— В республике? — переспросил Грандос.
— В республике, — кивнул Маркуа.
— Эрцгерцогство продержалось семь веков, — осторожно заметил Грандос.
— Я могу уничтожить его в семь дней, — парировал Маркуа.
Этот разговор не зафиксирован в документах революции, но молва донесла его до нас.
— А эрцгерцог? — размышлял Грандос вслух — Как нам избавиться от бессмертного?
— Так же, как я избавляюсь от цветка ровлвулы, — отвечал Маркуа. — Разорвав его на части.
— Он может ускользнуть от нас, сбежать из страны и присоединиться к другим на борту того забавного лайнера.
— Только не эрцгерцог, — заметил Маркуа. — Ты забываешь историю. Все монархи, верящие в вечную молодость, приносят себя в жертву.
— Это только миф, — произнес Грандос.
— Верно, — согласился Маркуа, — но большинство мифов основано на достоверных фактах.
— В этом случае ни один член правящей семьи не должен остаться в живых. Даже один будет способствовать реставрации.
— Нет, — произнес Маркуа, — один должен остаться. Не для того, чтобы служить объектом преклонения, как ты этого боишься, а чтобы быть пародией. Рондийцев надо научить отрекаться.
На следующий день Маркуа начал кампанию, рассчитанную на год, как раз до очередных весенних праздников. Он задумал бичевать эрцгерцога на страницах «Рондийских новостей», но в такой ненавязчивой и хитроумной форме, чтобы народ впитал отраву подсознательно. Идол должен превратиться в мишень, в голого короля у позорного столба. Главное направление удара проходило через его сестру эрцгерцогиню — прекраснейшую из женщин, у которой не было ни одного врага и которую в народе называли цветком Ронды. Маркуа намеревался уничтожить ее морально и физически. Со временем вы узнаете, насколько он в этом преуспел.
Вот злодей, можете сказать вы. Чепуха. Просто он был идеологом.
3
Эрцгерцог был немного старше своей сестры. Никто не может сказать на сколько: все записи сожгли в Ночь Длинных Ножей. Может, даже лет на тридцать. Даты рождения членов правящей семьи хранились в архивах дворца и простых людей не интересовали. Они знали только, что эрцгерцог Ронды был, в сущности, бессмертен и что душа его переходила преемнику. По сути дела, все семь столетий царствовал один и тот же монарх. Возможно, эрцгерцогиня Паула и не приходилась эрцгерцогу сестрой. Возможно, она была его правнучкой. Но в ее жилах текла голубая кровь, и все называли ее сестрой.
Правящая семья всегда озадачивала туристов. «Как они веками живут за этими дворцовыми стенами? — спрашивали иностранцы. — Чем они занимаются в особняке на Рондерхофе в лыжный сезон или на островке Квивир, когда рыба идет на нерест? Что они делают весь день? Неужели им никогда не бывает скучно? А браки между близкими родственниками это ведь не только ужасная скука, но и просто кошмар, не правда ли?»
Когда рондийцам задавали эти вопросы, они лишь улыбались: «Честно говоря, мы не знаем. А почему они не могут быть счастливы так же, как и мы?» Люди других национальностей, к которым я в первую очередь отношу европейцев и американцев, все так называемые «цивилизованные» народы просто не понимают, что такое счастье. Они не могли поверить, что рондиец — будь то владелец кафе в столице, виноградарь на склонах Рондерхофа, рыбак на берегах Рондаквивира или принц, живущий во дворце, — был доволен своей судьбой и любил жизнь. Да, они любили жизнь. «Это неестественно жить так, как рондийцы, — говорили туристы. — Если бы они только знали, с чем приходится иметь дело остальному миру каждый божий день. Какое-то странное недовольство, если подумать.» А рондийцы ничего не знали и не желали знать. Они были счастливы. Если остальному миру нравится тесниться в небоскребах и лачугах, это его личное дело. Tandos pisos, говорили рондийцы, что в переводе означает «Ну и что?»
Но вернемся к правящей семье. Конечно, между ее членами тоже заключались родственные браки: кузен женился на кузине, да и не только на кузине. Однако эти браки придавали эмоциональной жизни такую деликатность, что тривиальные способы так называемого соития использовались очень редко, исключительно для того, чтобы произвести на свет наследника. Перенаселенности во дворце не наблюдалось, ибо особой нужды плодиться не было. Что же касается скуки, о которой так беспокоились туристы, то невозможно скучать, когда счастлив.
Правящий род Ронды был представлен поэтами, художниками, музыкантами, спортсменами и садоводами — каждый выбирал себе занятие по вкусу и получал от него удовольствие. Среди них не было конкуренции, а значит, и зависти. Что же касается протокола церемонии, то, насколько я знаю, его просто не существовало. Каждый вечер эрцгерцог появлялся на балконе, и этим все кончалось. Естественно, он распоряжался не только эликсиром собственной рецептуры, но и самими источниками. Пещера, откуда била вода, была собственностью монарха, следил за нею сам эрцгерцог и группа его экспертов, которые росли в горах и перенимали свое ремесло у отцов. Конечно же, Грандос мечтал захватить пещеры.
Никто не смог бы назвать членов правящей семьи недалекими и ограниченными. Дворцовую библиотеку — каким преступлением было сжечь все, в большинстве уникальные, книги! — пополнял каждый новый эрцгерцог. А уровень образования будущих монархов мог бы перепугать даже французского профессора.
Эрцгерцогиня Паула была чрезвычайно одарена. Она говорила на пяти языках, играла на фортепьяно, замечательно пела. Знаменитый английский коллекционер, что купил одну бронзовую головку, пережившую Ночь Длинных Ножей, сказал: «Она сделана рукой гения». Считали, что это была работа эрцгерцогини. Разумеется, как и все рондийцы, она плавала, занималась горнолыжным спортом и верховой ездой, но с самого рождения было в ней что-то такое, что разжигало воображение людей, делало ее всеми любимой. Говорили, что мать ее скончалась при родах и отец ненамного пережил ее. Что эрцгерцог, ее брат, не был женат, и девочка, рождение которой совпало с восхождением на трон, стала его любимицей. В то время во дворце не было маленьких детей. Предшествующее поколение выросло и переженилось, и Паула дитя покойного эрцгерцога и одной из его племянниц — была первым ребенком во дворце за последние пятнадцать лет.
Постепенно народ ощутил ее присутствие. Нянька, несшая младенца, выглянула из высокого дворцового окна. Мальчик, собиравший цветы, заметил детскую коляску в дворцовом саду. Один случай сменял другой. Видели ребенка с золотистыми волосами, катающегося на лыжах со склонов Рондерхофа, ныряющего в Рондаквивир и — что более отрадно — державшего за руку эрцгерцога накануне его вечернего выхода на дворцовый балкон. Стало известно, что девочка и вправду последний ребенок династии, сестра нынешнего эрцгерцога.
Годы шли, она росла, а легенды множились. Всегда благожелательные, всегда забавные, они передавались из уст в уста: как эрцгерцогиня Паула прыгнула в рондерхофские водопады с самой высокой и опасной точки — так называемый «прыжок Ронды», на который решаются только лучшие атлеты; как эрцгерцогиня завернула стадо овец, которое паслось на склонах у столицы, и загнала его в виноградники; как Паула перегородила верховья Рондаквивира сетью, и рыба выпрыгивала на прибрежные луга, где ее и нашли утром удивленные фермеры: как эрцгерцогиня украсила венками из цветов ровлвулы священные статуи в картинной галерее дворца; как она проникла в спальню эрцгерцога, спрятала его белый мундир и ни в какую не хотела вернуть его, пока он не дал ей глоток эликсира.
Все эти легенды могли быть сплошной выдумкой, но они нравились рондийцам. В каждом доме висела медаль с женским профилем. «Это наша эрцгерцогиня», — гордо пояснял рондиец иностранцу. Он никогда не сказал бы просто «эрцгерцогиня», всегда добавлял «наша».
Она стала патроном, то есть крестной, почти всех новорожденных в Ронде. Каждый из ее подопечных получал в свой день рождения воду источников и праздничные пожелания, а к свадьбе — кристаллы, наполненные стимулирующей росой. Туристы из Штатов и Англии находили этот обычай отталкивающим, южноевропейцы — занимательным.
Поскольку эрцгерцог и его сестра симпатизировали друг другу, рондийцы считали вполне естественным, что когда-нибудь придет день и их свадьбы. Туристы были от этого в шоке, а церкви Америки и Европы пытались запретить поездки в Ронду, но безуспешно. И к тому же, если бы революция не произошла, то эрцгерцогиня наверняка вышла бы замуж за своего кузена Антона, поэта и чемпиона Ронды по горным лыжам. Один слуга, умудрившийся пережить Ночь Длинных Ножей, сказал, что они уже давно любили друг друга.
Маркуа знал все это. У журналиста есть осведомители везде, даже во дворце. Он хорошо понимал, что бракосочетание эрцгерцогини и Антона (или же эрцгерцогини и эрцгерцога) позволит семье править по меньшей мере еще одно поколение. Но рондийцам нравился этот роман. Поэтому Маркуа должен был действовать осторожно и распространить слухи среди молодежи до свадьбы.
