Ознакомительная версия.
— Дело касается твоей беременности.
— Моей беременности? — ужаснулась Лариса. Лицо Петрова мучительно исказилось.
— Лариса… Я сейчас все скажу. Только обещай, что ты выслушаешь меня до конца, что не будешь беситься и перебивать.
— Почему я должна «беситься»?
Лариса насторожилась. Она смотрела на Петрова, желая не только услышать, но и увидеть. Не упустить ни одной детали.
— Ларис… Я думаю, это мой ребенок.
— Ты рехнулся?
— Я тебя просил не перебивать? Ну наберись терпения, выслушай…
Лариса с беспокойством вглядывалась в лицо Петрова-старшего. Что она о нем знает? Может, он — того? Почему он никак не может устроиться на работу? Может, у него справка из психушки?
Лариса осторожно высвободила руки и отступила на шаг. Ей показалось, что глаза Петрова-старшего безумно горят. Ее заколотила дрожь. Петров сделал движение в ее сторону. Она качнулась назад и уперлась спиной в дерево. Он настиг ее.
— Тогда, в пещере… Короче, когда я нашел тебя, ты была без сознания. Я тоже долго блуждал, и когда пробирался, за мной завалило проход. Я выбрался в этот свод с водой, уже ни на что не надеясь. И вот — ты… Я стал приводить тебя в чувство. Ну, делать массаж, искусственное дыхание. Ничего не помогало…
Лариса не сводила глаз с Петрова. Слова доходили до нее с опозданием.
— Короче, я… Ты обняла меня, ну и мы…
— Что?!
— Все.
Коленки подкосились. Лариса опустилась на траву.
— Ты очнулась. Неужели ты совсем ничего не помнишь? Там был колодец, а я где-то читал, что такие колодцы служили соединением с рекой, там мог быть выход…
Сзади Петрова вдруг заплясал огонь. Он вскочил и принялся затаптывать то, что наделал его окурок. Сухая хвоя трещала, вспыхивая, как порох. Петров топтал огонь кроссовками, потом содрал с себя рубашку и стал ею помогать.
Лариса молча наблюдала за его усилиями. В мозгу лихорадочно проносились обрывки снов. Этот мужчина, с которым она занималась любовью во сне… Это смешанное чувство стыда и интереса при появлениях Петрова. Она начинала складывать все, как порванную открытку. В голове стало стучать. Во рту пересохло. Он воспользовался ее состоянием! Все это было на самом деле! Это не сон.
Она встала. Молча прошла мимо Петрова, прыгавшего по огню. Она шла отрешенная, не слыша, что кричит ей вслед Петров, не видя ничего перед собой.
Наконец он совладал с огнем. От рубашки остались одни обшлага и воротник. Петров держал глазами Ларису. Видел ее спину, мелькавшую меж деревьев, пытался угадать направление ее мыслей. Он прибавил шаг, потом побежал, но все равно было поздно, когда до него дошло, что сейчас произойдет. Лариса была уже у края лагеря. У самой дальней палатки стояла «Ока» Прытковой. Единственная в их лагере машина.
Лариса влетела в «Оку», захлопнула дверцу. Машина рванула с места, и Петров заорал на весь лагерь:
— Лариса!!!
К нему сбежались все, кроме той, которую он звал.
— Как это случилось? — Пальцы Инны Викторовны до боли сжимали сумочку.
Андрей вел машину сквозь сплошной поток воды. Дождь хлынул внезапно, почти сразу образовав на дороге мощные пузырчатые потоки.
— Они играли во дворе с Юлькой. Ты же знаешь Лизу, она никогда не пожалуется. Юлька вернулась надутая и сказала, что Лиза не хочет с ней играть, что она устала.
Оксана сначала внимания не обратила на то, что Лиза молча к себе ушла. А когда поднялась, видит: той плохо. Белая вся. Ну, вызвали «скорую».
— Нужно было мне" звонить! Кузину! Всем!
— Всем и звонили, — огрызнулся Андрей. — У вас в клинике секретарша, как в замедленном кино: «Ах, извините, ах, не могли бы вы подождать…»
— Уволю! — Инна Викторовна скрипнула зубами.
— Нет, мать. На самом деле никто не виноват. Вы были на операции. А Лизку все равно бы отвезли в роддом, а не к вам.
Инна Викторовна снова принялась истязать мобильник, но связи не было. Словно дождь нарочно перекрыл все пути, чтобы она подольше помучилась в неведении.
Как назло, поток машин остановился. Они уперлись бампером в грязный желтый автобус. Где-то впереди образовалась пробка — дождь пришелся на час пик.
Внутри Инны Викторовны прыгало злое и беспокойное существо. Оно подзуживало, искало виноватых. Внешнее спокойствие Андрея она готова была принять за безразличие. Равнодушие стоящих впереди машин, льющейся с неба воды доводило Инну Викторовну до белого каления.
Ей казалось — все вокруг должно стремиться сейчас туда, где находится ее испуганная маленькая девочка. Все и все должны стремиться помочь ей.
Но ничего не менялось вокруг.
«За что мне это?» — подумала Инна Викторовна. И ее мысли стали крутиться вокруг этого вопроса.
Она стала искать в своей жизни источник такого чудовищного наказания.
То, что она бросила Лизиного отца? Это было так давно! Клиника? Но там она только отдает, выкладывается… Что, что в последнее время она делала не так?! Она взглянула на сына. Оксана! Она плохо говорит об Оксане и вообще чувствует к ней неприязнь. «Господи, прости! Сделай так, чтобы у Лизы было все хорошо, а я изменюсь к Оксане! Я ничего не стану говорить, я не буду вмешиваться, пусть будет как будет… Пусть живет у нас сколько понадобится… Ведь я ничего, я не против… Только пусть у Лизы все будет хорошо!»
И Стасик, вспомнилось Инне Викторовне. Как она вела себя в его юридической конторе… Странно, что в тот момент на здание не обрушился вот такой дождь! А то и с градом. Она там всех разнесла, включая эту его сожительницу. Нет! Только бы Лиза и ребенок остались целы и невредимы, а там она сама сделает все, чтобы Стасик забыл обиды, чтобы он вернулся к Ларисе. Она помирит их ради ребенка, даже если ей придется ползать перед этим боровом на коленях. «Я изменюсь, Господи! — мысленно с жаром уверяла она. — Я буду смиренна, как овца!»
Поток машин впереди тронулся. Андрей протяжно вздохнул.
Инну Викторовну нисколько не удивило, что в приемном покое уже толпились все домашние, включая Ларису. По-другому и быть не могло. Здесь же находился и доктор Кузин, в которого Инна Викторовна с лету вцепилась.
— Родила?
— Пока нет.
— Когда начались роды?
В полнейшем молчании собравшихся два врача обсуждали ситуацию. Только по выступившей на лбу женщины испарине и нервным пальцам мужчины можно было догадаться, насколько все серьезно.
Кузин увел начальницу в кабинет, и беседа продолжилась за закрытой дверью. Через час собравшиеся не выдержали — послали лазутчиком Андрея. Тот появился бледный и испуганный, молча прошел мимо всех, взял за руку Ларису и вывел ее на улицу.
— Что? — испугалась Лариса.
— Одно я понял: мучается сестренка и никто не может ей помочь.
Скулы Андрея дергались. Ларисе стало не по себе.
— Что-то не так?
— Лизка никак родить не может. Говорят, у нее узкий таз. Кузин предлагает кесарево делать, а мать настаивает подождать.
— А как лучше?
— Не знаю… Конечно, Лиза спортом занималась, должна справиться.
Андрей выглядел растерянным. Руки шарили по карманам в поисках сигарет.
— Ты же не куришь.
— Забыл.,.
К ним вышла Оксана. Окинула быстрым взглядом обоих.
— Ну вот что. Ларке здесь делать нечего. Насмотрится — рожать не захочет. А ты, Андрюшка, не кисни. И не такое бывает.
Оксана оказалась самой трезвомыслящей из всей компании. Организовала машину, отправила домой Ларису и Андрея, чай сообразила для Инны Викторовны и Кузина. Вечером приготовила для всех ужин, а утром, до работы, заехала в роддом.
Инна Викторовна провела бессонную ночь. Лизе сделали операцию.
Сейчас Лизина мать походила на пьяную. Красные воспаленные глаза, блуждающий взгляд.
Оксана обняла ее за плечи:
— Ну, все же хорошо, Инна Викторовна! С внучкой вас! Та кивнула, вяло как-то улыбнулась:
— Намучилась доченька моя. Пришлось резать…
— Ничего, ничего. Не она первая.
— Да, ты права, Оксана. Но все же…
Кое-как удалось уговорить «прародительницу» отлучиться ненадолго домой. Там Инна Викторовна легла, но уснуть не смогла. Вдруг подскочила, бросилась к телефону. Позвонила своей старшей сестре Ульяне в деревню. С удовольствием напиталась радостью родни и ее причитаниями. Наслушалась охов и ахов своей рассудительной сестрицы. Отмякла душой. Пригласила в гости. Ей вдруг захотелось видеть всех. Чтобы все радовались вместе с ней. И еще хорошо бы свалить на кого-нибудь часть переживаний. Вот в этом ей поможет Ульяна, которая в свое время, нянчила Лизу с Андрюшкой. Когда те были маленькими, а Инне приходилось много учиться, чтобы потом пробиться в этой жизни. Для Ульяны племянники — роднее родных, поскольку свои дети умирали один за другим еще в младенчестве. Не повезло.
Потом Инна Викторовна позвонила Верховцеву. Само вышло. Он поздравил и сказал обычные слова о том, что дети — наше продолжение, они же — цветы жизни и подарки судьбы. Инна Викторовна почувствовала в этих банальностях ноту тепла и соучастия.
Ознакомительная версия.
