Но все это было музейной частью казино. Козырева же интересовало его нутро, в котором кипят и бурлят страсти, денежные ручейки и водопады. Он увидел, что все игровые залы, а их насчитывалось полтора десятка, украшены росписями и лепниной лучших художников последних столетий. Самые маленькие зальчики, где играют по низким ставкам, объединены, как сказал «экскурсовод», в так называемую «кухню». Здесь царит демократия, потому что в «кухне» собираются небогатые туристы, одетые кое-как, новички и просто зеваки. Резвиться им разрешено до полуночи – потом «кухня» закрывается. Зато открывается «зал привэ», который работает до утра. В нем дамы и господа, исключительно в вечерних туалетах, проматывают или умножают свои состояния, делая ставки не ниже двух тысяч долларов – так здесь принято…
Они стояли с Марио на галерее, глядя вниз на рулеточный стол, окруженный людьми. Он был словно маленькая цирковая арена, по которой мчался шарик, вершащий судьбы. Ну по крайней мере, судьбы содержимого кошельков. И когда шарик, сбегая с круга, вдруг замирал в одной из ячеек, зрители так же ахали, как восхищенные простаки в цирке при виде волшебного трюка…
– Это очень похоже на цирк, – сказал вдруг Петр.
– И ты это заметил? – удивился Марио. – Я часто называю наше заведение цирком. Ведь эти игроки – просто клоуны. Такие же разряженные уроды. И плачут, и смеются не к месту…
– А я решил, что они зрители.
– Зрители здесь мы. И судьба, – усмехнулся Марио. – Ты любишь цирк?
– Люблю? Видишь ли, я занимался им профессионально, прежде чем заняться бизнесом.
– Понятно. А что ты делал? Небось фокусы показывал, но не выдержал конкуренции с Копперфильдом? – рассмеялся Марио.
– Почему ты так решил?
– Да потому, что казино может создать только фокусник. Так что ты делал конкретно?
– Занимался организацией зарубежных гастролей, – уклонился от точного ответа Козырев – незачем его новому знакомому, аристократу игорного дела, знать, в какой малопочтенной ипостаси появлялся Петр Ильич на арене.
– Слушай, так тебе будет интересно посмотреть на лучших профессионалов! Сейчас в нашем цирке как раз выступают победители конкурса этого года. Наш князь – покровитель этой затеи, а спонсируем конечно же все мы, казино. Так что место в княжеской ложе я тебе гарантирую. Пойдешь?
– С удовольствием, если это не очень обременительно для тебя. Ты не знаешь, кто-нибудь из России участвует?
– Не знаю – я не следил за этим конкурсом. Кстати, скоро открытие гала-представления. Может, сыграешь разок по-быстрому? Я дам тебе десяток гостевых фишек.
– Спасибо, Марио, но ты не поверишь, я ни разу не играл на колесе. Это мой принцип: бармен должен быть трезвенником.
– Слушай, да мы с тобой два сапога – пара, как говорят русские. Это очень хорошо для нашей будущей дружбы… Ладно, тогда пойдем перекусим у меня в кабинете и направимся в цирк, вспомним детство…
Контора дяди Вадима, а точней – офис фирмы, поставляющей пиво в бары и рестораны города, в создание которой когда-то вложил Майдан свои шальные деньги, находилась как раз на пути из «Измайловской» в то самое «Яйцо». Так что сам Бог велел заскочить туда и изъять из кассы сумму, необходимую для начала новой игры, а может быть, и новой жизни.
– Брат, ты подожди минуту: мне нужно разрулить кое-какие дела, – распорядился Олег, вылезая из прокуренного салона нанятого «опеля» в промозглую темень.
Обращение «брат» должно было поддержать образ криминально удачливого «мачо», в котором Майдан несколько минут назад плюхнулся на сиденье относительно свежей иномарки, и сразу отсекло возможные возражения со стороны ее владельца. В том же образе он влетел в бывшую дворницкую квартиру на первом этаже кирпичной пятиэтажки, которую арендовала пивная фирма. Дядя Вадим, старший менеджер фирмы, на котором, собственно, и держалось все дело, организованное Майданом и его блатным другом Андреем, увидев одного из соучредителей, сразу все понял и обреченно вздохнул: дневная наличная выручка обречена на изъятие и исчезновение в кассе какого-нибудь казино – страсть Олега Олеговича ни для кого не была секретом. Вадим попытался что-то промямлить про закупку пива и выдачу зарплаты сотрудникам, но Майдана не остановил даже его звонок Андрею.
– Дрон, старик, мне позарез нужен нал: намечается новое дело, – привычно «залил» Майдан. – Завтра внесу с процентом. Да, не звони мне в «Измайловскую» – я снялся оттуда. Все подробности расскажу ночью, по мобиле. Пока! – отбился от нотаций друга Олег и рванул к машине, унося в кармане полторы тысячи «зелени» и оставив сразу сникшим сотрудникам всего полтыщи на зарплату.
– Ну козел, – неслышно прошептал в захлопнувшуюся дверь Вадим, но так, чтоб подчиненные оценили его смелость…
Когда «опель» замер у тротуара на набережной Москвы-реки, Майдан сквозь стекло произвел рекогносцировку поля боя. Высотка отеля справа и трехэтажный особняк слева дополняли друг друга, как Дон Кихот и Санчо Панса. Над особняком, рядом с надписью «Golden egg» светилось рекламное золотое яйцо.
«Что ж, посмотрим, что в этом яичке: золотая курочка удачи или змея проигрыша, – подумал Олег. – Вообще-то мне должно повезти на новенького, как везет в казино новичкам и пьяным дамам. Я же сейчас весь как новорожденный – без жилья, без своих денег, никому не известен, с Натальей этой в качестве детского места. Ладно, вперед!»
Он вышел из машины, галантно помог выбраться даме и, видя, что швейцар при входе наблюдает за ними, склонился к машине, будто отдавал шоферу распоряжение, когда подъехать за хозяином. А потом прошествовал, сияя белым шарфом из-под распахнутого кашемирового пальто, к крыльцу по хрустящему ежику дорожки, которая пропускала сочащуюся с небес влагу и оставляла штиблеты гостей казино практически сухими – признак дорогого заведения, знакомый Майдану лишь по загранице.
Швейцар приветственно поклонился непонятно кому – то ли важному гостю, то ли наверняка знакомой ему Наталье. Во время этого поклона Олег успел заметить, как у того под малиновой ливреей явственно прорисовалась подмышечная кобура с пистолетом.
«Ого! Местечко высшего разряда, – оценил Майдан. – Только в самых дорогих заведениях хозяева позволяют держать на входе лицензированных охранников-стрелков. Похоже, что я иду куда надо».
Подтверждением тому был роскошный холл, из которого через автоматические двери вместе с ласковым ветерком тепловой завесы вырвался тонкий аромат какого-то освежителя воздуха, чуть сдобренный запахом виргинского табака. Гардеробщик, принявший куртку Наташи, улыбнулся ей как старой знакомой, а раздевая Олега, скользнул по его атлетическому телу цепким, профессиональным взглядом. Майдан еще раз убедился, что попал в серьезное казино: держать гардеробщиком явно бывшего гэбэшника могут не везде. В тех заведениях, где ему приходилось играть до этого, вещи принимали обычно среднего возраста бывшие интеллигенты, ценившиеся за периодическую трезвость, вежливость и относительное благородство черт. Этот же, оценив облегающий пиджак Олега, под которым явно не пряталось ничего запрещенного для проноса в казино, как то: оружие, спиртное или видеокамера, – едва заметно кивнул своим коллегам, стоящим на следующем этапе проверки посетителей – вовсе уж откровенной роскоши по сравнению со знакомыми Майдану клубами. Там его поджидали два молодых человека, не уступающих ему своим атлетизмом. Фейс-контроль, который запросто может «настучать по фейсу» нежеланному гостю, подумал Олег, подходя к ним.
– Добрый вечер, – сказал один, напрягая шварценеггеровские желваки щек в подобии приветливой улыбки. – Вы у нас впервые, потому обратите, пожалуйста, внимание на правила посещения нашего казино, – кивнул он на небольшой плакат, а сам отошел чуть в сторону и начал негромко бормотать что-то в микрофончик на своем пиджаке.
Из плаката Майдан узнал, что клуб могут посещать только его члены или их гости – максимум трое. Перечислялось то, чего нельзя приносить с собой, а также были правила поведения и требования к туалетам посетителей. Весьма строгие, между прочим. Майдан мельком видел молодых людей, одетых кое-как, но те направлялись вниз, в полуподвальное помещение, откуда раздавались возбужденные возгласы, музыка и звяканье «одноруких бандитов» – игорных автоматов, предназначенных для потрошения карманов мелкой шушеры. Посетителям же верхних, клубных этажей надлежало быть в вечерних костюмах.
«Крутовато! – подумал Майдан, внутренне радуясь несминаемой элегантности своего наряда. – Интересно, насколько соответствует игорный зал всей этой помпе?»
– Ну мы пошли, мальчики? – спросила Наташа, видя, что Майдан уже ознакомился с правилами и явно скучает перед бархатным шнуром, закрывающим ему вход в святая святых.
