Она улыбнулась мне, и я смутился. Я не специалист в импровизациях, а тем более в таком быстром плетении небылиц.
— А сегодня?
— Сегодня мы раздуваем старые угли.
Одна из старых дев захихикала. Но Отчаявшийся с мрачным упрямством добивался своего:
— Я понимаю, госпожа Мендельсон, у тебя много талантов, и все-таки я хотел бы знать, что ты делаешь конкретно?
— О, я мастер на все руки, универсал, — сказала Тирца. — Но я всегда сама зарабатывала на себя и никогда ни от кого не зависела. Работала в фирме, организующей банкеты, придумывала и продавала деревянные игрушки, и еще я провожу народные танцы, но Яир не танцует, — указала она на меня, — у него совсем нет координации.
— А почему вы хотите жить здесь?
«Чтобы не застрелить вас или себя, — мысленно пробормотал я, — чтобы обрести покой, чтобы иметь свое место, потому что здесь во дворе растут большие деревья, а из трещин мостовой пробивается трава».
— Места здесь красивые, — сказала Тирца. — И деревня тоже. Нам понравился дом. Мы любим природу, собрали немного денег и хотим сменить окружение и атмосферу.
— И что вы будете делать здесь?
— Я надеюсь, что положение улучшится и у экскурсоводов опять появится работа, — сказал я, — а может, я и в самом деле решусь специализироваться на туризме в этом районе, а Лиора…
— Прежде всего, я собираюсь отремонтировать дом в качестве подрядчицы у самой себя, а если мне понравится это дело, я, может, продолжу заниматься им профессионально.
— А какой вклад, — спросил Страж Порядка, который до этого момента чиркал по бумаге и молчал, — какой вклад, по вашему мнению, вы сможете внести в наш коллектив?
— Я верю в доброе соседство, — сказал я. — И от всего сердца помогу всякому, кто попросит помощи.
— Я имею в виду более регулярный вклад в дела коллектива.
— Ну, может быть, в культурной комиссии, — сказал я. — А Лиора, как вы сами понимаете, может помочь во многих областях, организовать…
— Я могу сидеть в комиссии по приему кандидатов, — сказала Тирца. — Это мне уже нравится.
— Вы немного старше, чем хотелось бы, — сказал Ищущий Выхода. — Мы надеялись, что к нам придут более молодые пары, с маленькими детьми и планами на расширение семьи.
— Мы тоже надеялись остаться молодыми, — сказала Тирца, — и народить еще и еще младенцев, но если уж вернуться к реальности, давайте говорить серьезно. Этот дом уже много времени стоит заколоченный и пустой, никто им не интересовался, и вот теперь нашлись покупатели, так жаль терять время на вещи второстепенные. Мы точно такие же, как вы. Обыкновенные, хорошие люди, хотим жить спокойно, за нами нет криминального прошлого. Мы внесем такой же вклад, какой вносит каждый из вас, не больше и не меньше.
Через несколько минут нас отпустили с миром, и мы отправились на короткую прогулку по темному поселку. Возле дома задержались на несколько минут. Тирца сказала, что она должна возвращаться, у нее завтра работа на юге. Она позвонила, дала указания, и я отвез ее к главной дороге. Одна из машин компании «Мешулам Фрид и дочь ООО» уже ждала там, сверкая белизной в темноте, с зажженными фарами.
Она поцеловала меня на прощанье в рот. Я почувствовал, что ее губы улыбаются.
Я не удержался и рассказал ей, что сказал о ней тракторист, приехавший почистить двор, и она засмеялась: «Так и сказал? Твой подрядчик-женщина? Он немножко ошибся в порядке слов, но это не страшно».
— Спокойной ночи, Тиреле. Спасибо за помощь на комиссии.
— Спасибо за прогулку. И не беспокойся, мы ее прошли.
— Ты прошла. Я был ужасен.
— Мы вдвоем прошли. Им ясно, что мы не донна Идеала и мистер Перфект, но они в долгах, у них нет других кандидатов, и никто не даст им такую сумму, кроме тебя. Решай побыстрее насчет комнат, потому что нам надо приготовить проект.
— Я уже решил. Я принимаю ту твою идею насчет одной большой комнаты и одной маленькой.
— И правильно делаешь. Передай привет Мешуламу. Он наверняка позвонит тебе через минуту. А завтра займись рожковыми деревьями — очисть там всё от вьюнков и паразитов и скоси всю траву. Трактор не смог заехать туда с косилкой.
— Ты не хочешь дождаться решения комиссии?
— А чего тут ждать? Мы ее уже прошли. А если не прошли, пусть эта уборка будет им подарком, — и вытащила из багажника приехавшей за ней машины косу, толстые перчатки, серп, садовые ножницы и пилу: — Возьми. Пусть у тебя будет в хозяйстве.
5
В ту ночь я снова остался спать в новом доме, и даже получил от него подарок — в виде сна. Во сне у меня зазвонил телефон. Я поднял трубку. Вначале я услышал тишину, потом свое имя. Ты позвала меня, впервые после твоей смерти. Ты сказала: «Яир…» — и снова: «Яир…» Твой голос был мягче обычного, но я узнал его мелодию, и у меня не было сомнений: «Яир… Яир?..» — с тем маленьким вопросительным знаком, которым ты иногда сопровождала мое имя, тем вопросительным знаком, который с трудом можно услышать, а написать и вообще нельзя и который означает: «Это ты? Ты там? Ответь мне, сынок…»
Я еще не успел опомниться и ответить, как мама уже положила трубку. Сон кончился. Тишина вернулась. Только маленькая совка, из тех, что зовут волохатыми, отмеряла снаружи ночь размеренным и глуховатым уханьем. Я проснулся, потрясенный. Почему я не ответил: «Это я, мама»? Почему не сказал: «Я в доме, который ты мне купила»? Почему не спросил: «Где ты? Когда вернешься?»
Я здесь, прозвучало у меня в груди. Ее нет, ответила мне стена. Яир?.. Яир?.. Яирик. Яирик, сынок, — эхом отозвался мой сон. Это он — удостоверили все органы чувств. Он с нами, дайте ему войти, сказали воспоминания. И тотчас во мне возродилось понимание, где я и кто я, и я почувствовал вокруг себя этот дом, который купила мне моя мать и строит моя юбимая, ощутил, как он растет и окутывает меня, точно новая и здоровая кожа, и ощущение это было таким полным и нежным, что я не мог понять, растет оно изнутри или возвращается ко мне, словно прохладно-теплое эхо.
Я накрыл голову одеялом. Темнота, маленькая и только моя. Я здесь, в своем собственном месте, укутанный в твой подарок. Я — пространство меж стенами. Я человек и его дом. Я мой дом и его нутро. Я половик под ногами, я дверная притолока, я протяженность меж притолокой и половиком.
Безглазая предрассветная белесость ждет моих открывающихся глаз — сколько времени уже прошло? — будто песни бульбулей в моих ушах, будто продолжение сна в моем сердце — отпусти меня, ибо взошла заря,[42] сказала ты. Прогони меня, сынок.
6
Моя рука поднимается по прямой к выключателю лампы у изголовья. В доме Лиоры она всегда наталкивалась на абажур и производила шум, и в те дни, когда мы еще спали в одной кровати, сквозь ее зубы просвистывалось длинное протестующее «тссс…». Но здесь рука протянулась уверенно, и палец нашел и зажег без колебания и поиска. Так это было с фонариком в ту первую ночь и так — с лампой сегодня, в том же доме, уже обновленном и отремонтированном, и Тирцы опять нет со мной — кончила его перестраивать и ушла. Иногда я читаю книгу, ожидая возвращения сна, а иногда успокаиваю себя изучением топографической карты — отправляюсь наконец в свое путешествие.
Вот так мне хорошо: мой теплый тренировочный костюм, и грубые кроссовки, и рюкзак, и штормовая палатка, и спальный мешок лежат себе в шкафу и в багажнике «Бегемота», мои ноги отдыхают на кровати, легкие дышат спокойно и легко, и только глаза шагают себе неустанно, карабкаются по линиям высот и угадывают ландшафт, поднимают два измерения чертежа и сравнивают с тремя измерениями реальности: вот здесь овраг, а здесь курган, а тут обрыв, а там вот спуск, а здесь вот скос, а тут опять скат. Здесь я взбираюсь наверх, там соскальзываю, а тут ставлю себе палатку и развожу огонь.
А иногда я выхожу на настоящую прогулку. Из дома через двор, а оттуда на холмистые просторы. Открываю для себя пешеходные тропы, протоптанные неведомыми людьми, дороги, ведущие на овечьи пастбища, узенькие ниточки муравьиных и ежовых тропок и пути, которые прокладывают в поисках пищи дикобразы, шакалы и дикие кабаны. Так я делаю в любом месте и при каждом удобном случае: знакомлюсь с сетью тропинок и проселочных дорог, с возможностями побега, объезда, спасения.
— Откуда эта твоя паранойя? Откуда у израильского парня страхи галутных евреев? — допытывалась Лиора в доме ее родителей в Нью-Рашель в ту мою первую и единственную поездку за границу, на нашу свадьбу. Я вышел тогда на рассвете с намерением обойти пешком окрестности и по возвращении узнал, что мое исчезновение обеспокоило всё семейство.
— Что случилось? Где ты был? — встревожились домашние.
— Просто пошел посмотреть кругом.
Ее отец, ее мать, мой шурин, ее невестка, ее дяди и тети, их сыновья и их дочери — все Киршенбаумы, приехавшие посмотреть на жениха, которого их Лиора привезла из Израиля, — переглянулись и покачали головой.
