– Верно. Сделаем так или наоборот?
– Как им удалось забрать Эми? – удивлялся я. – Ты уверена, что заперла комнату и ключи все время были у тебя?
– Конечно.
Габриэль подошла к окну. Оно было заперто. Она его отперла и проверила наружные ставни. Они тоже были заперты и заблокированы.
Она стала тереть лицо руками.
– Слушай, – сказала она. – Я ничего не понимаю. Давай решим эту проблему. Заберем Эми и покинем страну.
– Нам еще не вернули паспорта, – напомнил я.
– Значит, поедем во Францию и обратимся к властям, но не испанским. Не знаю, нам нельзя здесь оставаться. В конце концов, если ты оказываешься без паспорта, то тебя депортируют в страну, где ты родился. Я так думаю.
– Ладно, – согласился я. – Мне ехать к конструкциям Чиллиды?
Я чувствовал, что резко протрезвел, хотя, конечно, был еще слишком пьян, чтобы садиться за руль; но другого выхода не было.
– Нет, – твердо заявила Габриэль. – Мы сделаем все наоборот. Я поеду к конструкциям, а ты отправляйся на железную дорогу. Кроме того, я меньше выпила. Тебе ближе ехать.
– Возьмем телефоны, – решил я. – Если возникнут сомнения, договоримся и все переиграем.
Дождь не шел, но было темно. Я представлял, где находится железная дорога, но не точно. Я надеялся, что по пути решу, что делать дальше.
Я взял с собой фонарь, хотя и был убежден, что батарейки обычно служат несколько секунд, а потом устройство гаснет.
Нам не объяснили, где именно нашли Эми, а я был так счастлив видеть ее живой, что даже не подумал это выяснить.
Несколько раз я поворачивал не на ту дорогу, и была большая вероятность, что из-за выпитого я совсем утратил способность ориентироваться, тем более что мой обзор ограничивался узкой полосой в море серой мглы. В какой-то момент мне показалось, что меня преследуют, но через несколько миль машина отстала.
Я уже почти уверился, что сбился с дороги, когда за очередным поворотом вдруг понял, что нахожусь на нужном мосту.
Я взял фонарь и стал спускаться по насыпи. Смутно помню, что хотел удостовериться, не наблюдает ли кто-нибудь за мной, хотя и не знал, что смог бы предпринять в таком случае.
Я достал телефон и на ходу позвонил Габриэль. Я считал, что до нужного места придется идти несколько сот ярдов, потому что малышку нашли не рядом с мостом. У меня оставалось время, чтобы проверить, как дела у Габи.
– Я уже проехала Бильбао, – сообщила она. – Сейчас на дороге в Сан-Себастьян. Думаю, доберусь туда за полчаса.
– Позвони, если возникнут проблемы. Я на путях, так что буду смотреть в оба.
– Отлично, – одобрила она. – Позвони, как только ее найдешь, и я сразу приеду.
Я почему-то решил, что Эми будет найдена рядом с путями, но если бы заметил бараки путевых рабочих, проверил бы и их.
Слабо светила луна, мне стало ясно, что и так все видно, поэтому я решил поберечь батарейки и выключил фонарь. Но меня беспокоило, что я могу что-то пропустить в полумраке, поэтому время от времени мне приходилось его включать. Еще меня волновало, что я могу проверять только одну сторону – дорога была довольно широкой. Не имело смысла идти зигзагами, кроме того, это было опасно; поэтому я решил, что полмили буду искать с левой стороны, а потом по другой стороне пойду обратно.
Я заметил заросли с противоположной стороны пути – это было место, которое следовало бы проверить, поэтому почти с самого начала мне пришлось нарушить свою систему.
Я наступил на рельс и стал балансировать на одной ноге, не зная, куда лучше шагнуть второй ногой.
Я не видел и не слышал приближающегося поезда. Вероятно, адреналин уже успел улетучиться и мое тело, измотанное борьбой с алкоголем, перешло в состояние отупения.
Я ощущал, что на меня со страшной скоростью движется что-то огромное. Мои глаза были так ослеплены светом, что я ничего не мог разглядеть. Поезд беспрестанно гудел, предупреждая об опасности. Вероятно, машинист меня видел, или они дают гудок на каждом повороте. Я знал, что мне нужно двинуться вперед. Мне надо было заставить себя переступить через рельсы и оказаться за путями. Я упал на землю. Мои руки касались стальных рельсов. Я в недоумении смотрел на них, понимая, что они не должны быть там. Мне нужно было зацепиться и перекатиться через рельсы. Я осознавал, что если мои руки останутся в том же положении, их отрежут колеса поезда.
В замешательстве я потерял несколько секунд. Поезд был уже передо мной. Казалось, на меня надвигалась башня. Я убрал пальцы с рельсов.
Мои ноги.
Они прикасались к рельсам? Когда я споткнулся, мои ноги зацепились за пути?
Я подтянул их.
Теперь поезд был надо мной. Колеса отбивали ритм по бокам от моего тела. Я был оглушен. И боялся, что у вагонов есть подвесные части между колесами. Я смутно осознавал, что поезд может зацепить меня на скорости шестьдесят миль в час, разорвать на куски и выбросить обратно на пути. Я старался вжаться в землю. Моя левая щека с силой прижималась к грязному гравию.
Потом все закончилось. Поезд прошел.
У меня возникло желание побыстрее встать.
Я полагал, что один поезд никогда не следует сразу за другим. Я поднял голову, чтобы оглядеться. Мой левый глаз был весь в масле и копоти. Мне не хотелось его открывать, а когда я попытался протереть его рукавом, то только растер грязь и она попала под веко.
Теперь в моем распоряжении оставался один глаз.
Мне удалось подняться и сойти с путей. Я где-то потерял фонарь. Я постарался определить, на каком расстоянии от рельсов должен его искать.
И тогда я ее услышал.
Без сомнения, плакал ребенок.
Я крикнул – в чем не было смысла:
– Я иду, Эми!
Я опгупывал все вокруг. Неожиданно я увидел фонарь рядом с собой, с другой стороны рельса.
Но Эми вдруг перестала плакать, и стало тихо. Судя по звуку, она находилась в двадцати-три-дцати ярдах передо мной, где-то в темноте.
Пробежав немного, я остановился и прислушался.
Дул ветер, и больше ничего не было слышно.
Слева в зарослях что-то зашевелилось. Вероятно, животное.
Я двинулся дальше и набрел на рабочий барак. Он был черным, пропитанным многолетней копотью. Если бы я хотел оставить ребенка, то сделал бы это здесь.
Передо мной была обшарпанная незапертая дверь.
Впервые я действительно испугался. Я вдруг понял, что за дверью меня может ждать ловушка. Я прошел вдоль барака, надеясь найти окно, чтобы заглянуть внутрь. Похоже, окон не было. За бараком росли густые кусты. Только тогда я почувствовал боль. Посветил фонарем на левую ладонь. Там после падения на рельсы остался глубокий грязный порез.
Я снова услышал Эми. Теперь я был уверен, что она внутри.
Я вернулся к двери и осторожно потянул за ручку. Напряг все мускулы, откинул голову и закрыл глаза. Я не имел понятия, как это может меня защитить, если грохнет заряд в несколько сот фунтов.
Дверь открылась, и я увидел Эми.
Все было очень просто.
Я схватил Эми и двинулся назад. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я знал, что есть какой-то подвох, но не мог его разгадать и хотел побыстрее убраться отсюда. Мне представлялось, что в лесу меня подстерегает снайпер, что меня собьют, когда я выйду на дорогу, или взорвется машина, как только я поверну ключ в зажигании.
Я прошел примерно двести ярдов, выбрался на открытую местность и опустил Эми на землю.
Я снял с нее одежду, чтобы осмотреть спину. Там ничего не оказалось.
Проверил ее живот. Никаких надписей.
Я раздел ее почти полностью, чтобы осмотреть руки и плечи. Послания нигде не было.
Я вынул телефон, набрал номер Габриэль, прижал трубку к уху; секунд тридцать не было сигнала, потом пошло сообщение: «Номер, по которому вы звоните, сейчас недоступен. Возможно, телефон отключен».
Я вернулся к машине, посмотрел внутрь через стекло, думая, что замечу что-нибудь подозрительное. Ничего не было.
Я положил Эми на пассажирское сиденье, пристегнул ее и поехал домой.
Я решил, что Габи застряла где-то, где нет сети. В тот момент у меня не было причин ей не доверять.
Дом был таким же, каким мы его оставили.
Я дошел до той стадии опьянения, когда обязательно нужно поспать, но все же решил приготовить себе кофе, а пока закипал чайник, занялся водными процедурами.
Я оставил Эми в походной колыбели на кухонном столе, а сам стал рассматривать порезанную руку. Кровь и маслянистая грязь запеклись. Я сунул руку под струю воды, но она не отмывалась. Я использовал моющую жидкость – она мало чем помогла. И было чертовски больно. Под раковиной я нашел какой-то спиртовой раствор, намочил им бумажное полотенце и постарался промокнуть края раньт Ужасно болезненно.
– Хочешь послушать, как плачет папа? – обратился я к Эми.
В итоге мне удалось немного очистить порез, я оторвал кусок старой простыни и перевязал руку.
Потом я приступил к своему лицу и отчистил деготь, въевшийся в кожу вокруг глаз. Здесь я добился большего успеха.
