— Тридцать тысяч.
— Немного дороговато, нет?
— Таковы цены в Африке, здесь вам не то, что в вашей стране.
Улыбка сползла с лица пассажира, но он все-таки вынул кошелек — ведь машина уже в пути и выехала за пределы аэропорта, выбора нет, и он предпочел промолчать.
Сатурнино увидел пачку долларовых ассигнаций и евро, которые пассажир не удосужился припрятать. Он смотрел на кошелек и видел в нем не деньги, а жизнь своей любимой.
Сейчас он остановится на обочине и отберет у этого белого деньги. Он свернул в темный проулок. Пассажир вспотел и не только из-за экваториальной жары.
— Это не дорога… Где ты ехать?
— Заткнись уже, а ты что думал? Что приедешь не в свою страну и своруешь все наши деньги? А ну, быстро отдай кошелек, сукин сын!
Сатурнино держит в руке колесный ключ и угрожает пассажиру.
— Не…
Сатурнино не дожидается конца предложения, этого «не» ему достаточно.
Доктор Тариани не успел сказать: «Не бей меня, пожалуйста — возьми все, что у меня есть!» Удар по голове оборвал фразу в самом начале, и он потерял сознание. Пот на его лице смешался с кровью, стекающей со лба. Вид крови взволновал Сатурнино, внезапно вспомнившего, что он не попросил родственников прийти в больницу, чтобы пожертвовать кровь для его жены… Что ему теперь делать? Время не ждет.
После того, как он выволок пассажира из машины и бросил его в темную вонючую канаву, Сатурнино принялся считать деньги.
Есть достаточно и даже больше!!!
Когда он увидел принадлежавший пассажиру пропуск врача, носящего фамилию Тариани, в глазах у него потемнело… Он бросился к канаве, втащил хрипящего доктора на заднее сиденье и на полной скорости помчался к месту, куда должен был по обеим причинам поехать с самого начала: больница Ла-Пас в районе Бедайен в городе Бата, Экваториальная Гвинея, Африка, планета Земля, выпуск 2012.
Меир Шалев
От тяжелого детства к религиозной деятельности
«Если Ты увидишь скорбь рабы Твоей и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы Твоей, и дашь рабе Твоей сына, то я отдам его Б-гу на все дни его жизни…»
(Шмуэль, кн. 1, гл. 1, ч. 11).
(От переводчика:
В книге «Танах сегодня» автор рассматривает библейские истории в совершенно неожиданных аспектах и дает возможность читателю лишний раз убедиться в многоплановости и неисчерпаемой глубине Книги книг, рассматривает судьбы ее героев с точки зрения современного человека и заставляет задуматься о причинах решений и поступков того или иного человека, об условиях формирования его характера.)С самого утра родители и их маленький сын ждали священника Эли. Сейчас, когда старик появился в Б-жьем доме в Шило, они поднялись со своих мест и склонили головы перед священником. Женщина, выглядевшая наиболее взволнованной, показалась старому священнику смутно знакомой. Она и ее муж были одеты в красивые одежды и привели с собой для жертвоприношения трех подросших телят, которые стояли во дворе и тревожно мычали, чувствуя запах крови жертв.
Мужчина представился как Элкана сын Иерохама, ефратянин. Сразу же после этого он маленькими шагами отступил назад и предоставил вести разговор своей жене. «Господин мой, — сказала она Эли, и глаза ее без отдыха перебегали с одного предмета на другой, — да живет твоя душа, господин мой, я та женщина, что стояла тут вместе с тобой и молилась Б-гу, об этом мальчике я молилась, и Б-г дал мне по моей просьбе то, что я просила у него, и я также отдаю его Б-гу на все дни его жизни, когда он будет служить Господу». Женщина подтолкнула сына вперед, к священнику.
Отрывочная и быстрая речь, нервозность помогли Эли вспомнить. Он узнал бездетную женщину из Рама-таим Цофим, Хану, которая все время молилась в его присутствии три года назад. Женщину, давшую обет привести своего сына, чтобы он рос в Б-жьем доме, и вот теперь, как выяснилось, она вернулась, чтобы выполнить свое обещание.
— Как тебя зовут, сын мой? — спросил священник мальчика.
— Шмуэль, — ответила женщина напряженным высоким голосом. — Его имя Шмуэль, так как у Б-га я испросила его.
Пухленький малыш, на вид лет двух, посмотрел на священника наивными, чистыми глазами. В тот миг Эли не знал, что всматривается в глаза своего наследника. Он не прочел в детском взгляде пророческого таланта Шмуэля-провидца. Не увидел глаз, которые в будущем будут вызывать боязнь и благоговение в сердце всего народа. Он видел лишь испуганный взгляд ребенка, родители которого собирались его покинуть.
Танах изобилует бездетными женщинами, и все они беременели и рожали, как описано в однотипной литературной форме, благодаря драматическому и милосердному вмешательству Б-га. Читатель помнит, конечно, благую весть, которую ангелы сообщили Аврааму относительно ожидаемого зачатия Сары; волнующие рассказы о страдающей, плачущей Рахели, молящейся о том, чтобы Всевышний услышал ее молитвы и отворил ее чрево. Жене Ноаха посланец Б-га открылся в поле и сказал ей: «Вот ты забеременеешь и родишь сына». Ривка, наша праматерь, тоже была бездетной и удостоилась рождения ребенка только после молитв Ицхака. Пророк Элиша предсказал женщине из Сунама: «В то же время, как сейчас, ты обнимешь сына». Бесплодная, надеющаяся и страждущая — знакомый танахический образ, но среди бездетных женщин Хана, мать Шмуэля, выделяется особо.
Напомним читателю некоторые подробности из первых глав книги Шмуэля. Элкана, отец Шмуэля, был женат на Хане и Пнине. «И у Пнины были дети, а у Ханы детей не было». Так же, как в подобной ситуации в доме Яакова, нашего праотца, муж любил именно бесплодную жену, но Хана, стыдящаяся и униженная из-за своего бесплодия и из-за непрекращающейся травли ее Пниной, ее соперницей, превращается в постоянно удрученную женщину. Элкана пытается утешить любимую: «Хана, почему ты плачешь, почему не ешь, почему чувствуешь себя несчастной?» — спрашивает он ее и добавляет с теплотой, немного глуповато: «Разве я для тебя не лучше десяти сыновей?»
Хана обретает надежду и спасение в молитвах в Б-жьем доме в Шило. Между строк мы понимаем, что в ее поведении была некоторая фанатичность, которая привлекла к себе внимание священника Эли. Много времени проводила несчастная в Шило, «и была она удручена, и молилась Б-гу, и плакала». Годы летели, а чаяния ее не сбывались. В горе она решилась дать беспрецедентный обет: «Б-же воинств, — сказала Хана, — если Ты увидишь скорбь рабы Твоей и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы Твоей, и дашь рабе Твоей сына, то я отдам его Б-гу на все дни его жизни, и бритва не коснется его головы».
Этот обет и все поведение Ханы — свидетельство разрушительного влияния страданий на ее душу. Обет — апогей ее душевного надрыва, который отягчается все больше. Когда женщина, страстно желающая сына, обещает передать его на воспитание в другое место, она совершает абсурд, на который читателю нужно обратить внимание.
Фактически Хана дает здесь двойной обет. Обет от ее имени обуславливает, что она передаст сына, который родится, в распоряжение Всевышнего, и обет запрета от имени этого сына — известный обет непострижения волос. Так же и в случае с Шимшоном еще до того, как он родился, было установлено, что он не будет стричься. Но это было не обетом матери, а требованием, которое ей открыл ангел.
Тут мы имеем интересный с юридической точки зрения случай. Каким образом один человек дает обет от имени другого, да еще когда этот другой и не родился? Насколько мне известно, ни мудрецы, ни комментаторы не высказали своего мнения, за исключением раби Давида Кимхи, писавшего: «Я удивлен, как был дан ее обет за сына, что его жизнь будет посвящена Б-гу, в то время как его еще не было в этом мире […], и я удивлен еще больше, каким образом наши учителя совершенно обошли эту тему, так как я не нашел ничего об этом в их работах ни в Мидраше, ни в Талмуде».
Несмотря на эти юридические сложности, Б-г услышал молитвы Ханы, и она в добрый час забеременела и принесла в мир сына. Танах не рассказывает нам о радости, пребывающей в жилище Ханы и Элканы, и читателю нужно самому представить огорченное лицо Пнины и то внимание, которое отвлек от нее, по природе вещей, маленький Шмуэль.
Но над радостью от беременности и родов и за счастьем, которое подарил Хане первый малыш, реяла ужасная тень обета в Шило. Обета, который обязывал ее передать плод своего чрева в дом Б-га. Хана назвала своего сына Шмуэль, «потому что у Б-га я его испросила». Возможно, она выбрала это имя, чтобы напоминать себе самой утром, и вечером, и во всякое мгновение, когда она звала сына по имени, что скоро он, ее единственный, уйдет и расстанется с ней. Как растила Хана Шмуэля до того, как отняла от груди? Как укладывала его каждый вечер в колыбельку, зная, что прошел еще один день их совместной жизни? Какие песни она напевала ему, когда укачивала на руках? Танах, по своему обыкновению, опускает эти волнующие подробности, и читатель должен мысленно воссоздать их силой своего воображения.
