Неизбежное волнение исчезало внезапно, когда ты ощущал некую теплоту, мягкость и самое главное — непосредственность с первых же минут общения. Уходя после первого знакомства с ним через 15 минут или через полчаса, ты не в силах победить мозг в борьбе случившейся метаморфозы, полностью отдавался во власть нахлынувшего сердечного чувства. И всегда потом я каждый раз получал такой вот положительный заряд после каждой нашей встречи.
…Так я начал понемногу ходить к нему на работу и все лето 1990 года носил ему катушки, а он записывал на них свои альбомы. Кстати, на несколько раз предложенное мной денежное вознаграждение Юрий категорично отвечал отказом, чем ставил меня в неловкое положение — мне хотелось хоть как-то отплатить ему… (Такая возможность мне представится значительно позже). Качество записей было запредельно высоким, и количество их неуклонно приближалось к заветным пятидесяти — моя мечта свершилась…
В ту пору эпизодических наших встреч, дружбы, конечно, никакой быть не могло: во-первых, ощутимая разница в возрасте, а во-вторых, и это легко читалось, Юрий, несмотря на непосредственную манеру общения, оставался закрытым человеком. По крайней мере, как мне казалось, случайных людей он держал на расстоянии. Все это, опять же, укладывалось в схему представлений о нем, и ни о какой дружбе, естественно, я и не помышлял. По-прежнему достаточно робко вторгался к нему, и удивительно — Юрий всегда находил для меня время.
Однажды я купил котенка на Сенной и, возвращаясь через центр, проходил дворами Капеллы. Навстречу спешил на работу Морозов. Поздоровавшись со мной на ходу, он успел обратить внимание на кота, улыбнулся, сказал: «У, какой котяра!». Я посчитал эту встречу хорошим знаком для питомца, своего рода благословением.
Мы все время говорили в короткие наши встречи — точнее, больше говорил он, а я спрашивал. На том самом знаменитом диване, где он в былые годы принимал ходоков из разных концов СССР, теперь сидел и я. Быстро разобравшись со стандартными вопросами типа «а почему Вас никто не знает», я понял, как обстоит дело с так называемым «русским роком» — с подачи и от лица Морозова, конечно, но меня это вполне устраивало. О чем-то таком я догадывался и раньше, прослушав за пять лет самых разных образчиков. Наверное, не обходилось без предвзятости в его оценке отдельных личностей, но что касается самого явления в целом, то здесь он прав на все 200 процентов (см. книгу «Подземный блюз»).
На следующий год «Мелодия» переехала на Васильевский остров в лютеранскую церковь Св. Екатерины, и я продолжал навещать Юрия уже там, в новой аппаратной наверху. Много часов проводил я в ожидании перерывов, в которые можно было снова общаться с маэстро, и это дало мне возможность понаблюдать за самим процессом звукозаписи.
Музыканты с Морозовым работали самые разнообразные — с прихотями или без таковых, нона моей памяти (пусть меня поправят Юрины коллеги, если я ошибаюсь) конечным результатом были довольны все. Во время работы Морозов как будто «выключался» для внешнего мира — настолько он вовлекался в процесс: непосредственно на записи то буквально летал из аппаратной в аппаратную, то священнодействовал, сидя за пультом, при этом не просто делая что-то механически, а именно управляя всем процессом.
На сведении же, часто едва прикасаясь к потенциометрам на пульте, он добивался «своего» звучания. И некоторые особо привередливые музыканты в итоге признавали его мастерство звукорежиссера. Ведь Морозов где-то всегда немножко продюсировал саунд и объяснял, почему именно так, а не иначе. Тонкий подход к музыке и большой опыт в звукорежиссуре делали его настоящим асом в своей работе.
В 1993 году Юрий начинает свою долгую профессиональную и творческую эпопею с музыкантами группы «Чиж & Со». Впервые они появляются на альбоме «Бердичев-трансфер» 1994 года, и альянс этот продолжается вплоть до последнего Юриного творения «Обнаженное чувство отсутствия» (2005).
Мягко говоря, недоумение, вызванное столь плотным сотрудничеством одиночки-Морозова с группой, исповедующей сомнительные ценности на публике, испытали, похоже, все старые «морозовоманы», а диск «Иллюзия» и совместный их концерт в какой-то момент даже вызвали тревогу у последних.
Недоумевал и я поначалу, и потребовались годы, чтобы понять, то, что многое остается непонятым некоторыми и поныне. Морозов всегда стремился работать с профессионалами, а «Чижы» безусловно, являются таковыми априори. Думаю, они учились друг у друга, а для Морозова годы эти были одними из самых плодотворных. Самое удивительное то, что есть уже новое поколение слушателей творческого наследия Юрия Морозова, кто узнал о его существовании, числясь именно в активных фанатах «Чиж & Со» — это ли не является прекрасным доказательством успешного проекта двух великолепных имен в отечественном роке.
…Примерно в это же время, то есть где-то в 1993–1994 гг., я погрузился в омут преследовавших меня жизненных испытаний и вынырнул только в 1996 году, обретя статус семейного человека. Именно с этого момента я стал обращаться к Юре на «ты». У него тоже произошли кое-какие изменения — он активно ездил по стране с «чижами», а встречаться мы продолжали, и даже чаще, чем прежде.
Благодаря Юре я узнал много незаслуженно забытых имен в русской литературе, а также немало кинематографических шедевров, о которых знал лишь понаслышке. Вообще я не переставал удивляться тому, насколько тонко и грамотно он мог разбираться буквально во всем — от марок вин до китайской поэзии, от любительской видеосъемки до устройства немецкого самолета времен Второй мировой. По-прежнему как-то по-особому воздействовала на меня его такая сдержанная, ненавязчивая манера в разговоре, располагающая к доверию на уровне интима. Так, постепенно я превратился из слушателя в собеседника, и должен отметить — в случае с Морозовым это было непросто.
Человек, который за долгие годы выработал в себе привычку с раннего утра и до позднего вечера заниматься перфекционизмом — сложная личность. Чтобы выйти с ним на одну орбиту, дышать в унисон или идти в ногу, требуются такие же, почти ежедневные усилия над собой. Он был до крайности требователен к себе и не прощал слабостей в своем окружении тому, кто из этого круга делал шаг вперед на сближение. Например, он терпеть не мог, когда кто-то опаздывал на встречу. Две минуты — вот тот максимум времени, который он ждал, а опоздавший выслушивал целую отповедь. Или взять любого курящего — таковой просто не мог в присутствии Морозова даже заикнуться о своем пагубном пристрастии. Выбор был прост: или не кури, или не общайся вовсе. Если же ты брался за какое-либо дело по его просьбе и не выполнял, или выполнял, но не так, как было задумано, то многозначительное молчание Морозова становилось хуже всякой пытки: он ценил лишь людей слова, что по нынешним временам является редкостью; а систематическое словоблудие, наоборот, быстро понижало значимость субъекта.
Вероятно, с подобными проявлениями характера сталкивались в основном те, кто очень желал перейти заветную черту в общении, хотя, безусловно, влияние и воздействие авторитарной личности Юрия Морозова в той или иной мере испытывали на себе абсолютно все — от близких до коллег-музыкантов и коллег по работе.
В 1997 году Юрий неожиданно обращается ко мне с просьбой поучаствовать в создании оформлений к его дискографии, которую он начал ремастировать, используя новые средства звукозаписи. Основной идеей этого, несомненно, важнейшего его проекта в последнее десятилетие жизни являлось желание, во-первых, упорядочить хронологически саму дискографию в соответствии с форматом компакт-диска, а во-вторых — тщательно восстановить звучание на магнитоальбомах периода 1968–1984 гг. Ведь все оригиналы хранились у него только на бобинах, и приходилось их спасать.
Так, с использованием технологии DAT Морозов начинает восстанавливать свое творческое наследие. Работа эта заняла у него целых восемь лет. Он, конечно, по-своему располагал материал, входящий на компакт-диски, поэтому иногда состав песен отличался от того, что привыкли слушать на катушках, разошедшихся 15–20 лет назад по всему Союзу. Однако это были те самые магнитоальбомы как исходный продукт в задумке автора. Поэтому новая дискография получила название «авторской». Начал Юрий с наиболее популярных альбомов «In Rock», «Свадьба кретинов», «Женщина 22», «Странник голубой звезды», а закончил в 2005 году последним диском за номером 46 — «Наброски».
Тогда, в 97-м, почти ни у кого дома не было ни сканеров, ни принтеров, да и сами компьютеры едва становились доступными по цене. У моей жены все это имелось на работе, и первые оформления создавала именно она. Поначалу ни мне, ни ей не хватало опыта, и часто она засиживалась на работе допоздна, пытаясь добиться нужного результата. Именно у нее я научился всем этим премудростям: разрешению точек на дюйм, форматированию текста в издательских программах, цветоделению и прочему.
