— За которые я же и заплатил. Ну, знаю.
— Разве костюм мне не идет?
Она смотрела на Делормеля, улыбаясь и покачивая бедрами.
— Ты очаровательный мальчик, Розали, но мы не можем тратить время ради твоего кокетства.
— Может быть, сюда подойдет парик с локонами?
— Оставайся как есть и пошли! Ну!
— Ах! Софи, где мой туалетный несессер? У них там, в Тюильри, хотя бы ванны есть?
— Пойдем же, тебе говорят!
Розали набросила плащ, надела широкополую шляпу и, вздохнув, последовала за депутатом. На лестнице он заметил:
— Ты хромаешь?
— Я не привыкла к кожаным сапогам. Ох!
— Ну, что еще?
— Они не начищены!
— Наплевать, да к тому же идет дождь, ты и через двор не успеешь пройти, как они будут все в грязи. Да ну же, будь посерьезнее! Мы не на костюмированный бал собрались.
— Разве на свете есть что-нибудь серьезнее костюмированного бала, дорогой?
Николя с зонтом в руке помог им забраться в забитый пакетами с провизией фургон, куда они насилу втиснулись. Экипаж с масляным фонарем, болтающимся над головой возницы, тронулся, заколесил по улочкам, объезжая оборонительные нагромождения секционеров, выехал на улицу Сен-Дени, свернул направо к набережной Межиссри, чтобы по ней добраться до Лувра. Армия заняла позиции вдоль берегов Сены и перед мостами. Им пришлось остановиться для проверки. Делормель развязал трехцветный шарф, опоясывающий его брюхо, вышел из фургона, представился, и они покатили дальше, покуда не въехали во двор Тюильри. Перед оградой, закупоривая въезд, теснились экипажи. Они терпеливо ждали, пока наконец не проникли внутрь. Остановились, заплатили гренадерам, чтобы те выгрузили их ящики. Дождь тем временем перестал. Тюильри ощетинился новыми укреплениями. Маленькие группы военных с тележками и корзинами спешили на склады, рассеянные по всему городу: их посылали, чтобы раздобыть провизию. Более тесной сети баррикад мятежникам хватило бы на то, чтобы заморить голодом весь дворец, но нет, они ограничивались только засадами на перекрестках, где требовали назвать пароль и норовили стащить два-три глиняных горшка со съестным. Во дворе, в парке, под окнами Собрания теперь то там, то здесь выныривали пулярки и бочонки с вином, без промедления раскупориваемые. Занималась заря. Тринадцать тысяч хлебных порций и десять тысяч мясных, пятьдесят бочонков вина и водки уже были розданы, так что многие успели напиться допьяна. Тем не менее престарелый генерал Беррюйе, тряся космами, муштровал якобинские батальоны, заставляя их снова и снова маршировать по террасе Фельянов. Крайне возбужденная окружающей пестротой и шумом, мадам Делормель заняла место на трибунах для публики, где на фоне прочих женщин произвела большое впечатление мужским нарядом; пока она выслушивала комплименты по поводу своего маскарада, у подножия обитых зеленым бархатом скамей амфитеатра возле пустой трибуны раскладывали ломти душистого окорока, который депутат от Пиренеев разделывал при помощи сабли.
Глубокой ночью Буонапарте улизнул от всех. В «Отеле Свободы» он надел один из своих новеньких мундиров поверх кожаных кюлотов, одолженных у актера Тальма, который снабжал его билетами в театр. На его треуголке не было плюмажа — только узкая желтая тесьма и кокарда да еще шерстяные галуны, поскольку золоченой тесьмы армейский казначей ему не выдал. Он возвращался в Тюильри на белой лошади, конфискованной у Сент-Обена, однако по причине своего воинского одеяния предпочел обогнуть Пале-Рояль, крупной рысью проскакал по бульварам и лишь затем, избежав нежелательных осложнений, выехал на набережную Сены. Войдя в Комитет общественного спасения, он застал там Барраса, осаждаемого роем народных представителей, чьи атаки тот отражал с усмешкой, точно находил все это забавным.
— Надо вести переговоры, гражданин генерал.
— Нет.
— Секции готовы договориться.
— Нет.
— Да послушай же, Баррас! Среди мятежников нет согласия.
— С чего ты взял?
— Это же очевидно. Они изнемогают в спорах. Будь они все заодно, они бы нас уже атаковали и Конвент угодил бы в руки роялистов.
— Нет! — гнул свое Баррас. — Вы проголосовали, доверили мне нашу защиту, так предоставьте мне действовать так, как я считаю нужным, и ступайте заседать в Собрании. Пусть каждый занимается своим делом.
Но тут вбежал запыхавшийся генерал-адъютант, как тогда называли дивизионных штабных начальников, и, сорвав с головы шляпу, возвестил:
— Конвент будет атакован в четыре!
— В четыре утра? — Баррас иронически хмыкнул. — Почтенные обыватели почивают в столь ранний час, да и дождь снова пошел, слышите, как он стекает по стеклам? А буржуа мокнуть не любят.
Но присутствующие и не подумали смеяться, уже предчувствуя драму, в которой им, жалким актерам, придется сыграть свои роли. Так или иначе, они один за другим ретировались, не решившись далее возражать Баррасу и оставив его наедине с Буонапарте.
— Нужно достоверно выяснить, не установят ли мятежники с правого и левого берега постоянную связь, чтобы атаковать соединенными силами, — изрек Баррас.
— Разумеется, гражданин генерал, — кивнул Буонапарте.
— И мы должны сплотиться.
— Разумеется.
— А как там пушки?
— Я жду их.
— Кто взялся за это?
— Капитан стрелков, которого мне рекомендовали.
— Ты ему доверяешь?
— Он справится. Я забыл его фамилию, но он не подведет. Он произвел на меня очень хорошее впечатление. Тут не нужно разжевывать каждый приказ: легок на подъем.
— Так или иначе, секционеры не солдаты, достаточно будет стрельнуть в воздух, и они разбегутся, как стая кур. Это же мюскадены: они пугаются любой царапины, им только бы свои мордашки не попортить. Мы разобьем их как Цезарь Помпеево воинство.
— Да, но ими командуют идиоты.
— Какая удача!
— Вовсе нет, они способны реагировать крайне беспорядочно, так что их действия невозможно предвидеть.
— Что ж, надо с умом выстроить диспозицию, как в шахматах.
— Я уже знаю, где установить мои пушки. Смотри, гражданин генерал: вот здесь, здесь, еще здесь…
Водя пальцем, Буонапарте с большой точностью указал места на карте: разместить батарею на подходах к Королевскому мосту, другую на набережной Лувра и Новом мосту, очистить левый берег и начало улицы дю Бак, еще установить по батарее на улицах, ведущих к Тюильри.
— А со стороны парка? — спросил Баррас. — Если Конвент возьмут приступом, депутаты отойдут к Сен-Клу, где сконцентрированы резервные полки.
— Мы расположим дула орудий так, чтобы обеспечить свободный проход на Елисейские Поля.
— Что это? Гром? — Баррас насторожился.
Оба навострили уши. Гул и впрямь походил на далекое ворчание грозы, однако он не утихал. Буонапарте распахнул окно. На террасе Фельянов добровольцы 89-го полка ревели «Виват!», им хором вторили часовые из кордегардии, нацепив свои шапки на острия ружейных штыков.
— Мои пушки, — произнес Буонапарте.
Да, по гравию эспланады катились пушки с Песчаной Пустоши; ухоженные битюги так и лоснились от дождя, они мотали шеями, от их дыхания поднимался пар. Капитан весь в зеленом взбежал на крыльцо, приветствуя людей из кордегардии, и переступил порог комитета, где его ждали Баррас и Буонапарте.
— Ты долго провозился, капитан.
— Перед Шайо нас чуть не разгромила орава мятежников, гражданин. Мы стали в них стрелять. Они удрали со всех ног, спрятались за деревьями.
— Напомни-ка мне, как тебя зовут.
— Мюрат. Иоахим Мюрат из Кагора.
В понедельник 5 октября, то бишь 13 вандемьера, члены Собрания народных представителей явились туда к полудню, терзаемые страхами, у всех на устах были споры и проклятия. Одни настаивали на переговорах с мятежниками, к тому же их генерал Даникан слал депутатам свои предложения: разоружите батальоны якобинцев, этих кровопийц, которые все еще поют славу Марату и Робеспьеру, тогда мы сможем договориться. Другие противопоставляли им речи о доблестях Республики, которая под угрозой: если ее охватит мятеж, вся страна запылает, роялисты истребят множество членов Конвента, всех, кто некогда проголосовал за казнь монарха; Собрание падет к немалой выгоде реакционеров. Народный представитель Делормель, как только почувствовал, что его дом, его обеды, Розали, да и сама его голова в опасности, проявил отвагу: взобрался на трибуну, возвысил свой грубый голос, как уже бывало в трудные часы, хотя бы весной, когда он лицом к лицу препирался с рабочими. Он в который раз заявил своим коллегам, что многие буржуазные секции национальной гвардии не желают столкновения, они далеки от намерения ниспровергнуть Конвент, а некоторые даже хотят его защищать. Тут какой-то умеренный крикнул ему:
— Если ты так уверен в своих посулах, Делормель, ступай и найди их, эти твои образцовые секции!
