Ознакомительная версия.
— Эй, жалкие бюргеры! — Он вошел и бесцеремонно зажег спичку. — Бюргеры! Улеглись в такую ночь!
— Что ты предлагаешь? — деловито спросил Максимов.
— Я предлагаю легкой кавалькадой промчаться по окрестным весям и спеть серенаду Снежной королеве. А потом рыбку в проруби половить.
— Дельная мысль! — воскликнул Алексей и начал одеваться.
Ночь была сказочной, густо намалеванной чуть подсиненными белилами на черном фоне. Она ударила им в глаза, когда они выбежали на крыльцо, и потянула за ноги в свою глубину. Спустя минуту глаза привыкли и различили абстрактный орнамент лунного света на снегу, мелкую россыпь звезд, контуры домов. Максимов втянул носом воздух, почувствовал необъяснимый, таинственный запах весны. Он ощутил глубину ночи и необъятность земли, близость весны, близость любви и дальней дороги, ощутил свою молодость и силу.
Утром, в одиннадцать часов, когда они сидели за завтраком, зашел Зеленин. Он поднялся, как обычно, в семь часов и уже закончил обход больных.
— Привет, — сказал он. — Что собираетесь делать?
— Как что? Предем кататься.
— Завидую! А мне на прием идти.
— Ну-ну, — буркнул невыспавшийся Карпов. Саша смущенно потоптался, кашлянул и вздохнул,
— Очень интересные есть у меня больные, — промямлил он.
— Владя, передай-ка мне масло, — сказал Алексей.
— Такие сложные больные, вы себе не представляете!
— Что это там, шпроты? Давай сюда!
— Уверен, что любой стоящий врач заинтересовался бы этими больными.
— Шпрот, товарищи, любит, чтобы его ели с маслом.
— Вот, например, Иван Климаков. Очень странный анализ мочи, а клиники почти никакой.
— Налей-ка мне чаю, Владя, только покрепче.
— Очень странная моча, — безнадежно вздохнул Саша.
— Слушай, хозяин! — возмущенно сказал Карпов. — Может быть, теперь, к чаю, скажешь несколько слов про дизентерию?
— Чего ты хочешь, рыцарь? Говори прямо, — сказал Алексей.
— Я думал, — нерешительно протянул Саша и вдруг, будто набравшись храбрости, зачастил: — Может быть, посмотрим больных вместе, а, ребята? Так сказать, консультация столичных специалистов. Ты, Леша, как эндокринолог, ты же делал успехи в этой области, а Владик как высококвалифицированный хирург и уролог.
— Как вам нравится эта наглость! — воскликнул Карпов. — «Леша», «Владик» — тон-то какой! Я расцениваю это как попытку зверской эксплуатации заезжих туристов.
— Это не совсем так, друзья, — протянул обескураженный Зеленин,
— А по-моему, это забавно, — проговорил Максимов,
— Конечно, — обрадовался Саша, — это же страшно весело! Значит, договорились?
— Как с оплатой? — подмигивая Алексею, спросил Владька.
Саша растерянно замор'гал.
— Оплата? Конечно, оплатим. Я не подумал об этом. — И, поняв шутку, в тон Владьке ответил: — Что-нибудь придумаем. Сейчас сбегаю к бухгалтеру. Может быть, проведем по безлюдному фонду.
Владька захохотал:
— Люблю я этого дурака Сашку Зеленина!
По поселку были разосланы сестры и санитарки собирать больных. Вскоре в амбулатории образовалась небольшая очередь «сложных случаев». По дороге ребята еще немного поворчали что-то насчет «пауков, таящихся в глуши и затягивающих в свои сети…», но, придя в амбулаторию и увидев больных, стали серьезными. Тут дело уже было нешуточным — медицина есть медицина. Они разобрали халаты и уселись за столы. Карпов некоторое время ошарашенно смотрел на Дашу, но потом вздохнул и взялся за истории болезней. Максимов лихорадочно перебирал в уме свои познания по эндокринологии. Во время работы в порту он не думал об этом.
Зеленин был счастлив. Он называл друзей по имени-отчеству, обстоятельно докладывал о больных, высказывал свои суждения и почтительно замирал, когда Владька или Алексей начинали обследование. Потом пришло увлечение. О каждом больном спорили до хрипоты. Много прояснилось для Зеленина. Ум хорошо, а три — лучше.
Всех сложных больных из поселка они разобрали в тот же день. Зеленин наметил дальнейшую программу: втроем они обойдут на лыжах окрестные колхозы, лесные командировки и строительства.
— Мы будем сочетать приятное с полезным, — сказал он.
— Диагностические набеги, — засмеялся Максимов. На третий день после приезда в Круглогорье они возвращались с дальнего Гим-озера. Они шли по своей же лыжне и потому развили хорошую скорость. Карпов, как всегда, возглавлял, остальные двигались за ним в одном темпе, в точности повторяя взмахи его рук и стремительный шаг. В лесной тишине слышалось только поскрипывание лыж, креплений и дыхание людей. Все чаще в стене леса мелькали голубые прорези, и вот лыжники вынеслись на голый крутой холм, под которым в зябком свете ежилось Круглогорье. Огромное снежное пространство окружало поселок — крохотный пятачок. Друзья сгрудились на вершине холма и остановились. Страшновато было сразу, не подумав, бросаться под такой уклон.
— Пари, что не свалюсь! — предложил Карпов. Зеленин тронул Максимова за плечо:
— Лешка, действует на тебя это?
— Что это?
— Все это, Русь северная?
Максимов пожал плечами и усмехнулся.
— Ты же знаешь меня, брюзгливого горожанина, поклонника мокрых переулков и модернизированных пивных.
— Ну посмотри на это! — Зеленин палкой показал в сторону.
На соседнем холме стояла церковь. Высокие белые стены ее с проступающей кое-где красной сеточкой древней кирпичной кладки строго поднимались вверх гладкими полосами и лишь на самом верху украшались скупыми разводами. У Максимова захватило дух. Он ощутил малознакомый гул в душе, какой-то древний призыв и словно воочию увидел осатаневших от борьбы за жизнь лапотников, воинов с прямыми прядями волос и женщин с провалами черных глазниц, поднимающихся на холм, чтобы броситься в ноги своему строгому богу.
— Ты слаб в коленках, Макс. Смотри! — сказал Владька и скользнул вниз.
— Что скажешь? — Зеленин заглянул Максимову в лицо. — Зябко стало? Какая гармония, правда? А ты бы видел роспись внутри!
— Да, — проговорил Максимов, — сила! А такие детали на этом фоне тебе не кажутся лишними? — спросил он и показал в сторону Стеклянного мыса, где желтела горстка бараков и поднимались над лесом три башенных крана.
Зеленин засмеялся:
— Чудак! Приезжай сюда через три года, посмотришь, каким станет край.
Максимов взглянул на него:
— Через три года? Ладно, заеду.
«Через три года, — подумал он, — ты сам, рыцарь, забудешь эти благолепные места. Три года! Поступишь в аспирантуру — и все…»
Глубоко внизу махал рукой крошечный Владька. Саша тоже подъехал к краю. Алексей еще раз взглянул на церковь. Не хочется съезжать с холма, не хочется расставаться с простором и простотой. Он окинул взглядом горизонт, и ему стало досадно оттого, что он не увидит этот край весной, летом и снова зимой. А через три года? Кто знает…
Вечером они сидели в столовой. Алексей и Сашка играли в шахматы. Владька, сидя на полу возле печки, настраивал гитару и бурчал что-то себе под нос.
— Давайте хоть в кино сходим, — сказал он.
— Сегодня в клубе танцы, — пробормотал Зеленин. — Лучше послушаем радио, из Москвы будут передавать фестивальный концерт.
— Да ну? — воскликнул Карпов. — Замечательно! Пойдем на танцы.
Зеленин поднял голову:
— Вы пойдете без костюмов? Не в свитерах же!
— Тю! Здесь не пускают без фраков?
— Пускать-то пускают, но неловко же будет самому.
— Да, сгорю от стыда.
Саша неожиданно обиделся:
— Значит, если периферия, можно никого не смущаться? Разве в Ленинграде ты пошел бы на танцы в лыжных ботинках?
— Молчу, молчу, патриот круглогорский! Слышал, Макс, как взвился рыцарь?
— Через три года Сашка организует здесь клуб хороших манер, — беззлобно улыбнулся Максимов.
— А почему бы и нет? — с вызовом сказал Зеленин, — Через три года здесь будет настоящий город.
— Мечтатель ты, Сашка, — сказал Карпов.
— Ну, а дальше? — спросил Максимов. — Через три года ты уедешь отсюда или останешься?
Зеленин прошелся по комнате, зачем-то заглянул в окно, повернулся к ребятам и проговорил:
— Не знаю, мальчики. Я сейчас собираю очень интересный материал. Кажется, вытанцовывается тема. Напишу работу, а там видно будет. Если где-нибудь я буду нужен больше, чем здесь, тогда уеду. Если же нет, с радостью останусь здесь. Я полюбил здесь все. Вы усмехаетесь, думаете: вот, мол, какой правильный, какой газетный? Что ж, это — мое убеждение, что жить можно только так! Знать свое место в хороводе людей, чувствовать локоть соседа, мечтать, работать, любить. Чем же еще может заниматься человек в наше время?
— Пьянством, нытьем, обманом, спекуляцией, убийствами, — заметил Максимов.
Ознакомительная версия.
