– Вы еще успеете выпить перед ужином, Джесси, – сказал Феллоуз. – Что вам налить?
– Двойную порцию виски, – сказала доктор Сайкс. Она свирепо оглядела всех сквозь очки с толстыми стеклами и добавила: – Приветствую вас.
По дороге в столовую Скоби успел сказать Элен.
– Мне надо с вами поговорить, – но, поймав взгляд Уилсона, добавил: – Насчет вашей мебели.
– Какой мебели?
– Кажется, я смогу достать вам еще стульев.
Они были слишком неопытными заговорщиками, еще не освоили тайный код; он так и не знал, поняла ли она недоговоренную им фразу. Весь ужин он сидел, словно воды в рот набрал, со страхом ожидая минуты, когда останется с ней наедине, и в то же время боясь упустить эту минуту; стоило ему сунуть руку в карман за носовым платком, и его пальцы комкали телеграмму: «…была дурой… точка целую».
– Конечно, майору Скоби лучше знать, – сказала доктор Сайкс.
– Простите. Я не расслышал…
– Мы говорим о деле Пембертона.
Итак, не прошло и несколько месяцев, как это уже стало «делом». А когда что-нибудь становилось «делом», кажется, что речь идет уже не о человеке; в «деле» не остается ни стыда, ни страдания; мальчик на кровати обмыт и обряжен, – пример из учебника психологии.
– Я говорил, что Пембертон избрал непонятный способ покончить с собой, – сказал Уилсон. – Я бы предпочел снотворное.
– В Бамбе трудно достать снотворное, – заметила доктор Сайкс. – А его решение, вероятно, было внезапным.
– Я бы не стал поднимать такой скандал, – сказал Феллоуз. – Конечно, всякий вправе распоряжаться своей жизнью, но зачем поднимать скандал? Я совершенно согласен с Уилсоном: глотни лишнюю дозу снотворного – и все.
– Не так-то легко достать рецепт, – сказала доктор Сайкс.
Комкая в кармане телеграмму. Скоби вспомнил письмо за подписью «Дикки», детский почерк, прожженные сигаретами ручки кресел, детективные романы, муки одиночества. Целых два тысячелетия, подумал он, мы же равнодушно обсуждаем страдания Христа.
– Пембертон всегда был парень недалекий, – заявил Феллоуз.
– Снотворное – не особенно верное средство, – сказала доктор Сайкс. Она повернула к Скоби толстые стекла очков, отражавших электрический шар под потолком и сверкавших, как огни маяка. – Вы ведь по опыту знаете, как оно ненадежно. Страховые компании не любят платить, когда человек умер от снотворного, и ни один следователь не станет потворствовать преднамеренному обману.
– А почем они знают, что это обман? – спросил Уилсон.
– Возьмите, например, люминал. Нельзя случайно принять такую большую дозу люминала…
Скоби посмотрел через стол на Элен – она ела вяло, без аппетита, уставившись в тарелку. Казалось, молчание обособляет их от окружающих: обсуждалась тема, о которой несчастные не могут говорить спокойно. Он снова заметил, что Уилсон наблюдает за ними обоими, и стал отчаянно искать тему, которая вовлекла бы его и Элен в общую беседу. Они даже не могли безнаказанно помолчать вдвоем.
– А какой способ порекомендовали бы вы, доктор Сайкс? – спросил он.
– Что ж, бывают несчастные случаи во время купанья… но даже это может показаться подозрительным. Если человек достаточно смел, он бросается под машину, но это уж совсем ненадежно.
– И заставляет отвечать другого, – сказал Скоби.
– Лично мне бы это не составило никакого труда, – заявила доктор Сайкс, скаля зубы и поблескивая очками. – Пользуясь своим положением, я поставила бы себе ложный диагноз грудной жабы, а потом попросила бы кого-нибудь из коллег прописать мне…
– Черт знает что! – с неожиданной резкостью прервала ее Элен. – Вы не имеете права рассказывать…
– Милочка, – сказала доктор Сайкс, поворачивая к ней зловещие огни своих окуляров, – если бы вы столько лет были врачом, сколько я, вы бы знали что в этом обществе можно говорить откровенно. Вот уж не думаю, чтобы кто-нибудь из нас…
– Возьмите еще салату, миссис Ролт, – сказала миссис Феллоуз.
– Вы не католичка, миссис Ролт? – спросил Феллоуз. – Католики придерживаются на этот счет твердых взглядов.
– Нет, я не католичка.
– Но я ведь верно говорю насчет католиков, Скоби?
– Нас учат, что самоубийство – смертный грех, – сказал Скоби.
– И что самоубийца попадет в ад?
– В ад.
– А вы в самом деле серьезно верите в ад, майор Скоби? – спросила доктор Сайкс.
– Да, верю.
– С вечным пламенем и муками?
– Пожалуй, не совсем так. Нас учат, что ад – это, скорее, чувство вечной утраты.
– Ну, _меня_ бы такой ад не испугал, – заявил Феллоуз.
– Может быть, вы никогда не теряли того, что вам дорого, – сказал Скоби.
Гвоздем ужина была аргентинская говядина. Когда с ней покончили, гостей ничего больше не удерживало: миссис Феллоуз не играла в карты. Феллоуз принялся разливать пиво, а Уилсон очутился между двух огней – угрюмо молчавшей миссис Феллоуз и болтливой Сайкс.
– Давайте подышим свежим воздухом, – предложил Скоби Элен.
– А это разумно?
– Они будут удивлены, если мы этого не сделаем, – сказал Скоби.
– Идете полюбоваться на звезды? – крикнул им вдогонку Феллоуз, продолжая разливать пиво. – Спешите наверстать упущенное, а, Скоби? Захватите свои бокалы.
Они поставили бокалы на узкие перила веранды.
– Я не нашла письма, – сказала Элен.
– Бог с ним, с письмом.
– Разве ты не об этом хотел поговорить?
– Нет, не об этом.
Он видел ее профиль на фоне неба, которое вот-вот затянет дождевыми тучами.
– Дружок, – сказал он, – у меня дурные вести.
– Кто-нибудь узнал?
– Нет, никто не узнал. Вчера вечером я получил телеграмму от жены. Она едет домой.
Один из бокалов упал с перил и со звоном разбился во дворе.
Губы с горечью повторили: «домой», точно до нее дошло одно лишь это слово. Он провел рукой по перилам, но не нашел ее руки.
– К себе домой, – поспешил он сказать. – Моим домом он никогда больше не будет.
– Нет, будет. Теперь-то уж будет.
Он произнес осторожную клятву:
– Я никогда больше не захочу иметь дом, в котором нет тебя.
Тучи закрыли луну, и лицо Элен исчезло, словно внезапным порывом ветра задуло свечу. Ему показалось, будто теперь он пускается в более дальний путь, чем собирался когда-нибудь прежде, а если оглянется назад, то за спиной у себя увидит одну только выжженную землю. Вдруг распахнулась дверь, на них упал сноп света.
– Не забывайте о затемнении! – резко сказал Скоби и подумал: слава богу, мы не стояли обнявшись, но как выглядели наши лица?
– Мы слышали звон стекла и решили, что вы тут подрались, – произнес голос Уилсона.
– Миссис Ролт осталась без пива.
– Ради бога, зовите меня Элен, – тоскливо сказала она. – Все меня так зовут, майор Скоби.
– Я вам не помешал?
– Помешали. Тут произошла сцена, полная необузданной страсти, – сказала Элен. – До сих пор не могу опомниться. Хочу домой.
– Я вас отвезу, – сказал Скоби. – Уже поздно.
– Я вам не доверяю, а кроме того, доктор Сайкс умирает от желания поговорить с вами о самоубийствах. Не хочу портить другим вечер. У вас есть машина, мистер Уилсон?
– Да. Я с удовольствием вас отвезу.
– Вы можете меня отвезти и сразу же вернуться.
– Я и сам рано ложусь, – сказал Уилсон.
– Тогда я только пожелаю вам спокойной ночи.
Когда Скоби снова увидел ее лицо при свете, он подумал: уж не зря ли я волнуюсь? Может быть, для нее это только конец неудачного романа? Он слышал, как она говорит миссис Феллоуз:
– Аргентинская говядина была просто объедение.
– Нам надо благодарить за это мистера Уилсона.
Фразы летали взад и вперед, как теннисные мячи. Кто-то (не то Феллоуз, не то Уилсон) рассмеялся и сказал: «Ваша правда», а очки доктора Сайкс просигналили на потолке: точка – тире – точка. Он не мог выглянуть и посмотреть, как отошла машина, – надо было соблюдать затемнение; он только слушал, как кашлял и кашлял мотор, когда его запустили, как он застучал сильнее, а затем постепенно снова наступила тишина.
– Не надо было так скоро выписывать миссис Ролт из больницы, – сказала доктор Сайкс.
– Почему?
– Нервы. Я это почувствовала, когда она пожала мне руку.
Он выждал еще полчаса и поехал домой. Как и всегда, Али его ждал, прикорнув на ступеньках кухни. Он осветил Скоби карманным фонариком дорогу до двери.
– Госпожа прислала письмо, – сказал он и вынул письмо из кармана рубашки.
– Отчего ты не положил его ко мне на стол?
– Там господин.
– Какой господин?
Но он уже открыл дверь и увидел Юсефа – тот спал, вытянувшись в кресле, и дышал так тихо, что волосы у него на груди не шевелились.
– Я сказал ему: уходи, – сердито шепнул Али, – но он остался.
– Хорошо. Иди спать.
У него было такое ощущение, будто жизнь хватает его за горло. Юсеф не появлялся здесь с той самой ночи, когда приходил узнать, хорошо ли устроилась на пароходе Луиза, и расставил ловушку для Таллита. Тихонько, чтобы не разбудить спящего и оттянуть неприятный разговор, Скоби развернул записку Элен. Наверно, она написала ее, как только вернулась домой. Он прочел:
