Я тут одному политику говорю:
– Давай с тобой хоть раз потолкуем спокойно, без нервов, по-человечески.
Он скривился сразу и молчит. Я ему:
– Что ты рожу сморщил? Ответь.
Он:
– Перестаньте мне тыкать!!!
Пожалуйста. Говорю:
– Вот вы, – на «вы» его, очень вежливо, – вот вы, – говорю, – хаете всё наше, недовольны жизнью у нас. Скривились, как последний хрен знает кто.
У него тут же рожа красная стала, кричит:
– Что за хамство?! Какой я вам хрен?!
Не владеет собой. Такой крик поднял! Козел, я тебе как своему говорю: крику было! А ему истина не нужна. Ему только бы покричать:
– Вы меня оскорбили!!!
Чем? Чем я его оскорбил?.. Я ему тогда вообще уже тихо-тихо, как ребенку перед сном, говорю:
– Вот что2 тебе Родина такое прищемила, что ты весь скособочился, как гаденыш?.. Что бы она тебе ни прищемила, она – Родина, а ты– не танцор. И что ты вздрагиваешь при каждом взрыве?.. Это склад взлетел... боеприпасов. У нас должны быть боеприпасы! Безопасность прежде всего. А везде взлетает, потому что безопасность должна быть везде.
Ты не поверишь, козел, он синий стал, пена изо рта, кричит:
– При чем здесь безопасность?! У нас стабильности нет! Нищета эта надоела уже!
Я ему:
– Если нищета надоела, значит, она давно. А если что-то давно, это и есть стабильность. А ты хаешь всё, придурок неумный.
У него лицо перекосило, я его даже не узнал сперва, честное слово. Дергается весь: щека дергается, глаз дергается, рука дергается, ноги дергаются... обе. Кричит:
– Поймите же! У нас безработица! Безработица!!!
Я ему:
– Кто хочет, тот работает! Ты посмотри на ребят из МЧС. Когда спят, когда едят? То пожар, то наводнение, то кто-то сильно проворовался... то новый дом рухнул, то поезд столкнулся... с пароходом, то кто-то сильно проворовался... то выборы, то опять кто-то проворовался, опять в особо крупных размерах. Когда им отдыхать?.. А ты хаешь всё. Мы все скоро будем в МЧС! Вся страна! Ты стоишь хаешь, гадишь... мелкопузый жидконог.
Он:
– Кто?!
– Мелкопузый жидконог.
Он хочет сказать что-то и не может. Воздух ловит, и всё. И то синий, то зеленый, и всё... Понял, козел, что он делает?.. Старается вывести меня из себя.
Не на того напал! Я ему спокойно отвечаю:
– Мы ищем истину, чтобы все жили гораздо лучше. Ты – лучше, чем я, я – гораздо лучше, чем ты. Но для этого нужно сперва научиться разговаривать друг с другом.
Он:
– Знаете, кто вы?!
– Кто я?
– Вы!.. Вы!.. Вы!!.
Я говорю:
– Рожай скорее, глистососый рахитос.
Он:
– Вы... жаднорукий междусись!
Ну что это? Какой междусись? Чем он занимается... междусись? Ляпнул, чтобы только истину не искать. Культура спора у человека нулевая.
Ну и тут я ему, конечно, в нос кулаком двинул. Он заплакал чего-то. Совсем уже, да?.. Совсем друг с другом разговаривать не умеем.
Ты понял, козел?.. Понял наконец! А я, между прочим, с этого начал.
* * *
Я – старший по подъезду. Уже второй срок. По уставу больше нельзя. Через месяц надо передать власть преемнику. Всегда у нас больной вопрос, да? – передача власти.
Я-то с удовольствием, но кому?.. Есть три-четыре человека. Один тупой. Абсолютно. То есть он совсем не понимает, о чем с ним говорят. Скажешь ему:
– Добрый день.
А он:
– Не воруй!
При чем здесь «не воруй»? Вот такие тупые бывают. Несет, что ни попадя. Скажешь ему:
– Сидор Петрович, что вы, дорогой мой, легко так оделись? На улице прохладно.
А он:
– Не воруй!
При чем здесь погода? Тупой бесконечно. И святого за душой ничего. На Пасху, главный наш праздник нынче, – а он верующий, крестится каждую секунду, аж ветер вокруг него, – на Пасху говорю ему:
– Христос воскресе, Сидор Петрович!
А он:
– Не воруй!
Ну, идиот стопроцентный.
Еще есть молодой парень. Умница! Ничего не скажу. Энергии в нем! Но в нравственном отношении... Одно слово – гнойник. Днем сидит читает Чехова Антона Павловича, вечером – в баню с проститутками. Видели люди. Сынишка мой узнал их... проституток. Полгода назад исчез он, парень этот, на десять дней. Говорит: был на международном симпозиуме. Тогда кто в это самое время лежал в венерическом диспансере?.. Братишка мой опознал его там.
Еще есть один – тихий, скромный... интеллигент. Обувь ортопедическая, очки – минус семь, голова набок – все хорошо. Но!.. Киллер.
А я как догадался? Он вечером шмыг куда-то с футляром от скрипки – на другой день сообщение: заказное убийство, поймать опять никого не удалось. Он! Кто на него подумает?
Есть еще женщина. Врач... в сумасшедшем доме. Конечно, с кем поведешься, от того и наберешься. Но не хочу злословить, тем более почти не заметно... Глаза у нее какие-то... в разные стороны, и всё... И рот кривой. Да нет! Не хочу злословить, некрасиво... Всегда перхоть на воротнике, зимой даже заметно.
Вот и думаю, кого из этих четверых на свое место рекомендовать. Беда еще в чем? Народ не хочет, чтобы старшим по подъезду был кто-то, кроме меня. Совсем простые люди подходят, я их первый раз вижу в нашем подъезде, честное слово, говорят:
– Только ты. Тебе замены нет. Если не ты, мы на себя руки наложим.
Вот и не знаю теперь, как быть. Кто поумнее, говорят:
– Давайте устав поменяем, чтобы можно было сидеть четыре срока. Или пусть он будет старшим по двум подъездам – это уже совсем другая должность.
Мне все равно как, мне главное, чтобы людям было лучше. Скажут: передай власть по наследству, я передам, не посмотрю, что сын родной. Потому что главное сейчас – демократию не спугнуть.
* * *
Если ты заработал миллион долларов нечестным путем, тебя могут убить. Вот если ты заработал миллион долларов честным путем! – то тогда тебя... могут убить. Такие деньги! Ты что?!
Но если ты вышел на улицу без миллиона долларов в девять вечера... тебя могут убить. Конечно! Кто так поздно выходит?
Но вот если ты вышел на улицу в середине дня и при тебе нет миллиона долларов... то тебя могут убить. Конечно! Перепутают с кем-нибудь, и всё. Как говорится, Бог дал, Бог взял.
А вот если ты вышел на улицу в середине дня и сразу видно, что ты потомственный нищий, то... тебя могут убить. Конечно! А просто так.
Так что думай сам: сколько тебе заработать, как одеться и во сколько выходить из дому, если ты действительно хочешь жить... в демократической стране.
Посетитель поздоровался с чиновником и секундой дольше, чем требовали приличия, изучающе смотрел ему в глаза.
«Берет или не берет?»
Чиновник замер как бы в охотничьей стойке.
«Даст или не даст?»
Чтобы поощрить посетителя, он сделал порочное лицо.
«Не берет! – решил посетитель. – Вон рожу какую скорчил. Принципиальный, сволочь».
«Не даст», – решил чиновник и отвернулся.
И они разошлись. А могли бы быть взаимно полезными. Глядишь, какая-нибудь искра высеклась бы из этой пользы. А из искры возгорелось бы пламя, вокруг которого люди грелись бы. А так ничего, просто мерзость.
Не понимаем друг друга.
* * *
Работать бы как у нас, зарплату бы как у них!
* * *
– Вы гений!
– Перестаньте сейчас же!.. Не в этом дело.
* * *
А жуликов, каких мало... у нас много.
* * *
Антисемитизм. Двое нищих про более удачливого третьего:
– Еврей?
– Евре-ей!
* * *
Аттракцион «Американские горки»?.. Что-то вроде наших дорог.
* * *
У нас что ни шаг, то исторический поворот. Похоже, мы в лабиринте.
Один за всех, все за одного!.. Обычай такой... у китайцев, у американцев, у нанайцев. Да у всех!
У нас свои обычаи. Дядя Коля когда помер– дай бог каждому, упился на радостях, – только помер, сразу мы выпили с горя. Обычай такой древний. Никто не помнит, почему обязательно надо выпить, все помнят только, что обязательно надо.
Выпили. Тут гроб привозят. Тоже вот обычай – в гробах хоронить. А гроб – это обновка!.. Я не знаю, откуда пошло – обновки обмывать. Купят на рубль, обмоют на сто.
Ну, сидим, обмываем, родственников ждем. Кстати! Жара была за тридцать градусов– дядя Коля даже не протух!
У нас в роду все так. Дядя Федя когда помер... лютой смертью... Он все время один и тот же сон видел: будто в магазине водка кончается и он кое-как успевает последнюю бутылку взять. В тот раз, видать, не успел. Ну и помер во сне лютой смертью. Тетя Клава, жена его, на другой день вышла на балкон (он на балконе спал) – от него несет за версту, «где-то успел с утра, сволочь!». И вот она так выходила месяц!.. то ли два. Видишь, не в мавзолее лежал, а как вечно живой.
Ага! Ну, съехалась вся родня дяди Колина – тронулись на кладбище. Впереди венок двое несут «от жены, от детей» – все по обычаю. Выстроились кто за кем – тронулись. С километр прошли – хоп! – гроб забыли.
Возвращаться нельзя – удачи не будет. Отрядили шесть человек. Через сколько-то бегут они с гробом.