение этого мира. Каждое колыхание белой пелены, окружающей его.
Вдалеке он видит огромные ворота. Он уже знает – это ворота, открывающие дорогу к потаенным сокровищам сознания. Он идет к ним, ступая осторожно, очень осторожно, как ребенок, который только научился ходить.
По мере его продвижения ворота приближаются. Они огромны. В обыденном мире не существует силы, способной воздвигнуть такие ворота. Эта сила есть лишь внутри его мозга.
Он подходит к воротам и восторгается их величием и величием их Создателя. Его разум чист как никогда, перед ним истинно божественное творение.
Внезапно его мысли обрывает окрик:
- Хэй, дружбан, добро пожаловать в рай!
Только тут Он замечает, что у самых ворот, в тени одной из приотворенных створок сидит человек. У человека длинные волосы, повязанные тесьмой с витиеватым рисунком, на нем что-то вроде просторного хлопкового балахона, на запястьях разноцветные фенечки, сплетенные из бисера, ноги человека босы. Ни дать, ни взять – перед ним хиппи. Значит, это хипповский рай.
Он неуверенно приближается к человеку. Теперь Он видит, что человек курит. Его ноздри улавливают слабый, но знакомый аромат марихуаны.
- Смелее, дружбан, - улыбается человек, - не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Я здесь, чтобы встретить тебя!
Он молча подходит к человеку. Тот по-прежнему сидит, его ноги скрещены по-турецки. В руках у него здоровый косяк, он затягивается им и выпускает клубы плотного ароматного дыма. Человек смотрит на него добродушным взглядом, на его губах блуждает улыбка.
- Я ждал тебя, - говорит человек. - Я – апостол Петр, - он плавно встает, - да-да – тот самый, - и, не давая ему что-либо пробормотать в ответ, продолжает - добро пожаловать в рай!
Вот так встреча! Вновьприбывший не находит что сказать и поэтому просто здоровается:
- Привет.
- Привет, привет, - улыбается апостол Петр, - рад видеть тебя здесь. Будь как дома и ничего не бойся, ты ведь этого и хотел, да? Хотел оказаться в раю. Ха-ха! - белки глаз апостола покраснели от марихуаны. - И вот ты в раю, чувак. В самом заебенном месте во всей вселенной. Курить будешь? - и протягивает ему косяк.
Он берет косяк, по-прежнему молча. Недоверчиво смотрит на косяк. Косяк настоящий. Но ведь, если это рай, то…
- Здесь вовсе не должны жить праведники, чувак, - словно прочитав его мысли, отвечает апостол Петр. Все это гребаный стереотип. Да, у Отца был когда-то имидж святоши, на заре карьеры, так сказать, но он уже давно его сменил. Правда, люди – я имею в виду обывателей, ты же не такой, правда? – в силу своей тупости, по-прежнему, упрямо цепляются за этот образ…
Он затягивается. Косяк немного обжигает и сушит горло. Он чувствует, как дым заполняет легкие, и от этого становится приятно. Он выдыхает.
- Спасибо. Хорошая трава.
- Это еще что, вот у Отца – у того травка – улет.
Апостол Петр тоже с удовольствием затягивается. Его глаза подернуты маслянистой паволокой, какая бывает у завзятых курильщиков травы.
- Чувак, - говорит апостол Петр, - как я уже говорил, я здесь, чтобы встретить тебя. Поэтому пойдем – покажу тебе, как тут у нас вся бодяга устроена, а потом милости прошу к Отцу. Отец очень тебя ждет.
- Отец? - переспрашивает Он, медленно вникая в смысл этих слов.
- Да-да, он самый. По-вашему – Бог. Или Господь Бог. Отец Всевышний, короче. Он тут всем заправляет.
И апостол Петр дружелюбно указывает на вход в рай. Он нерешительно идет к нему. Апостол Петр следом.
- Смелей, чувак, тут все свои.
Неужели это рай? В голове не укладывается. Не может быть!..
Но ведь апостол Петр настоящий. И косяк тоже. Блядь, это рай! И Бог ждет его! Его, а не сраных ублюдков, прозябающих на планете земля с ним по соседству.
Они проходят ворота, и перед ним открывается мир, наполненный белым свечением. Все вокруг усеяно белым порошком, который и издает это свечение.
Он наклоняется и подбирает горсть. Пробует языком. Немного горький, вкус ему знаком. Нет сомнения – это героин. Причем, еще более чистый, чем тот, что он себе сегодня вмазал. Ангельская пыль.
Неужели в раю все торчат? Хотя, может, здесь как раз то место, где все неприкаянные души вроде Него находят себе отраду за бесконечные унижения в прошлом глупом и бессмысленном мире.
