Я приподняла ногу и со всей силы ударила каблуком по туфле позади себя. Мужчина сморщился и убрал руку. Еще через несколько мгновений он исчез, а его место занял кто-то другой.
Меня пробрала дрожь, и я прошептала Мод:
— Давай уйдем отсюда. — Но мои слова заглушил звук горна. Толпа дернулась вперед, Мод откинуло на спину стоявшей перед ней женщины, и она отпустила мою руку. Потом меня с силой отбросило влево. Я оглянулась, но Мод не было видно.
— Если позволите, то я бы хотела открыть наш митинг в Гайд-парке, посвященный событию исключительной важности, — услышала я звонкий голос. Женщина забралась на ящик, возвысившись над остальными дамами на трибуне. В своем розовато-лиловом платье она напоминала лаванду, посыпанную поверх ванильного мороженого. Держалась она очень прямо и спокойно.
— Это миссис Панкхерст, — зашептали женщины вокруг меня.
— Я рада видеть перед собой такое множество людей — как женщин, так и мужчин — сторонников мнения, что женщины имеют право занять место рядом с мужчинами и голосовать так же, как и они. Премьер-министр Асквит сказал, что он должен быть уверен — за нашим требованием предоставить женщинам право голоса стоит воля народа. Что ж, мистер Асквит, я обращаюсь к вам: если бы вы стояли здесь вместе со мной и видели это огромное море людей перед собой, то вам бы не понадобилось более убедительных доказательств!
Толпа разразилась одобрительными криками. Я положила руки на плечи женщины, стоявшей передо мной, и подпрыгнула, чтобы посмотреть поверх людских голов.
— Мод! — крикнула я, но было так шумно, что она бы меня в жизни не услышала. Женщина нахмурилась и сбросила мои руки.
Миссис Панкхерст подождала когда смолкнет шум.
— Ораторы у нас расписаны на весь день, — начала она, когда стало потише, — и без дальнейшего промедле…
— Мод! Мод! — кричала я.
Миссис Панкхерст помолчала немного, потом чуть дернула головой.
— Я бы хотела представить вам…
— Мод!
— Лавиния! — услышала я и увидела руку, мелькнувшую над головами далеко справа от меня.
Я махнула в ответ и продолжала махать, проталкиваясь к этой руке.
Миссис Панкхерст снова замолчала.
«Шш-ш-ш! Шш-ш-ш!» — зашипели женщины на трибуне.
Я продолжала протискиваться к Мод, раздвигая людей вокруг себя и не обращая внимания на то, что происходит на трибуне. Потом впереди я увидела венок из дельфиниумов и жасмина, который сама сплела этим утром для соломенной шляпки Мод. Еще одно, последнее усилие — и я добралась до нее.
Мы крепко вцепились друг в дружку. Сердце Мод бешено колотилось, а я дрожала.
— Давай уйдем от всех этих людей, — прошептала Мод. Я кивнула и, продолжая держаться за Мод, позволила ей прокладывать нам дорогу прочь от трибуны и из толпы людей, слушающих миссис Панкхерст.
Наконец мы оказались на свободном пространстве. Когда мы добрались до деревьев, возле которых заканчивалось столпотворение, я остановилась.
— Меня сейчас вырвет, — сообщила я.
Мод подвела меня к дереву, где я, никем не замеченная, могла опуститься на колени. После этого мы нашли тенистое место и сели под деревом. Несколько минут мы молча глядели на неспешно прогуливающихся либо же торопящихся людей, которые отделялись от одной группы, стоящей вокруг трибуны, и присоединялись к другой. С того места, где мы сидели, были видны четыре трибуны. Издалека женщины, выступавшие на них, казались крохотными, их руки молотили воздух, как крылья ветряной мельницы.
Мне ужасно хотелось пить.
Я знала, что Мод в конце концов заговорит и задаст тот вопрос, который должно было задать и которого я страшилась.
— Лавиния, — сказала она наконец, — а где Айви Мей?
Впервые за весь этот день я начала плакать.
— Не знаю.
Мамочка сидела всего через два дерева от нас. Но нашли мы ее, только когда митинг закончился.
Искать кого-либо, пока произносились речи и толпа стояла плотной стеной, было бессмысленно. Лавиния пребывала в отчаянии, но я знала, что Айви Мей — разумная девочка. Может, она и мало говорит, но все слышит и наверняка знает, что мы должны встретиться с мамочкой у пятой трибуны после «Великого крика», уж не знаю, что у них так называлось.
Это то, о чем я не переставала твердить себе и что повторяла Лавинии, когда она была в состоянии слушать. В конечном счете она положила голову мне на колени и уснула. Как это на нее похоже: уснуть в такой драматический момент. Она любит мелодраму, настоящая же драма для нее скукотища. Я нервничала, ожидая, когда кончатся речи и проснется Лавиния.
Наконец раздался звук горна. Когда горн прозвучал во второй раз, Лавиния села. Лицо у нее было красное и помятое.
— Который час? — спросила она, зевая.
— Не знаю точно. Около пяти, я думаю.
Толпа вдалеке махала руками и весело кричала. Горн прозвучал еще раз. Звук голосов, слившийся в единый крик, нарастал, словно симфонический оркестр, начинающий играть крещендо. Это было похоже на что-то вроде «Красим вещи». И только на третий раз я поняла, что они кричат: «Голоса женщинам!» Последний крик прозвучал как удар грома, а последовавшие за ним смех и одобрительные восклицания напоминали хлынувший из туч дождь.
Потом толпа внезапно начала разделяться и потекла в нашу сторону. Я оглядывала лица людей, проходивших мимо нас, — нет ли среди них знакомых. Я увидела Юнис, которая пронеслась мимо с одиноким транспарантом и древком. Она нас не заметила, а мы не попытались ее остановить.
— Нужно идти к трибуне номер пять, — сказала я. — Там непременно кто-нибудь будет.
Мы взялись за руки и начали продвигаться сквозь толпу, что было нелегко, поскольку все шли в противоположную сторону. Повсюду были видны усталые лица: дети, просящие пить, нетерпеливые женщины, озабоченные мужчины, не знающие, как им добраться до дома в такой толпе. Теперь, когда люди больше не двигались организованными колоннами, на улицах, примыкающих к Гайд-парку, должно быть, воцарится хаос, они будут заполнены людьми, кебами и битком набитыми омнибусами. Чтобы добраться до дома, понадобится не один час.
Наконец мы оказались у трибуны, которая, по моим представлениям, должна была иметь пятый номер, но транспарант с этой цифрой уже сняли. Миссис Панкхерст и другие женщины сошли с повозки, и теперь мужчина впрягал в нее лошадь.
— Они увозят трибуну! — воскликнула я. — Как же мы теперь найдем мамочку?
— Вон Каролина Блэк, — сказала Лавиния, дернув меня за рукав. — Что это на ней такое надето?
Каролина Блэк переминалась с ноги на ногу — на ней все еще были доспехи Жанны д'Арк. Белое перо на шлеме покачивалось вверх-вниз в такт ее движениям. Вид у нее был очень мрачный, а когда я увидела, что она одна, к горлу у меня подступила тошнота.
— Вот вы где! — воскликнула она на этот раз без своей обычной милой улыбки. — Где вы были? Я вас повсюду ищу!
— А где мамочка?
Каролина Блэк смотрела на меня так, словно едва сдерживала слезы.
— Твоя мама… с ней произошло несчастье.
— Что случилось?
— Все шло так хорошо, что даже и представить себе трудно. — Каролина Блэк покачала головой. — Все было замечательно, нас поддерживали наши товарищи и зрители. И лошадь была такой послушной, такой мягкой — ехать на ней одно удовольствие. Вот только…
— Что случилось? Где она? — Я не могла произнести больше ничего — срывалась на крик.
— В толпе у Оксфорд-стрит кто-то запустил фейерверк. Лошадь испугалась, а Китти в тот момент стояла перед ней — рассматривала мой транспарант, уж не знаю зачем. Лошадь встала на дыбы — я сама едва удержалась в седле. А опускаясь, лошадь ударила Китти копытом в грудь.
— И где она теперь?
— Упрямица — она непременно хотела идти дальше, вести лошадь, будто ничего не случилось. Сказала, с ней все в порядке, только дышать трудно. И я сдуру ей разрешила. Потом она не хотела уходить, пока произносят речи, — сказала, что должна быть здесь и встретить вас, когда все кончится.
— Бога ради, где она? — воскликнула я.
Лавиния подпрыгнула, услышав мой голос, а люди вокруг стали оглядываться на нас. Но Каролина Блэк и бровью не повела.
— Она сидит там, под деревьями, — сказала она, указывая в ту сторону, откуда мы только что пришли.
Я направилась к деревьям, но тут Лавиния схватила меня за руку.
— А Айви Мей? — крикнула она. — Мы должны ее найти!
— Давай сначала посмотрим, что с мамочкой, а потом будем искать Айви Мей. — Я знала, что Лавиния злится на меня, но, не обращая на нее внимания, пошла к мамочке.
Мамочка сидела спиной к дереву, подогнув одну ногу под себя и вытянув другую.
— Боже мой! — пробормотала Лавиния. — Я забыла, что она не видела мамочку в этом костюме.
