Я вздохнула:
— Я думаю, что теперь суть не в том, чтобы нам было хорошо.
— Хочешь, чтобы я ушел? Суть в том, чтобы мы поступали так, как будет лучше для тебя. И я не собираюсь отступаться только из-за того, что все стало так серьезно. Но тебе придется сделать выбор. Я не смогу помочь тебе, если ты собираешься думать только об этой девушке.
У меня кровь отхлынула от лица. Я проговорила так тихо и спокойно, как только могла:
— Только не говори мне, что я должна сделать выбор между ней и тобой.
— Нет, я не это имел в виду. Я хочу сказать, что тебе придется выбрать между своей жизнью и ее жизнью. В какой-то момент тебе придется начать думать о будущем для себя и Чарли. Благотворительность, милосердие — это очень мило, Сара, но должна быть какая-то логическая точка, когда благотворительность и милосердие заканчиваются.
Я хлопнула по столу ладонью покалеченной руки:
— Я себе палец отрубила ради этой девочки! А ты мне говоришь, что у того, что вот так началось, должно быть какое-то логическое завершение? Ты вправду хочешь, чтобы я сделала такой выбор? Я отрубила треклятый палец! Думаешь, я тебя не смогу отрубить?
Молчание. Лоренс встал. Стул, на котором он сидел, скрипнул.
— Прости, — сказал Лоренс. — Мне не стоило приезжать.
— Да. Пожалуй, не стоило.
Я сидела за кухонным столом. Я слышала, как Лоренс снял пальто с вешалки в прихожей и поднял дорожную сумку. Услышав, как открылась дверь, я встала. Когда я вышла на крыльцо, Лоренс уже прошел половину пути по дорожке до калитки.
— Лоренс?
Он обернулся.
— Куда ты собрался? Ты же не можешь вернуться домой.
— О! На самом деле я об этом не подумал.
— Ты же будто бы в Бирмингеме.
Он пожал плечами:
— Отправлюсь в отель. Мне это пойдет на пользу. Почитаю книгу о руководящей работе. Может, и вправду что-то усвою.
— О, Лоренс, иди ко мне.
Я протянула к нему руки. Он вернулся на крыльцо, и я обняла его и прижалась губами к его шее. Он стоял неподвижно. Я вдыхала его запах и вспоминала все наши послеполуденные встречи в гостиницах.
— Ты и вправду неудачник, — прошептала я.
— Я просто чувствую себя в высшей степени глупо. Я все продумал. Взял отгулы, сочинил историю для Линды. Я даже игрушки для детей купил — на случай, если забуду сделать это по пути домой. Все продумал. Решил, что для тебя это будет приятный сюрприз, а… Ну, в общем, сюрприз все-таки получился, верно?
Я погладила его по щеке:
— Прости меня. Прости, что на тебя накричала. Спасибо, что приехал меня навестить. Пожалуйста, не уезжай в гостиницу и не сиди там один-одинешенек. Я этого не вынесу. Пожалуйста, останься.
— Что? Сейчас?
— Да. Пожалуйста.
— Даже не знаю, хорошая ли это мысль, Сара. Возможно, мне стоит сделать шаг назад и подумать о том, что мы значим друг для друга. То, что ты сказала только что… насчет того, чтобы отрубить меня…
— Прекрати немедленно, хитрый ты мерзавец. Прекрати, пока я не передумала.
Лоренс был готов улыбнуться. Я сцепила пальцы у него на затылке:
— Я не все сказала. Я должна была сказать, что если я тебя отрублю, это будет больнее, чем отрубить палец.
Лоренс долго молча смотрел на меня, а потом сказал:
— О, Сара.
Мы поднялись наверх, и я даже не сразу подумала, что мы собрались заняться сексом на кровати, которую я делила с Эндрю. Я сосредоточилась на Лоренсе. Я прикасалась губами к мягким волоскам на его груди, я сняла с него одежду, а потом что-то произошло — то ли застежку моего бюстгальтера заклинило, то ли пряжка на ремне Лоренса расстегнулась не сразу, точно не помню, — из-за чего мы прервали наши страстные ласки, и я осознала, что Лоренс лежит на той стороне кровати, где всегда лежал Эндрю, что его кожа прикасается к простыням, к которым прикасалась кожа Эндрю, что спина Лоренса, гладкая и горячая от пота, лежит в небольшом углублении, образованном в матрасе спиной Эндрю. Я растерялась и замерла. Лоренс это, видимо, почувствовал, но не стал останавливаться. Он лег на меня. Я, наверное, была ему очень благодарна за то, что он, не задумываясь, провел нас обоих через этот момент растерянности. Я позволила себе наслаждаться гладкостью его кожи, деликатностью его движений, его легкостью. Лоренс был высокого роста, но его телосложение было хрупким. С Эндрю секс получался грубоватым, и я стонала не только от удовольствия, но и в знак протеста. Вот почему я так любила секс с Лоренсом — из-за роскошной, головокружительной легкости. Но сегодня что-то было не так. Возможно, мешало присутствие Эндрю. Оно пока сохранялось в этой комнате. Его книги и бумаги лежали повсюду. И когда я подумала об Эндрю, я тут же подумала о Пчелке. Лоренс занимался со мной любовью, и одна часть меня была от этого в восторге. А другая часть меня думала: утром я должна позвонить в агентство пограничной и иммиграционной службы и начать разыскивать бумаги Пчелки, а потом нужно будет найти ее доверенное лицо и начать процедуру подачи прошения, и… и…
Я обнаружила, что не могу отдаваться Лоренсу — не могу делать это как раньше, без малейшей растерянности, отрешенно. Вдруг Лоренс показался мне слишком легким. Его пальцы едва касались моей кожи, словно его не интересовало мое тело, словно он искал на нем какие-то морщинки, ложбинки, в которых залегла тонкая и невидимая пыль Африки. И когда я почувствовала на себе его вес, мне представилось, что я занимаюсь любовью с летним облачком или зимней бабочкой — с каким-то существом, которое не решалось кого-либо отягощать собой, стать центром тяжести.
— Что происходит, Сара?
Я поняла, что лежу совершенно неподвижно.
— О господи. Прости.
Лоренс лег на спину. Я повернулась к нему и стала его ласкать.
— Пожалуйста, — проговорил он. — Не надо.
Я взяла его за руку, но он ее высвободил:
— Я не понимаю тебя, Сара. Правда, не понимаю.
— Прости. Все дело в Эндрю. Просто еще слишком рано.
— Пока он был жив, он нам не мешал.
Я задумалась об этом. В темноте за окнами где-то над Хитроу пошел на взлет самолет. Пара сов отчаянно и пронзительно перекликалась, пытаясь перекричать гул реактивных двигателей.
— Ты прав. Дело не в Эндрю.
— В чем же тогда?
— Не знаю. Я люблю тебя, Лоренс. Правда, люблю. Просто мне столько нужно всего сделать.
— Для Пчелки.
— Да. Я не могу расслабиться. Все время все прокручиваю в голове.
Лоренс вздохнул.
— А что будет с нами? — спросил он. — Думаешь, ты сумеешь для нас находить время?
— О, конечно. У меня с тобой просто уйма времени, правда? Мы будем здесь и через шесть недель, и через шесть месяцев, и через шесть лет. У нас хватит времени все продумать. Хватит времени решить, как нам быть вместе теперь, когда не стало Эндрю. А у Пчелки времени нет. Ты сам это сказал. Если я не сумею ей помочь, ее найдут и депортируют. Она уедет, и всё. А какое ее тогда ожидает будущее? Я не смогу смотреть тебе в глаза, не думая о том, что должна была сделать больше, чтобы ее спасти. Ты такого будущего хочешь для нас?
— О боже! Почему ты не можешь быть такой, как все, которым было бы на это наплевать?
— Почему я не блондинка с длиннющими ногами, обожающая музыку и кино и мечтающая подцепить кредитоспособных мужиков для дружбы и кое-чего еще?
— Ладно. Я рад, что ты не такая. Но я не желаю терять тебя из-за девчонки-беженки, у которой все равно нет шансов на то, чтобы здесь остаться.
— О, Лоренс. Ты меня не потеряешь. Некоторое время тебе придется меня с ней делить.
Лоренс расхохотался.
— Что такое? — спросила я.
— Ну, это же так типично, верно? Эти иммигранты. Понаехали сюда и забирают наших женщин…
Лоренс улыбался, но взгляд у него был осторожный, и это заставило меня задуматься о том, насколько ему самому смешна собственная шутка. Странно было ощущать такую неуверенность, находясь рядом с Лоренсом. Честно говоря, раньше между нами не возникало никаких сложностей. Но я понимала, что до сих пор сама не создавала ему никаких сложностей. Возможно, дело было во мне. Я заставила себя расслабиться, улыбнулась и поцеловала Лоренса в лоб:
— Спасибо тебе. Спасибо, что не делаешь все еще тяжелее, чем есть.
Лоренс смотрел на меня. Лицо его было тонким и печальным в оранжевом свете уличных фонарей, проникавшем через желтые шелковые шторы. У меня засосало под ложечкой, и это удивило меня, и я вдруг обнаружила, что кожа у меня на руках покрылись мелкими пупырышками.
— Сара, — сказал Лоренс. — Честно говоря, мне кажется, ты просто не представляешь, как это тяжело.
Сара рассказала мне, почему у нее начался роман с Лоренсом. Это было нетрудно понять. Все мы в этом мире ищем свободы. Для меня свобода — это день, когда я не боюсь мужчин, которые придут меня убивать. Для Сары свобода — это долгое будущее, где она сможет жить жизнью по своему выбору. Я не думаю, что она слабая или глупая для того, чтобы жить той жизнью, для которой она родилась. Собака должна быть собакой, а волк должен быть волком — так говорится в пословице моей страны.
