Глава 22
Идеально Одинокое Рождество
Архангел Разиил завис над большим витражом церкви Святой Розы и заглянул внутрь сквозь розовое стеклышко, из которого состояла щека самой Розы. Улыбнулся делам рук своих, взмахнул огромными крылами и отправился добывать шоколадку, которая поддержит его в долгом пути домой.
Жизнь — бардак. Если б каждый кусочек головоломки вставал на свое место, каждое слово было добрым, каждый случай — счастливым, если б, если б… Но так не бывает, поэтому жизнь — бардак. И люди, в общем и целом, — гады. В этом году, однако, Одинокое Рождество в Хвойной Бухте праздновалось в какой-то особенно просветленной радости, с заразной доброжелательностью и в абсолютной гармонии духа, сиявшей во всех гостях, словно их отполировали до ослепительнейшего блеска. Такие вечеринки бардаком назвать язык не повернется.
— Тео, — сказала Молли. — Ты не мог бы принести остальные кастрюли с лазаньей из машины?
Сама она уже принесла две сковородки с длинными ручками и теперь тщательно сгибала колени, ставя их на буфетный стол, чтобы микроскопическая юбочка оставалась сзади в рамках пристойности. Декольте на этом МЧП («маленьком черненьком платьице», специально по этому поводу одолженном у Лены) стремилось книзу. Первое по-настоящему открытое платье, которое Молли надела за много-много лет.
— Могли бы и барбекю ограничиться, — сказал Тео.
— Я говорила вам, задроты, что ураган свернет на юг, — проворчала Мэвис Сэнд, отпиливая кончик багета, словно моэль на титаническом обрезании. (Доброжелательность в некоторых сияет иначе, нежели в остальных.)
Молли наконец удалось утвердить лазанью на столе, и, развернувшись, она оказалась в объятиях своего мужа, гигантского богомола.
— Эй, морячок, у Малютки Воительницы еще масса дел.
— Я только хотел тебе сказать, — ответил Тео, — пока все не съехались, что выглядишь ты совершенно ошеломительно.
Молли обмахнула рукой декольте.
— Шрамы же так не поступают, правда? Не исчезают за одну ночь?
— Мне-то какая разница? — сказал Тео. — Никогда никакой не было. Погоди, еще увидишь, что я тебе на Рождество подарю.
Молли поцеловала его в подбородок.
— Я тебя люблю, хоть склонности мутанта у тебя и проявляются. А теперь отпусти меня, Лене нужно помочь с салатом.
— Не нужно, — сказала Лена, появляясь из задней комнаты с громадной салатницей в руках; ей в затылок дышал Такер Кейс со стальным подносом заправок. — О Тео, — сказала Лена. — Надеюсь, ты не будешь против, но Дейл сегодня зайдет в костюме Санты.
— Я думал, у вас, ребята, еще боевые действия, — сказал констебль.
— Они и были, но пару дней назад он меня сильно удивил. Я как раз вечером воровала у него рождественские елки для неимущих и уже совсем рассвирепела, когда появился Такер и дал ему в нос.
Такер Кейс ухмыльнулся:
— Я же летчик, а мы привыкли к нештатным ситуациям.
— Ладно, — продолжала Лена. — Дейл был пьян. Расплакался, рассопливился, стал рассказывать, как ему трудно с новой подружкой, как он терпеть не может, когда все считают его злобным застройщиком… Вот я его сюда и пригласила. Подумала, может, если удастся сделать что-нибудь хорошее для детишек, ему полегчает на душе.
— Не вопрос, — сказала Тео. — Я рад, что вы ладите.
— Эй, Тео! — К ним через весь зал подбежал Джошуа Баркер. — Мама говорит, на вечеринку Санта придет.
— Заглянет, но очень ненадолго, Джош, а потом ему по всему маршруту еще ехать.
Тео поднял голову — к ним приближались Эмили Баркер и ее приятель/муж/что-то Брайан Хендерсон. На нем была красная рубашка старпома Звездного флота.
— Веселого Рождества, Тео, — сказала Эмили Баркер.
Тео обнял ее и потряс руку Брайана.
— Тео, ты не видел Гейба Фентона? — спросил тот. — Я ему рубашку хотел показать — мне кажется, он затащится. Ну, знаешь — рохли всех стран, соединяйтесь.
— Он здесь только что был, но потом приехала Вэл Риордан, они поговорили, и я их больше не видел.
— Может, погулять вышли? Отличный вечер, правда?
— Правда, — сказала Молли, прижимаясь к мужу.
— Он же сказал, что у него хорошо с погодой, — сказал закадровый голос.
— Ш-ш-ш, — шикнула Молли.
— Прошу прощения? — сказал Брайан.
А за церковью мертвые тоже заразились праздничным духом.
— Он ее щас завалит прям тут, на погосте, — сказал Марти Поутру. — Кто бы мог подумать, что мозгоправы умеют так стонать? Карнальная воплетерапия, док?
— Ни за что, — отозвалась Бесс Линдер. — На ней «Армани», она его пачкать не захочет.
— Вы правы, — сказал Джимми Антальво. — Они просто обсосут друг другу физиономии, а примирительный секс оставят до после гулянки. Только откуда вы знаете, что на ней «Армани»?
— Вот странность, — ответила Бесс. — Понятия не имею. Наверное, женская интуиция.
— Спели бы «Доброго короля Венцеслава», — вздохнула школьная учительница Эстер. — Обожаю эту песню.
— Кто-нибудь видел кошмарную собаку биолога? — спросил Малькольм Каули, мертвый книготорговец. — В прошлом году тварь помочилась на мое надгробье три раза.
— Минуту назад он тут что-то вынюхивал, — сообщил Марти Поутру, — но убежал внутрь, когда стали выносить еду.
А внутри Живодер сидел под рождественской елкой и разглядывал очень странное существо. Он таких раньше не видел. Существо это висело на ветках, но не белочка — да и едой не пахло. Вообще-то лицом оно больше всего напоминало другую собаку. Живодер заскулил и принюхался. Если это собачка, где у нее попа? Как с ней поздороваться, если нельзя понюхать попу? Живодер осторожно попятился, чтобы разглядеть этакую невидаль получше.
— Чьебо уставилься? — сказал Роберто.
И не успеешь оглянуться, а Рождество уж тут как тут[6]
Год спустя — то есть через 365 дней после Идеально Одинокого Рождества — в городок въехал чужак. Звали его Уильям Джонсон, а работал он в закутке внутри огромного стеклянного куба в Кремниевой долине. Там он весь день передвигал по экрану разные штукенции. Жил сам по себе в кондоминиуме, а каждое Рождество брал две недели отпуска, ехал в какой-нибудь городишко, где его никто не знал, и отмечал праздник по-своему. На сей раз для персональной гулянки он выбрал Хвойную Бухту. Он предвкушал деяние, ибо впервые совершал его так близко к дому. Безрассудство можно себе позволить — это его двенадцатая рождественская поездка, ровная дюжина, чего ж не угоститься? А кроме того, отпуск задержался на неделю из-за свистопляски с проектом, поэтому на сей раз времени для тщательных поисков не осталось. Тут далеко не уедешь.
Уильям никогда особо не вникал, почему хобби одолевает его именно в Рождество. Так вышло, что впервые оно отпраздновалось в Элко, штат Невада, где Уильям встретился с женщиной. Познакомился с нею в Юзнете, а когда выяснилось, что она не только сама не живет в Элко, но и вообще не «она», Уильям выместил свою фрустрацию на проститутке с местной стоянки дальнобойщиков. И понял, что ему понравилось. И потом, опять-таки, все, наверное, из-за того, что его мамаша (блядь!) так и не снабдила его средним именем. Ведь человеку полагается носить среднее имя, черт бы его драл. Особенно если хочешь стать коллекционером, как Уильям.
Проезжая в арендованном грузовом фургоне по Кипарисовой улице, Уильям мычал себе под нос «Двенадцать дней святок»[7] и улыбался. Двенадцать. В глубине фургона, в кулере, в вакуумных упаковках меж листов прозрачного пластика один к одному в ряд розовыми подушечками покоились на сухом льду одиннадцать человеческих языков.
Уильям поставил фургон на стоянку перед салуном «Пена дна», поправил наклеенные усы, огладил поддетый костюм с набивкой, в котором выглядел на двадцать лет старше, и ступил на асфальт. Захолустный, просроченный и, в общем, ветхий фасад заведения внушал оптимизм: отличное место для поисков двенадцатого экспоната.
— «И куропатка в грушевых ветвях», — тихонько мурлыкал Уильям.
В поисках темы для Одинокого Рождества наступил термоядерный расплав.
— Это же, блядь, Рождество, — ворчала Мэвис. — Прифигачить мишуру, срубить сосну, плеснуть в яичный коктейль рому побольше — и как новенькое. Вам чего надо, Второго Пришествия?
Некоторые вспоминали прошлый опыт, и тогда из-за Идеально Одинокого Рождества им становилось как-то не по себе. Снились сны, кошмарились кошмары, вспыхивали даже обратные кадры того, что и вспомнить никто не мог толком: было — не было? Однако странное дело: гуляк это не обескураживало, все были готовы устроить в этом году зашибенскую вечеринку, словно дали себе слово починить то, что и сломано-то не было. Разговоры о Рождестве начались с Дня всех святых, а потому оргкомитет уже поколачивало от напряжения.
