Рыбнев схватил ее за руку:
— Не надо врача, Наташенька. Мне уже лучше. Посидите лучше со мной немного.
— Я так испугалась, — призналась Наташа, усаживаясь. — Вам точно лучше?
— Точно, — сказал Рыбнев.
Некоторое время они сидели молча: наблюдали, как жаворонки строят на соседнем дереве гнездо из окурков. Папа-жаворонок приносил новые окурки, а мама-жаворонок расставляла их по кругу; получалось что-то вроде эскимосской иглу.
— Люди очень много курят, — сказала Наташа. — Это так обидно. Мой дедушка часто курил и умер от рака легких.
— Соболезную.
— Это ничего, он давно умер, я маленькая была. Мне было обидно, что стало некого за бороду дергать. Вы знаете, у моего дедушки была роскошная белая борода, как у деда Мороза.
— А я родился в детдоме, — признался Рыбнев. — Не знаю ни родителей, ни бабушек с дедушками.
— По вам видно, что вы очень одинокий, — сказала Наташа и призналась: — Я за вами уже несколько дней наблюдаю. Вы по утрам зарядку делаете у раскрытого окна.
— Так заметно? — Рыбнев смущенно почесал затылок.
— Не очень. Но я же машинистка: иногда мне кажется, что машина, к которой меня подключают, стала мной самой, и я чувствую себя обязанной замечать всё и всех; вот, вас, например, заметила.
— А почему вы решили стать машинисткой? — спросил Рыбнев.
— Я знаю, что вы думаете. — Наташа сказала баском, пытаясь сымитировать Рыбнева: — «Девушка соглашается на уродливые механизмы в черепе; какая безвкусица!» — вот какая мысль вертится у вас в голове.
— Ничего такого я не думал, — честно ответил Рыбнев.
— Но у меня и без разъема есть уродство, — сказала Наташа, расстегивая пальто. Приподняла свитерок, и Рыбнев увидел, что у нее сбоку, в районе печени растет ручка; вроде как у младенца, безвольная и бледная. Наташа поспешно закрыла ручку свитером, застегнула пальто.
— Уродство вызвано, как говорят доктора, воздействием на человеческий организм чужеродной среды.
— Мне очень жаль, — неловко прошептал Рыбнев.
— Глупости, — заявила Наташа. — Не о чем тут жалеть: у меня очень интересная жизнь. Много друзей.
— Молодой человек? — спросил Рыбнев.
— Молодого человека нет, — призналась Наташа. — Молодые люди, ознакомившись с моей тайной, начинают меня опасаться.
— Идиоты! — уверенно заявил Рыбнев. — Но скажите, Наташа, неужели при современном уровне медицины от вашей маленькой проблемы нельзя избавиться хирургическим путем?
— Дело в том, сударь, что свою маленькую проблему настоящей проблемой я не считаю. С ней я родилась, с ней и умру.
Рыбнев сконфузился:
— Простите, Наташа, я не хотел…
— Ай, да оставьте вы это! — Наташа засмеялась и взглянула на часы: — Ой, через сорок минут ужин! Сударь, давайте перед ужином прогуляемся к прудику; тут чуть дальше во дворе есть совершенно замечательный пруд с лебедями.
— Пойдемте, — сказал Рыбнев, помогая Наташе подняться. Девушка церемонно поклонилась ему:
— Вы — настоящий джентльмен, сударь.
— Ради прекрасной дамы готов на всё, — ответил Рыбнев.
— Ох, так уж и на всё!
Они засмеялись.
Наташа схватила Рыбнева за локоть, и они пошли к прудику смотреть лебедей. Лебеди были самые разные: черные, желтые и синие в крапинку. Наташа достала из кармана бумажный пакетик с колбасными обрезками и кормила лебедей с руки. Птицы хватали обрезки длинными липкими языками и набивали клювы, смешно надувая лохматые щечки.
— Чудесные птицы, — сказал Рыбнев, усаживаясь на скамейку возле пруда. Он наблюдал за хохочущей Наташей и думал, что пока Первоцвет не разберется с его памятью, доступ к архивам ФСД ему запрещен; значит, и Ионыча найти будет сложнее, почти невозможно. А если уж Первоцвет Любимович разберется — тем более Ионыча не достать. Но Наташа машинистка — а это, считай, прямой доступ к сети. Получится ли ее использовать, чтоб добраться до убийцы Сашеньки?
Наташа, словно прочла его мысли, повернулась и, улыбнувшись, помахала Рыбневу рукой. Рыбнев поднял руку и взмахнул в ответ; вспомнил застывшее Сашино лицо, разрезанное платье, темные полосы на белом; слова Рикошета Палыча вспомнил, которые он ему когда-то сказал: «А ты не думай, что труп. Думай: поломанная кукла. Ты же не плачешь над поломанной куклой? Это только дети плачут; да и то не все». «Мне необязательно представлять, что это кукла, — ответил тогда Рыбнев. — Пускай человек: мне всё равно». «Вот вроде хороший человек ты, Рыбнев, — заметил Рикошет Палыч. — К людям подход имеешь, поговорить с тобой о том о сем приятно, выпить тоже, а мертвецов не уважаешь. Почему так?»
— А зачем их уважать, Рикошет Палыч? Они ведь уже и не люди вовсе: куклы, как вы верно подметили.
— Но если эта кукла дорогой для тебя человек?
— Тем более: для куклы место в гробу, а не в моем сердце. В моем сердце живой человек, воспоминанья о нем.
— Что ж ты тогда, друг мой Рыбнев, вынес мертвую Сашеньку из дому на руках и рядом с мертвым ручным котом положил? Почему наверху не оставил, если тебе всё равно было?
— …что это вы спрашиваете, Рикошет Палыч? Откуда про Сашу знаете? Вы в тот момент были уже мертвы!
— Сударь!
Рыбнев вздрогнул и очнулся. Рядом стояла встревоженная Наташа с очистками, сжатыми в маленьком кулаке.
— Вам плохо? — спросила она. — Вы себе под нос что-то бормотали…
— Простите, Наташа. — Рыбнев смутился. — Как-то так нечаянно вышло, задумался, увлекся… — Он поднялся, увидел очистки. Спросил в шутку:
— Это мне?
— Вы же не лебедь, — заметила Наташа и взяла его за руку. — Пойдемте в столовую. Ужин через двадцать минут.
— Пойдемте, — согласился Рыбнев и спросил: — А как это, Наташа, быть машинисткой? Интересно было бы посмотреть на процесс.
— Помогите!
Они обернулись и увидели страшную картину: синий лебедь в туче брызг выпрыгнул из пруда и с шипением кинулся на сутулого очкарика с тросточкой. Очкарик уронил тросточку, упал на задницу и вяло, по-интеллигентному, пытался отбиться от разъяренной птицы мягкими ладошками. Его действия только раззадорили злого лебедя, и он полными губешками буквально засасывал в себя одежду несчастного.
— Позвольте, — сказал Рыбнев Наташе и бросился на помощь очкарику. Подбежал и со всей мочи пнул жестокую птицу в жирный бок. Лебедь кубарем покатился по набережной и плюхнулся в пруд, вызвав извержение холодных водяных брызг. Рыбнев помог очкарику подняться.
— Какое несчастье, — пробормотал очкарик, покрываясь красными пятнами. — У меня аллергия на птиц, а тут еще это…
— Лебеди не любят людей в очках, — в шутку сказал Рыбнев.
— Правда? — с ужасом спросил потерпевший, снял очки и затолкал в карман. — Почему же меня не предупредили по прилету на планету? Я подам на них в суд!
«Не местный», — понял Рыбнев и сказал вслух:
— Может, не знали? Лебедь — птица редкая.
Потерпевший нахмурился; наверно, догадался, что его разыгрывают, и сказал:
— Вы простите, я, пожалуй, пойду. У меня процедуры. — Часто передвигая кривыми ножками, судорожно сжимая бледной рукой тросточку, он удалился в направлении корпуса некроурологии.
— Хоть бы из вежливости поблагодарил, — буркнул Рыбнев.
Подбежала Наташа, схватила Рыбнева за руку.
— Бли-и-и-ин, — сказала.
— Что такое, Наташенька?
— У меня этическая проблема, сударь: не знаю, считать вас героем или подлецом. Вы только что цинично пнули мою самую любимую птицу.
Катя не успела еще толком уснуть, как шорох под кроватью разбудил ее. Девушка открыла глаза; на потолке горело дырчатое серебряное пятно — отсвет луны. Катя спросила тихо, чтоб ненароком не разбудить храпящего в соседней комнате Ионыча:
— Кто это шумит?
— Не беспокойся, Катенька, это я, твой старый добрый друг по имени Маленький Мертвец.
Катя вздохнула с облегчением:
— Я уж на Мурку грешила…
— Мурочка спит. Я ей в глаза волшебного песка насыпал.
Катя тихонько засмеялась:
— Ну что ты такое говоришь, Маленький Мертвец. Разве бывает на свете волшебство?
— Бывает, — с гордостью ответил Маленький Мертвец. — И я тому прямое подтверждение. — По одеялу, свисавшему на пол, он забрался к Кате на кровать и завозился, укладываясь рядом. Катя почуяла запах Маленького Мертвеца: от него пахло фиалками и разложением, и отвернулась к стене; от стены несло сыростью.
— Маленький Мертвец, — Катя решила отвлечься от неприятных запахов при помощи разговора, — скажи, почему людям так тяжело приходится?
— Каким-таким людям? — спросила тварь. — Ты в общечеловеческом смысле?
— Нет, я про дядю Ионыча и дядю Федю. Они так стараются увидеть лучик света, начать новую светлую жизнь, а им постоянно не везет; и люди им попадаются всё больше озлобленные, дикие: лжецы да злопыхатели. Почему так?
