Ознакомительная версия.
Мы ехали по Москве, и где-то в районе Покровских ворот Лора спросила меня о самом большом разочаровании в жизни. Уверовав в телепатию, в то, что Лора уловила мои мысли, я было хотел рассказать ей про Марго и ее нынешний духовно-эротический коллапс, но не стал. Просто я решил, что в те десятки оставшихся нам вместе минут совсем не стоит делиться с ней таким глубоким, таким выспренним и устраивать из всего этого локальную пантомиму в стиле «Я ее любил, она меня любила». Поэтому я рассказал ей совсем про другое:
– Знаешь, самым большим разочарованием было, когда я узнал, что одна из самых моих любимых песен самой любимой группы «Ария» (которой больше нет, потому что оттуда ушел Валера), а именно: «Беспечный ангел», есть не что иное, как сраный римейк уж я и не помню, на чью именно песню.
Она замолчала, вытащила из сумочки сигареты:
– Марк, как ты думаешь, мы скоро умрем?
Я пожал плечами и потрогал выскочивший на скуле прыщик:
– Я постараюсь этого не допустить, дорогая.
Она закурила, краем глаза я видел, как трясся огонек ее зажигалки, как потом тряслись ее длинные тонкие пальцы, держащие сигаретку.
– Включи что-нибудь послушать! Ты говоришь, «Ария»?
Из кармана дверцы я достал диск с нарезкой mp3, воткнул в прорезь магнитолы:
– Знаешь, это волшебный диск. Я сам записал его, здесь музыка, которую я люблю, и он всегда начинает играть с новой песни. Я не знаю, что будет сейчас…
Начал играть H.I.M., их великая «Join me in Death», и мы начали подпевать в полный голос с первых аккордов. Я выкрутил звук на полную мощность, и в маленьком, законсервированном и хрупком мирке салона несколько минут все было наполнено лишь этими словами. Отчаянными, рвущими душу словами:
We are so young
Our lives have just begun,
But already we’re considering.
Escape from this world
And we’ve waited for so long
For this moment to come
Was so anxious, to be together.
Together in death…
С тобою мы так молоды…
Лишь жизням нашим стоило начаться,
Но мы мечтаем только об одном —
Из мира этого навеки в смерть умчаться.
И мы так долго ждем, чего-то ждем,
И вот уж начинает приближаться
Тот миг, когда мы вместе в смерть с тобой уйдем.
Won’t you die tonight for love?
Baby, join me in death
Умрешь ли ночью за любовь?
Дитя мое, умри со мной.
This world is a cruel place
And we’re here only to lose
So before life tears us apart let
Death bless me with you
О, этот мир, обитель пустоты,
Здесь только потеряем я и ты,
Пока судьба нас не лишит друг друга,
Нас смерть с тобой благословит, подруга.
Won’t you die tonight for love?
Baby, join me in death
This life ain’t worth living
Умрешь ли ночью за любовь?
Дитя мое, умри со мной.
Не сожалей о жизни вновь,
Жизнь не для нас, моя любовь.[2]
Она была спокойна. Эта отчаянная, рвущая душу всякого несчастного тинейджера песня успокоила ее, Лора улыбалась:
– Ты слушаешь детскую музыку? Это очень мило.
– У меня дочь, ей пятнадцать. Она такая типичная little fefteen. Я очень скучаю без нее, а ее мать больна раком.
…Я узнал о смертельной болезни своей первой жены незадолго перед своим несостоявшимся отъездом в Аргентину. Рак пожирал ее долго и незаметно, его и нашли-то случайно, во время какого-то рядового обследования. Сейчас она лежала в темной башне ракового замка на Каширском шоссе. Из этой башни порой возвращаются обратно…
Лора немного помолчала, словно собираясь с мыслями, затем немного смущенно спросила, есть ли у меня еще дети. Я ответил, что у меня было трое детей, а теперь только двое. Мой сын, которого я так ни разу и не увидел, погиб в далекой стране, на берегу Атлантики.
– Я бы тоже хотела сына, – задумчиво вымолвила она, и я удивленно поглядел на нее, на мгновение отвлекшись от дороги. К счастью, все было спокойно, время позднее, машин немного, да и скорость я не превышал, помня о своих «левых», скрученных с грузовика номерах. Кстати, всем посоветую иметь пару-другую таких вот «левых» номеров про запас. Вы сами удивитесь, насколько это вдруг сможет вам однажды пригодиться. Например, вздумаете следить за кем-то на собственной машине, мало ли ситуаций…
– Ты? Ты хочешь сына?
– А что тебя так удивляет? Я всегда хотела сына. Когда я была первой среди моих погибших братьев, то мечтала забеременеть во время Вальпургиевой ночи.
– Якобы от самого Сатаны? Чтобы родить антихриста? – Я говорил абсолютно спокойно, хотя поводов для того, чтобы ужаснуться, было хоть отбавляй. – Твоя вера в антихриста, помноженная на мою веру в Христа, могла бы привести к интересным результатам. Ты разочаровалась в своем кумире, я никогда не понимал до конца цель, которую преследовал мой… Не могу назвать его кумиром, ведь он призывал не создавать себе кумира. Знаешь, несмотря на то, что я собираюсь стать апостолом новой церкви, нашей церкви, церкви Наслаждения, я все равно не стану отвергать Иисуса. К тому же мне кажется, что Иисус ведет меня, я даже уверен в этом. Я также думаю, что ему нравится наша идея. И кстати, антихрист – это такой же миф, как и миф о происхождении его отца. Отец не существует, значит, и родиться от него никто не может. Не так ли?
– Да-да… – тихо отвечала Лора, неподвижно глядя перед собой. Внезапно что-то происходящее на улице отвлекло ее внимание, и она невольно вскрикнула:
– Ты только погляди, что делается!
Двое пылких абреков вытаскивали какого-то мужика из «Порше». Мужик орал и упирался, абреки лупили его по голове. Я остановился так резко, что Лора чуть не вышибла головой лобовое стекло. Ремень безопасности перехватил ей шею:
– Что ты делаешь?! – придушенно прохрипела она. – Не нарывайся! Какое твое дело?
– Правое, – быстро ответил я, выхватывая пистолет и чувствуя, как мгновенно закипела кровь в предчувствии убийства. Я нисколько не раздумывал над своими действиями. Перед глазами у меня маячило мертвое лицо маленькой Марии, а мужик, которого эти двое вытряхивали из его автомобиля, казался мне самим Брасье, Брасье, который воскрес, чтобы вновь и вновь пасть жертвой насилия от рук очередных гоблинов, залетных джентльменов удачи. Кто на сей раз? Чеченцы? Дагестанцы? Ингуши? Грузины? Кто?!
Пуля не выбирает. Она равнодушна к национальностям и одинаково эффективна против всякого двуногого существа с недобрыми намерениями. Я положил руки на крышу «Альмеры» на полицейский манер, чтобы лучше было целиться, и снес одному из гангстеров полголовы. Другой кинулся бежать, но почти сразу упал и затих. Минус два. Мужик сидел возле своего «Порше» и, тяжело дыша, держался за грудь. Времени на то, чтобы угостить его нитроглицерином, у меня не оставалось, но он показал мне большой палец: будет жить.
– Проблем ты мне наделал, – он закашлялся, – что я теперь ментам скажу? Они же на меня двойное убийство повесят! Валить отсюда надо…
Он встал, пошатываясь, не глядя уже по сторонам. Залез в машину, завел мотор и рванул куда-то во дворы.
– Супергероям не нужна благодарность, – дурашливо откозырял я ему вслед и разрядил оружие, – рад был спасти вашу задницу, мистер Говно…
…Быть может, и впрямь права была Лора? Зачем я влез в это дело? С какой стати я вообще взял на себя роль судьи и, не имея на это никакого права и основания, переложил вину двух ублюдков со стамесками на всех, кто не моего племени? Помог я этому «Порше», и что в результате? О, эта жуткая, маниакальная страсть. Ощущение себя в роли судьи с пылающим мечом в виде пистолета. Где-то это уже было. В каком-то фильме… Ангел, автобус, собрание акционеров, «вы молитесь золотому тельцу», трах-ба-бах. В своем мщении я пока что не продвинулся ни на шаг: непосредственные исполнители убийства семьи моего друга вне пределов моей досягаемости, и я не знаю, что с ними. Боже, как я запутался! Боже мой! Боже мой? Да кто ты такой? Почему ты молчишь? Правильно ли я поступил только что или нет? Дай мне ответ. Но ты молчишь. Ты вечно молчишь…
Очень спокойно и уже без всяких происшествий мы почти доехали до Зеленоградской улицы. На повороте с Фестивальной притаился автомобиль ДПС. Они собирали всех, кто ехал мимо, искали пьяных лихачей. Конечно, они остановили и меня, и я аккуратно прижался к обочине. Лора занервничала:
– Как ты думаешь, это уже за нами? За мной? За тобой? Введен план «Перехват» или как это там у них называется?
– Нет, конечно. Мы вне подозрений, Лорина-балерина.
Я полез во внутренний карман, и вместо удостоверения пальцы нащупали лишь какую-то ненужную бумажку. Тогда я проверил в боковых карманах. Пусто. Все еще стараясь сохранять спокойствие, я еще раз тщательно ощупал карманы, и меня охватила паника. Пистолет мешал мне, давил на печень и был не заряжен. У «глока» нет предохранителя, поэтому лучше не носить его с досланным в ствол патроном. Это может стоить мошонки, славной мошонки, где звенят яйца и все такое. «Глок» отстрелит ее, и она улетит в рождественский дымоход. В тот самый, куда спускается пьяный Санта и кладет в носки детишкам не то, о чем они его просили. Я несу бред и делаю это преднамеренно, вся эта ересь отвлекает меня от мыслей о пропавшем удостоверении. Где я его оставил? Память, словно проектор, слайд за слайдом показывает мне интерьер берлоги. Софа. Когда я уходил, то на ней ничего не было. Пол. Он был чист. Кухня. Я не задерживался там и ничего не выкладывал из карманов. Но ведь что-то я из карманов выкладывал. Что и где? Ключи! Я положил их рядом с телевизором. И не только ключи. Я положил рядом с ключами еще и ксиву. Явственно вижу, как я сделал это. Идиот!
Ознакомительная версия.
