— Жендос здорово, что за дела. Что за косяки? – По виду сменщика Тихон понял, что у того крупные неприятности.
Бородулин не глядя на него встал, взял журнал приема–сдачи дежурства и постучался в дверь к оперативному дежурному. Подполковник Марконин открыл дверь, оглядел обоих и тяжело вздохнул.
— Товарищ полковник, разрешите сдать дежурство старшему сержанту Радкевичу – обратился Женька.
— Давай, младшой, меняйся. – Подполковник расписался в поднесенном журнале. – Держись, сынок и главное не грузись, приказы надо исполнять – качая головой грустно произнес он.
Когда Женька, так и не проронив ни слова, исчез за дверями штаба недоуменный Тихон начал допрос доставшихся ему по наследству посыльных. Вкратце уяснив суть, он опрометью ломанулся из штаба. В палисаднике сиротливо торчал уже начавший подсыхать и клониться к земле шершавый зеленый стебель. Прокляв всеми темными силами Гоблина Тихон вернулся в каморку и набрал по телефону первый караул. Бодрый голос доложил в трубку – первый караул, рядовой Смирнов, слушает.
— Смирно, Смирнов. — скаламбурил Тихон. — Это из штаба тебя беспокоят. Как служба?
— Происшествий нет, караул идет по плану – доложил Смирнов, решив, что звонит кто–то из высоких чинов.
— А позови ка мне Смирнов, разводящего Курманаева.
— Никак нет, не могу – зачастил Смирнов – он не в нашей смене, их караул только завтра заступает.
Это было плохо. Давнишний, еще доармейский тишкин приятель, полковой сержант Курманаев, — опытный караульный служака, один из лучших разводящих первого караула, — он бы несомненно помог разместить на киче Бородулина со всевозможным комфортом.
Так или иначе, выручать сменщика было необходимо.
— Послушай, Смирнов – еще более вальяжно начал Тихон – ваш караул у меня на примете давно, вы хорошо службу несете. Ты как, Смирнов, долго служишь?
— Второй месяц, товарищ полковник…
— Девушка у тебя есть, Смирнов? Пишет тебе?
— Так точно, товарищ полковник!
— Хорошая девушка. И ты ей пиши, не забывай. Пишешь?
— Так точно!
— Поди на посту пишешь, устав нарушаешь?
— Никак нет!
— Смотри у меня, Смирнов! Я все вижу.
Тихон выдержал многозначительную паузу и выдал.
— Смирнов слушай приказ: к вам в караул сейчас поступит арестованный Бородулин. Сделай так, чтобы у парня были условия как в купе спального вагона, хорошо? Ездил когда нибудь в спальном вагоне? Ну поездишь еще, какие твои годы. Может быть на дембель, а может быть и в отпуск. Хочешь в отпуск, Смирнов? Вобщем камеру Бородулину хорошую дайте, сухую, выводному скажи чтоб сигареты у него не отбирал, чай ему носите когда сами пить сядете. Я Смирнов понимаю, что это не по уставу, так ведь и тебе отпуск по уставу через год еще только светит, а так есть у тебя возможность получить пять суток отпуска за отличное несение караульной службы. И к девушке в СВ. Представляешь, подкатишь к ней в спальном вагоне, а, Смирнов? Понял?
— Так точно, товарищ полковник – отрапортовал воспрянувший духом Смирнов.
— Начкар твой где, боец? – резко сменив тон с вальяжного на раздраженный рявкнул Тихон, прекрасно понимая что если начальник караула окажется рядом его блефу конец. Возьмет начкар трубку и Тишке обеспечен плацкарт рядом с Бородулиным. И уж точно без всяких удобств. Но роль надо было исполнять до конца.
— Так это, он это, товарищ полковник, с разводящим ушли посты проверять – сбивчиво булькал в трубку Смирнов.
— Смотри мне, Смирнов, узнаю что он дрыхнет сейчас, никакого отпуска тебе не светит. Ну да ладно – Тихон, поняв что начкара рядом нет опять перешел на игривый тон – я тебя Смирнов знаю, ты командиров не обманываешь. Не обманываешь ведь?
— Так точно!
— Молодец. Начкар вернется, ты ему за Бородулина не говори, что на него из штаба вводная, я по секрету тебе скажу, родственник он мне. Оступился парень, положено наказать, понимаешь, а сердце не на месте. Легко думаешь нам, сынок? Понял меня?
— Так точно, товарищ полковник, был бы дурак, не понял бы – расслабившись от доверительного тона начал фамильярничать Смирнов – не беспокойтесь.
— У меня служба такая, Смирнов, о всех беспокоиться – опять подпустив строгости ответил Тишка – выполняйте распоряжения.
Из летящей на аппарат трубки донеслось обескураженное – есть, товарищ….
Весьма довольный собой Тишка поднял голову и увидел стоящего в дверях кабинета Марконина. Он все так же грустно улыбался. – Ох и бедовый ты, старший сержант. Мало того, что товарища подставил, так и сам чуть под молотки не попал. Ты хоть, дурак, понимаешь что могло быть если бы ты залетел? Тихон понял, что опер его сдавать не будет.
— Сам погибай, как говориться, а товарища выручай.
— Нехер подставлять товарища было. Кто тебя просил в опись этот подсолнух гребаный вносить? Идиот! И опер скрылся в кабинете гулко хлястнув металлической дверью.
В помещении первого караула творились странные вещи. Отдыхающая смена вертелась на своих топчанах вслушиваясь в долетающие из–за двери звуки. Вопреки старой армейской поговорке «солдат спит, служба идет» никто не спал.
Бодрствующая смена передвигалась по караульной на цыпочках. Часовой примыкающей к караулке гауптвахты, вопреки обыкновению, не трещал через решетчатую дверь с сослуживцами, а забился, настороже, в самый дальний от двери угол арестантского коридора. Молчал телевизор, никто не разговаривал. В душной атмосфере казенного дома плавало ожидание чего–то неизведанного.
Дело было не в перспективе проверки командира части, не во внеплановой тревоге, о которой, как и обо всех внеплановых мероприятиях в армии становиться известно минимум за неделю. Дело было в обыкновенном киселе.
Серега Курманаев, разводящий первого караула, два дня назад, гасясь от ПХД в автопарке, увязался с прапорщиком на медсклады. Эти самые склады представляли собой отдельную часть, стоящую километрах в пяти севернее военного городка. Охранялись склады полусотней солдат–срочников. Контролировало солдат два десятка офицеров и прапоров, контролировало слабо так–так под рукой у них всегда был стратегический запас чистейшего медицинского спирта. Серега с прапором, к слову, за этим спиртом и нагрянули. У командира полка намечался юбилей и шли приготовления.
Пока прапор о чем–то толковал с зав. складом, Серега разговорился с часовым. Между делом пожаловался ему на невыносимую уставщину, на постоянные караулы и вечные в них напряги с начкаром и проверяющими. Часовой, слыхом не слыхивавший про обязанности часового и прочую караульную муть посочувствовал его горю и подогнал горсть таблеток.
— Это – напутствовал часовой – со складов наших. Бери, не ссы. Если пару схаваешь, галюны пойдут летать–колотить! Так что на посту не хавай.
— Да ну – не поверил Серега – что это за колеса такие на военных складах, гонишь поди?
— Ну не надо, давай обратно – обиделся часовой – самому пригодятся. Но Серега не отдавал. Часовой, для приличия побухтев, продолжил рассказ.
— Говорю тебе, специальные таблетки. Вот идешь ты, скажем, в атаку, с автоматом на перевес. Знамя, все дела, ленты пулеметные крест–накрест как у революционного матроса, ура кричишь, буром прешь на врага.
Часовой разворачивал в своих фантазиях безумную картину наступления. Наблюдательному Курманаеву произнесенной речи хватило, чтобы понять, что таблетки на самом деле действуют, а инструкция не применять их на посту видимо делала исключение для самого рассказчика. Тот продолжал.
— И тут, бац, на мину наступаешь. Ноги нет, ясное дело. Яйца до земли висят. А товарищи твои прут в атаку, им не до тебя, летать–колотить. Им надо врага в бегство обратить, догнать его, в паштет его измельчить, значит, вражеских сисястых девок потрахать, три дня на разграбление города. – Курманаев убедился, что таблетки имеют очень даже позитивный эффект, и что часовой реально погнал.
— Ты это – обратился он к часовому – давай про таблетки рассказывай. Часовой обломался, но продолжил.
— Ну, короче не до тебя пацанам, они в наступлении. Ну, а тебе чего делать? Ну что ты обосрался — это вопрос решенный. Лежишь ты, значит, в чистом поле, осколки над тобой летают, пули воют, ногу вместе с сапогом за километр от линии фронта закинуло. Кровища хлещет фонтаном, говнище из–под тебя лавой растекается. Вобщем один сплошной облом, как в первый раз на бабе. И че делать?
— А чего делать? – озадачился ошарашенный и порядком пригруженный Курманаев.
— А вот тут–то эти колесики и сыграют добрую службу. Глотаешь ты пару таких колес и сразу вспоминаешь плакат из класса в учебке. Делаешь себе перевязку, культю жгутом перехватываешь, чтоб кровь не терять, бинтуешься, яйца в карман, пригодятся еще, а самое главное – таблетки блокируют болевые центры и нервные окончания. То есть тебе не больно и вообще все пофигу. Лежишь спокойно, не психуешь и дожидаешься, когда тебя сестрички из медсанбата на носилках вынесут.
