Новорождённый жеребёнок стал ходить за Маргошей хвостиком. Вместе с незадачливой мамашей. Так и шли по конюшне в связке: Марго — жеребёнок — лошадь. Для доброго мужественного Джонни это, вкупе с бесстрашным подвигом родовспоможения крупной опасной скотине, был контрольный выстрел в голову. Был бы. Если бы он был нужен. Потому что Джонни был наповал сражён ещё там, в Москве, на пороге Маргошиной стандартной трёшки, казавшейся ей царскими хоромами. У Джонни был огромный — по меркам Маргариты Андреевны — дом. Три этажа. Поперёк себя шире. Ещё и терраса по периметру — на велике кататься можно. Джонни её и прокатил — не на велике по террасе, а в Лас-Вегас, в Лос-Анджелес и в Сан-Франциско. Ничего в этой жизни, признаться честно, не видавшая Маргоша каждый вечер плакала. Джонни переживал. Она пыталась ему объяснить, что плачет от счастья. Но Джонни не понимал, как можно плакать от счастья. Нет, слёзы умиления — это понятно. Но вот так вот, выть в голос, как недоенная корова, — от счастья?! От счастья надо хохотать. Впрочем, хохотала Марго тоже щедро. Это пугало доброго Джонни меньше, чем завывания от счастья. Но после Москвы и Золотого кольца, после всех тех людей, что он встретил на русских просторах, он принял на веру, что есть загадочная русская душа и пытаться разгадать её не стоит. Нерациональное и непродуктивное занятие. Да и зачем разгадывать то, что само по себе прекрасно и удивительно? Вот был у него в детстве прекрасный и удивительный механический пони. Он его разгадал при помощи топора, ножа и отвёртки. И выяснилось, что разгаданный механический пони совсем не прекрасен, а просто груда деревяшек, шестерёнок, железяк, войлока, трухи, замши и кожи. Папа долго объяснял Джонни, что не стоит портить прекрасные и удивительные вещи. А топоры, ножи и отвёртки существуют для созидания, а не для разрушения. И настоящего пони подарил гораздо позже, чем обещал. И ещё долго шутил, не собирается ли маленький Джонни разгадать живого пони. Вот и живую Марго уже давно немаленький (очень большой, под два метра ростом!) сорокапятилетний Джонни не собирался разгадывать. Она была прекрасна и удивительна сама по себе. А то, что она сумела принять роды у дурноватой кобылы-первородки, возвело её в ранг божества. Из обожаемой породистой кобылицы она для Джонни превратилась в единорога. И ещё она оказалась очень способной наездницей. Это и для самой Маргариты Андреевны, признаться, стало большим сюрпризом. Такие её способности. Или Джонни был хорошим учителем?..
Она пробыла в США месяц. Джонни перезнакомил Маргариту с роднёй и соседями. Все были настроены очень дружелюбно. Узнавая, что у неё дочь двадцати одного года, не поджимали губы и не строили неодобрительные лица (как некогда это делали мамаши и тётушки давнишних отечественных, сомнительных по всем параметрам потенциальных женишков), а напротив — восторгались, восхищались, разглядывали фотографии, требовали подробностей. Никакой неискренности она не заметила. Ни в ком. Она подружилась с соседями и окрестными лавочниками. Правда, пешком до них было не дойти, но у Джонни был более чем достойный гараж.
Америка пришлась Маргарите Андреевне по душе ничуть не меньше, чем Джону — Россия. Скорее всего, дело тут вовсе не в месте, а в людях. В конкретной Маргарите и конкретном Джоне. Когда мужчина и женщина любят друг друга, любят искренне и сильно, часть энергии такой любви передаётся пространству. И это не «скорее всего». Это именно что так, и никак иначе. Марго не хотела «замуж в США» — дурацкая шутка Святогорского с сайтом. Или не дурацкая? И вовсе не шутка? Что мы понимаем о промысле и путях? Нам не дано знать заранее, кто из друзей, врагов, шутов и незнакомцев окажется ангелом или пророком. Вестником и проводником-охранником — выражаясь на понятном русскому слуху наречии. Не всем — и после дано оценить. Кто же в здравом уме назовёт старого русского анестезиолога-реаниматолога пророком? Их вообще, как общеизвестно, нет в своём отечестве. Так кто их рассмотрит в ближнем кругу? Ангелы не курят, пророки не пьют — вот и всё, что мы можем сказать по этому поводу. Потому что голова наша и душа наша под завязку набиты шаблонами, стандартными лекалами и типовыми выкройками. А когда мы счастливы — ничто не имеет значения. Какой уж там анализ и клинический разбор!
И каждый раз влюблённые-любящие расставались, как умирали.
Затем опять Джонни прилетел в Москву. Марго слетала в США. Оказалось, что пожениться вовсе не так просто, если вы — граждане разных стран. Надо было собрать тома документов. Переворошить кучу дел. И Маргарита Андреевна никак не могла распрощаться с работой. Хотя временно её функции взяла на себя Вера Антоновна[64]. Но если акушерскую работу Вера Антоновна знала досконально, то вот административно-хозяйственнную!.. Каждый раз Маргарите приходилось разбирать завалы, возвращаясь к жизни. К своей обыкновенной жизни. То есть, по сути, к работе.
И только тут, в роддоме, Маргарита Андреевна могла успокоиться. Отвлечься. От тоски по Джонни. От боли, которую ей щедро, беспричинно-жестоко, с огромным удовольствием причиняла Светка.
Да, Светка. Единственная, обожаемая сверх меры дочь. Для которой — всё. И ещё немножечко сверху. Скоро двадцать два года. Казалось бы… Но она совсем не приняла маминого счастья. Не удалось Маргарите вырастить подругу. Она рыдала по ночам в подушку — если ночевала дома, что случалось редко. Или же — куда чаще — носилась призраком по коридорам родильного дома и не могла уснуть, даже если не была занята в данный конкретный момент. Ей очень не хватало разговоров с Мальцевой. Ну да подруга нынче и так между львом и крокодилом. Хотя между львом и крокодилом наверняка уютнее, чем между должностью начмеда, новорождённым ребёнком, не говоря уже обо всём том и обо всех тех, что встало-выстроилось по периметру этого «между».
Маргарита Андреевна даже разок к психологу сходила. В Интернете нашла. Очень известная — если верить Интернету и самой дамочке. И просто гений — если опять же верить многочисленным отзывам, что болтались в социальных сетях, где гнездовалась психолог. Марго уже давно ничего не принимала на веру, но отчего бы и нет? Четыре тысячи рублей за «терапевтический час» — это что ещё за?.. Академический час — известен, сорок пять минут… ага, вот у мамзель и пояснение: «терапевтический час — пятьдесят минут», чушь полная, ну да ладно! Однако кусается: четыре тысячи рублей за пятьдесят минут! Но надо делиться. Мир щедр к тебе — будь щедра к миру. Да и никто же не приговорил, если что. Смущало, что такой известный по всей Сети специалист ведёт приём на дому, но мало ли… На дому оно бывает и сподручней, чай, не роды. Маргоша криво усмехнулась, прикинув, как она выкатывает в блоге ценник за акушерские услуги — четыре тысячи рэ за пятьдесят минут. За двенадцать часов это сколько будет? Сорок восемь тысяч рублей! А первородки и сутки, бывает… девяносто шесть тысяч рублей! Хо-хо! Жить можно будет, учитывая, сколько она родов в месяц принимает. Что правда, её тут же за жопу возьмут соответствующие органы. Прямо холодными руками за тёплую задницу. А уж если Маргарита Андреевна устроит оазис оказания родовспомогательных услуг на дому — тут могут приехать и в чудной решётчатой карете. Эх, надо было в болтологию идти, а не в «мешки ворочать»! Марго набрала заявленный в открытом доступе номер телефона, и достаточно милый женский голос назначил ей встречу. В окраинных новостройках. Марго добиралась туда часа два, обозлившись в пробках на МКАДе на всё то живое, что сидит за рулём. Пока разыскала искомое строение, пока припарковалась… Перекурила у неухоженного подъезда, матюкнулась прилично: «white trash!» — научили в США уже, ага. И потопала на девятый этаж пешком. Лифт, разумеется, не работал.
Открыла ей дверь хмурая, оплывшая, неумытая женщина лет сорока — сорока пяти, в несвежем сарафане, без лифчика (могучие груди щедро размазывались по пузу; как ни старалась Марго отвести глаза от этого «великолепия» — удалось не сразу). Баба была несвежая, недовольная и совершенно неприветливая.
— Вы — Маргарита? — буркнула она.
Маргарита Андреевна кивнула.
— Заходите! — так же мрачно и нелюбезно продолжила неряха, чуть посторонившись в дверном проёме.
Маргарита зашла, стараясь не слишком демонстративно задерживать дыхание. От психологини несло кислым потом.
— На кухню! — дала ориентир специалист-надомник.
Кухня явно съёмной квартиры была грязная, засаленная, неуютная. Марго присела за липкий стол на ободранный табурет. Психолог присела напротив и открыла довольно дорогостоящий лептоп. И стала строчить по клавишам как ни в чём не бывало. С совершенно каменной мордой.
— Э-э-э… — как-то не характерно для себя промямлила Марго. — А когда уже начнётся терапия?
— Она уже идёт, — холодно бросила психолог и продолжила заниматься своими делами.
