Вера проглотила сочный кусочек. Отхлебнула из чашки. Зажмурилась от удовольствия.
Надо в Италию ехать — солнце пить. Там круглый год солнце в зените — потому итальянцы шумные да весёлые и про депрессию ничего не слышали. Наверное, и слова–то такого не знают.
Вдруг стало жалко себя.
От обиды на глаза навернулись слезы. Вера всхлипнула. «Совсем я расклеилась! — подумала. — Нервы! Гормональный фон!»
Она достала из сумочки кружевной платочек. Тихонько промокнула глаза. Вытерла покрасневший нос. Снова отхлебнула из чашки. Вдруг ощутила, как одинока. Виталий совсем не замечает. Столько лет живут, а как чужие. Едва ли за сутки десятком фраз обмолвятся: «Ужинать будешь?», «Как на работе?», «Юля где?», «Почту взяла?», — вот и все общение. Разбредутся по комнатам, как по разным планетам… Ни в кино, ни в театр, ни в гости. Домой муж приходит хмурый, усталый. Зарплату выложит — вот и вся любовь. Хорошо, хоть с Митькой общается. В кабинете сидели — видела. Другое дело — Эдуард…
По тому, как в последнее время стали страстны его письма, Вера сделала вывод, что Юлей он не на шутку увлёкся. И явно имеет намерение к близким отношениям. То зовёт в ночной клуб, и тогда Вера — в противовес — покупает билеты в театр, то предлагает провести выходные в Доме отдыха, а Вера на концерт приглашает.
«Дорогая Юленька! Вы разрываете и раните сердце, цены которому не знаете, — написал он недавно. — Я постоянно о Вас думаю. Как был бы я счастлив, если бы смог быть так холоден, как мне хотелось… Но это выше моих сил… Я всегда боюсь, что вы найдёте моё письмо чересчур нежным, и потому не говорю Вам всего, что чувствую…»
— Ма! А у него с головой все в порядке? — воскликнула дочь, прочитав письмо. — Разве так говорят? Да он тебя разводит! И ты говоришь — он бизнесмен?
— Не только бизнесмен, Юля. Эдуард — и поэт!
Какой тонкий человек! Как Юлька будет с ним счастлива!
А с Виталием Вера забыла, что женщина… Может, потому и растолстела. Как почувствовала, что Виталию все равно — и поплыла. Вместо поцелуя — шоколадка, вместо секса — пирожок, тортик… Смотришь — а в зеркале уже…
Вера снова всхлипнула.
— Может, у него женщина? — допытывалась Надюша.
Вере стало смешно. Она представила, как полуживой Виталий за кем–то ухаживает.
— Ты вот смеёшься, а у него опасный возраст. Сорок лет — кризис середины жизни. Смотри, уведут твоего муженька.
Вера развеселилась:
— Ты посмотри на него: лысый, худой. Глаза полуприкрыты. Кому он нужен?
— Это с тобой глаз не горит. К тебе идёт, скрючившись, как от изжоги. Что ты о нем знаешь?
— Он не по этой части, — Вера улыбнулась. — Его оживить может только научное открытие. Желательно, по физике. Представляешь, какие мозги нужны…
— Можно и дурочкой прикинуться. Повздыхать, поохать. Попросить подробнее рассказать, законспектировать. Сказать: «Какой ты умный!» Не знаешь что ли, как проходимки мужикам мозги пудрят? Ты, я смотрю, Вера, вообще чувство реальности потеряла. Живёшь в беленьком мире, увешанном кружевными салфетками…
Вера огорчилась: вот и Надюшка про салфетки… Никак не успокоятся — ни Юлька, ни Надя — кружева им ее мешают… А сама–то как восторгалась, когда пакет с подарком разворачивала…
— Вера! На себя посмотри, — Надя упёрлась взглядом.
— А что я? — Подруга испугалась.
— Какому мужчине охота тумбочку обнимать? Ты с зеркалом дружишь?
— Нет, боюсь…
— А посмотри — наберись мужества! И не только, когда шапку надеваешь, губы красишь. Сними одёжку–то и походи нагишом, покрутись. Достаток, Вера, тебе инстинкт самосохранения притупил. Твой Виталий — серьёзный, надёжный. А ты говоришь — лысый. Не пьёт. Дочку любит. Семью обеспечивает. Любая захочет с тобой судьбой поменяться. Хочешь, эксперимент проведём? — предложила. — Я в библиотеку схожу, книжку законспектирую…
— Ты это прекрати! — прикрикнула Вера. — Не маленькая. Я тебе, как подружке, а ты — эксперимент…
— Ты женщина умная, деловая. Вон за дочку как бьёшься… Тебе надо на подиум — не Юльке! Тебя пусть ходить научат… А прежде мозги бы тебе подкрутили… Чувствую, Верка, гайки у тебя разболтались… Своей жизнью займись, пока не поздно.
Вера доела чизкейк и отодвинула пустую тарелку. Проворная официантка тут же её подхватила:
— Ещё чего–нибудь?
Вера энергично запротестовала, ощутив раздражение к соблазнительнице. И на себя рассердилась: не могла устоять. Официантке бизнес, успех заведения, а Вера калорий триста, считай, проглотила. А скоро обед…
— Счёт, пожалуйста, — попросила.
…Вот и Юлька выросла, на свидания бегает… Вера почему–то забыла, что сама приложила к этому руку. Эдуард после представления снова настоятельно приглашал Юлю в элитный комплекс с бассейном и сауной. Но Вера, подумав, решила, что лучше сделать встречное предложение — в Доме художников открылась выставка. Нельзя же сразу потакать желаниям влюблённого! Нужно потянуть время: ещё не все грани Юлиной личности засвечены. Пусть Эдуард узнает, как тонка душевная организация, как непросто дочка устроена. Чтобы не считал, если Юля красива, то у неё две извилины. Она под эти стандарты решительно не подходит!
И потом… Отдаться мужчине в общественной сауне — пусть даже элитного клуба — Вера этого никогда не допустит. Она придумает для своей дочки что–то получше… Придумает и воплотит! Очень за Юльку переживает.
Выпив кофе, Вера почувствовала прилив бодрости. Поняла, что готова и своей жизнью заняться. Прямо сегодня! Для начала предложит Виталию перед сном прогуляться.
По дороге к дому Вера зашла в магазин женского белья. Давно собиралась сюда заглянуть, да как–то не решалась — отпугивала сверкающая витрина и тоненькие девушки–продавцы у прилавка. Боялась вопроса: «Какой у вас размер?» Пугал их сканирующий взгляд, измеряющий бедра. А больше всего страшилась, что её размера в магазине не окажется. Что тогда?
Теперь же она смело перешагнула порог. Решила заняться собой — все советуют, и Надюша тоже.
Она выбрала короткий халат из прозрачной струящейся ткани. Ушла из магазина воодушевлённая — чуть не вприпрыжку — новую жизнь начинать.
— Ма! Ты дома? — Юля вбежала в квартиру, запыхавшись. Сунула в руки Вере прохладные розы. — Митька звонил? — На ходу снимая пальто, пробежала в комнату.
— Звонил, раз сто уже. Что с твоим телефоном?
— Мам, не буду же я при Эдуарде с Митькой разговаривать!
— А почему бы не поговорить? Пусть Эдуард знает, что тобой ещё кто–то интересуется…
— Ой, мам, твои разводки — знаешь, хватит уже! И вообще! В галерее такой конфуз приключился!
— Что случилось?
— Есть что пожевать? — Юля заглянула в кастрюлю.
— Сядь, я подам. Руки помыла?
— Ма, перестань! Не маленькая! Нет, не помыла — скажешь тоже!
— Суп налить?
— Нет, только салат и котлету. Мы кофе пили. Ты–то мне сказала, что выставка, как его? Васнецова…
— Да, Апполинария Васнецова!
— А я‑то не знала, что у того самого Васнецова брат был, тоже художник! Я Эдуарду рассказываю — эрудицией блещу… — Юля взмахнула ножом.
— Ешь красиво! Не торопись! И что?
— Биография, хронология, основные произведения, критика… Все как с Элеонорой Матвеевной учили… А он вдруг говорит: «Вы, Юленька, видимо, Виктора Михайловича Васнецова с его братом Апполинарием путаете…»
— Ой! — вскрикнула Вера и взволнованно села на стул.
— Да все в порядке, мам! Улыбнулись, сделали вид, что ничего не случилось. Он тактично сказал: «Это неудивительно, Юленька, — они же братья… И манера писать похожа…»
— Ах, какой тонкий человек! — Вера встала и всплеснула руками. — Видишь, Юля, какой Эдуард деликатный! Но ты что — сама что ли понять не могла — тот Васнецов все сказочное, волшебное рисовал: «Три богатыря», «Алёнушка». Ты перед картинами стояла — видела. Как можно спутать? Тебе Элеонора Матвеевна слайды показывала…
— Да в мозгу что–то заклинило, мам! Я говорю, а сама чувствую — что–то не то… не из той оперы, — Юля весело засмеялась. — Да не переживай так! Прикольно! Митьке расскажу — посмеемся!
— Какой конфуз! Какая неловкость! — Вера вытерла руки, взволнованно зашагала по кухне. Подошла к окну, смахнула с фикуса пыль. — А потом? Что потом Эдуард сказал?
— Да ничего не сказал. Мам, не бери в голову! Поулыбались, пошутили — и все. А Митька что–нибудь передавал?
— Звонить будет твой Митька… Ах, Юля, Юля! Как же ты меня подвела!
Нужно срочно спасать положение! Следует немедленно объясниться с Эдуардом.
Вера подбежала к столу, включила компьютер.
«Дорогой, бесценный друг мой!» — написала. «…Я долго колебалась, стоит ли писать Вам — ведь не прошло и двух часов после нашей недавней встречи… Но так как размышления никогда меня ни к чему не приводят, уступила желанию написать. С чего начать? Я боюсь и не могу дать воли моему перу…»
