Альбертино сместился вправо, «альфа-ромео» последовала за ним. Потом он затормозил, почти остановился, но внезапно нажал на газ, рванув с места. Свернул вправо и безумным маневром, на 160 километрах, метнулся через разделитель.
«БМВ» поднялась и бухнулась вперед, ударившись носом, как споткнувшийся бык. Крыло отлетело со снопом искр и приземлилось на соседнюю полосу.
Альбертино орал.
Орал и вел свое неуправляемое чудовище, шарахавшееся вправо и влево между разделителем дороги и ограждением.
Сзади машины сталкивались и впечатывались друг в друга, в месиво из крови и железа.
Альбертино, чертыхаясь, сумел выровнять машину.
Эти двое из DIGOS все еще ехали рядом, только между ними и Альбертино был теперь разделитель. Теперь он стал повыше. Стал непреодолимым.
Альбертино оторвался.
У них было оружие, и они стреляли: предупредительные выстрелы.
«Не слышали о неуловимом водителе?» — крикнул он им в мерзкие рожи. Сделал ручкой и свернул на боковую дорогу.
Миновал Торе Гайя, улицу Боргезиана, выехал на Финоккьо.
Низкие серые неоштукатуренные дома с кривыми и проржавевшими водостоками, свисавшими с крыш, как скрюченные стариковские пальцы. Железные балконы. Пластиковые трубы. Петляющие дороги в ямах и лужах. Канавы. Огороды между домов. Худые дворняги. Древние «фиаты-127». Ограды из прутьев и колючей проволоки.
Потом — только грязные поля. Цикорий. Утки. И мусор.
Альбертино свернул на грязную дорогу, спускавшуюся между крапивы и кустов. Чем дальше шла дорога, тем уже она становилась. Ветви били по машине. Он осторожно ехал по жидкой грязи. Участки стоячей воды. Неестественная тишина, нарушаемая лишь чириканьем воробьев. Потом дорога вновь расширилась, превратившись в просеку среди лавров и тополей.
Альбертино остановил машину. Вышел. Сапоги проваливались в грязь. Открыл багажник. Там лежал свернутый тюк.
Альбертино извлек его.
И потащил, держа за ноги.
Просека превращалась в спуск, чем дальше, тем круче, заканчивавшийся у темной неподвижной лужи, заросшей камышом и сорняками. Ржавые стиральные машины, выпотрошенные холодильники, посудомоечные машины шестидесятых годов торчали из воды, как останки брошенных кораблей.
Кладбище бытовой техники.
Редкие солнечные лучи проникали сквозь растительность, образуя светлые пятна на поверхности воды и железных корпусах.
Он здесь не был по меньшей мере лет десять. Он тогда был еще сопляком. Приходил сюда с одной девицей. Ассунтиной. Доступная девица, жирная и блядовитая. Они ходили сюда трахаться. Стелили на землю одеяло. Однажды летом даже искупались. В чем мать родила.
Тогда здесь еще не было свалки, был просто котлован.
Альбертино стиснул тюк и поволок его в грязь. Спустился по тропе. Он съезжал. Подошвы плохо сцеплялись с почвой. Скользили по жидкой грязи.
В конце концов он сел в грязь. Он съезжал на заднице прямиком в котлован, тщетно пытаясь удержаться руками и ногами. По обе стороны тропы образовывались нелепые полосы. Сверток навалился на него сзади всем своим весом.
Альбертино повалился лицом вперед и очутился в зыбучих песках мусора.
Его засосало по колени, и все.
Он поднял голову.
Не везло ему сегодня утром.
И не только сегодня.
От злости он стукнул кулаками, поднимая брызги грязи.
Почему я?
Мокрый с головы до ног, он встал и схватил ковер.
Развернул его, вытряхнув ужасное содержимое.
Труп. Белый. Голова проломлена. Лицо вымазано кровью и грязью. Глаза открыты. Круглые и мутные.
Странная ухмылка, почти довольная, открывающая рубин, застыла на его лице.
«Ну что, ты доволен? Ублюдок!» — рявкнул на него Альбертино.
И вздрогнул.
Яйца?
Сунул руку в куртку. Они были все еще там.
Взял труп. Запихал его в огромный холодильник «Индезит», торчавший из грязи. Закрыл дверцу и на четвереньках дополз до машины.
Весь промокший, на разбитой машине, Альбертино ехал прямо домой.
Только дома весь этот кошмар закончится, и он опять сможет обрести покой.
Но чем дальше он ехал, тем яснее различал вокруг мрачные посторонние звуки. Вой сирен.
Настоящий кончерто гроссо.
Ужас обуял его в одно мгновение.
Он понял, что пропал. Что это крах. Что его засудят.
Затрясся как осиновый лист.
На него напустили стадо перепуганных газелей.
Они ищут именно его?
Кого еще они могут искать?
Он, наверное, устроил панику на дороге. Бог знает, сколько народу погибло в этой аварии.
Он не мог так дальше ехать. Нужно сменить машину. То, чем он управляет, — не машина, а карнавальная повозка. Все оборачиваются, когда он проезжает мимо. Бока помяты. Дворники погнуты. Без ветрового стекла. Вся в грязи.
Он свернул в глухой переулок между четырехэтажных домов. Собаки залаяли за зелеными оградами. Он бросил машину в каком-то гараже, за кучей дров.
Он заявит об угоне «БМВ» Сельваджи. Машина зарегистрирована на нее.
Задумчиво он побрел домой. Тут недалеко. Пара километров.
Конечно, думал он, пока шел, он сделал большую глупость, что убил этого хиппи.
Что на него нашло? Почему он так поступил?
Но выход из положения всегда находится. Главное — не впадать в панику. И подумать.
В конце концов, он даже в плюсе. Эти яйца — наличные деньги. Cash. Теперь осталось только выступить перед Ягуаром.
Сыграть, как великий актер.
Легко сказать!
Этот одним взглядом проникает в самые потаенные уголки души. Это было одно из тех свойств, благодаря которым он стал главарем организованной группировки. У него было чутье на подонков, подлецов и предателей.
Предателей вроде Альбертино.
Вот кто он. И больше никто.
Он предал того, кто вытащил его с улицы, с курьерской работы, где Альбертино зарабатывал три гроша в месяц, в общем, из дерьмовой жизни, без денег и перспектив.
Шефа своего Альбертино уважал.
Он уже четыре года был его доверенным лицом. А такое доверие надо было заслужить. И это стоило ему усилий.
Но ошибок Ягуар не прощал.
А ошибка Альбертино была огромной, как дом.
Может, я должен рассказать ему… Все рассказать.
Может, шеф его простит. А может, нет.
Он иногда бывает злой. Очень злой.
Альбертино не был настроен даже пробовать и портить себе жизнь.
Он стал подлецом, только чтобы спасти свою задницу. Он пообещал себе не делать больше глупостей.
До дома было совсем близко.
Теперь Альбертино мерз. Он был весь мокрый и весь в грязи. Штаны жали.
Совсем как дворняга.
Мимо проехали уже три автомобиля с мигалками. К счастью, они его не заметили.
Альбертино присел за припаркованные машины.
Он пошел быстрее.
Улица становилась все шире, а знаки, запрещающие остановку, лишали его убежища.
Минное поле.
Он пошел дальше, сдерживая дыхание. Не бежал, но чувствовал, как трясутся ноги.
Потом заметил вдалеке, в начале улицы, «альфа-ромео-ЗЗ» черного цвета.
Она ехала к нему.
«Черт, черт, черт. Нееет», — пробормотал он, убитый этим зрелищем.
Опять они. Типы из DIGOS.
Они достанут его.
Блин, непруха!
Альбертино остановился. Мозг заработал как бешеный. Он оглянулся в поисках поворотов, переулков, путей к побегу.
Ничего. Черт возьми, совсем ничего.
Дома стояли один за другим, до бесконечности, до самого конца улицы. По обе стороны.
Скоро они его заметят. И повяжут.
Альбертино уже собрался было побежать, выхватить оружие и стрелять, когда увидел прямо перед собой путь к спасению.
Стеклянная дверь.
Бутербродная академия.
Он вошел внутрь.
Бутербродная академия была маленькой забегаловкой, отделанной черным камнем, как мавзолей. Треугольные зеркала нарушали эту черноту. Лампы освещали множество бутербродов, выставленных ровными рядами в витрине.
Самые обыкновенные бутерброды, с ветчиной и сыром, с куриным салатом, с грибами, были окружены более сложными, авангардом этой области гастрономии.
«Крестьянский» (картофель, зелень и колбаса), «Весна» (морковь, сельдерей, мясо барашка, брынза, оливки), «Деревенский» (хлеб из грубой муки, свиная колбаса, майонез, грудинка) — вот лишь некоторые.
Пара клиентов перед стойкой. Трое каменщиков в пыльных робах сидят за круглым столиком.
Альбертино тоже сел. Пристальный взгляд кроличьих глаз обращен к стеклянным дверям. На улицу.
Черная «альфа-ромео» проехала уже дважды. Теперь две полицейские машины остановились прямо перед баром. Полицейские переговаривались через открытые окошки. Один говорил по рации.
И снова невыразимый страх овладел Альбертино.
Он представил, что попался. Что его посадили в клетку. Что его опознали как вора и предателя, и люди сраного Ягуара убили его в тюремной камере.
