— От сразу всех рукой не отмахнешься. Хотя что с плебса требовать — для рабства он рожден.
— Вновь старая песня.
— Любую мысль коверкает твой примитивный мозг, и даже гения способна сделать прачкой. Пожалуй, обойдусь я без советов, которые бросаешь, как подачку. А эти грязные вонючие бумажки, что называешь ты деньгами — к ногам твоим я брошу уже скоро. Дай только срок — недели полторы. Тогда твои упреки и издевки я лично отнесу в сортир, нажму на слив и все они исчезнут, отправившись туда, где им пристало быть — в канализацию, с уриной по соседству и зловоньем.
Когда обиженная супруга громко хлопнула дверью, Андрей сел на кровать и глубоко вздохнул. Опять в него не верят. И кто? Самый близкий человек. Ему не оставляют ни единого шанса, считают бездарностью и неудачником. Думают, что он ни на что не годен… Какая преступная недальновидность!
Вместе с утром следующего дня пришла еще одна напасть — Наташа удумала ехать за продуктами в огромный супермаркет, где от гигантских витрин с различными товарами кружилась голова, а от обилия толкающихся людей с громоздкими тележками хотелось лезть на стену. Ну почему именно сейчас, когда роман пишется так легко? Почему нельзя сходить в соседний магазин и нужно непременно переться на машине, стоять в пробках, выстаивать очереди?
— Там цены в два раза ниже, — сказала Наташа, — можно отовариться сразу на две недели.
— Толпа рабов безмозглых мне противна, — иди одна, я труд закончу свой.
— Какой еще труд? Будто я в доме одна ем! Ну а кроме того, нам нужно купить тебе джинсы. Хватит бурчать, поехали.
— Ну где же мне найти хоть чуточку покоя от праздных дум твоих, расчетливой тоски и серости ума? О Боже, дай мне силы, преодолеть людской тупизм, не стать такой же примитивной безделушкой, пылящейся на полках бытия!..
Эта поганая дорога, поганые пробки, водители, нажимающие своими потными ручонками на клаксоны и бросающие машинки, куда ни попадя. Рев двигателей, выбегающие из–за угла прохожие, неработающие светофоры… Ну сколько можно пыток? Как надоело чахнуть в городской пыли, когда его ждут по–настоящему великие дела! Зачем все эти мелочи, отнимающие так много сил и нервов? Когда он освободится от этой пустоты, когда же все эти глупости вроде поездки в магазины и выбора продуктов за него будут делать тупоголовые рабы, не умеющие ничего больше?
Три круга ада. Сегодня надо пройти их все. Поездка туда и обратно, покупка гадких продуктов и одежды. Как много времени отнимет примитив и как мало останется на творчество. Ну зачем ему новые джинсы? Какая разница, во что вырядить телеса, ведь — это лишь оболочка, которая вторична перед его разумом и душой… Он не хочет быть красивым и изящным, и как все эти лизоблюдные лицемеры крутиться перед зеркалом, причесываться, бриться. Зачем все эти глупости? Пусть плебс изображает из себя кукол, а ему плевать. Он все равно будет выше людишек, даже если все вокруг оденут каблуки и встанут на подставку. Он будет красивее даже в драных лохмотьях на фоне их сверкающих пиджаков и галстуков. Он будет умнее, даже если они изучат весь архив Ленинской библиотеки. Скорей бы уже есть в ресторанах, чтобы не ездить за едой, а одежда не нужна — он может ходить в одном и том же хоть каждый день. Разве это что–то меняет? Это плебсу надо качаться в качалках и обрызгивать бренные телеса духами, да забить одеждой шкафы, чтобы завоевать внимание сучек и спариться. За ним по одному щелчку пальцев будет выстраиваться целая очередь из мокрощелок — только выбирай. Но для этого нужно закончить роман, а уж тогда… Тогда у него будет все.
— Пожалуйста, помоги мне припарковаться, — попросила Наташа, когда они подъехали к супермаркету. — Выйди и покажи, где лучше встать.
Господи, ну как в этой суматохе можно сориентироваться? Тут же тысячи машин, которые постоянно куда–то едут, бибикают, копошатся в пробках. А если Наташка случайно кого–то заденет — придется провести тут еще несколько часов, ждать пока гаишники приедут и начнут разбираться. Мизерных часов на творчество останется еще меньше! Как же можно жить в таких условиях? Как можно творить, когда от тебя требуют постоянного напряжения! Наконец Андрей нашел свободное место и стал жестами подсказывать жене, куда надо повернуть руль, но увлекшись этим процессом, он не заметил, как более расторопный водитель направил автомобиль прямиком в полосу и занял место первым.
— Блин, Андрей, ну что ты стоял как столб? С тобой просто невозможно!
— Средь быдла этого мне жить невыносимо! К трем адовым кругам добавился четвертый, твоя парковка — это сущий мрак! За что мне эта пытка и страданье, ну почему я должен проклинать минуту каждую — нет, каждую секунду тлетворного бездарного житья!
— Не сходи с ума и не ной! Лучше ищи новое место для парковки!
— Вот черт! С тобой и ад покажется спасеньем…
Андрей не мог дождаться окончания сегодняшнего дня. Он проходил мимо витрин с равнодушным взглядом, не замечая ни вещей, выставленных на них, ни окружающих людей. Он был где–то далеко отсюда, размышляя о дальнейшей судьбе героев романа или сюжетных линиях, но никак не рядом с супругой, которая клала что–то в тележку, примеряла одежду, бегала по магазинчикам в поисках приличных джинсов. Андрей молча сходил в примерочную раз, другой, третий, и каждый раз, даже не смотря в зеркало, утверждал, что эта вещь чрезвычайно ему нравится и отлично подходит, хотя одни джинсы были явно на размер больше, а другие просто волочились по земле. Но какое это имело значение? Главное — поскорее уйти отсюда и сесть за компьютер, приступив к роману, а чем быстрее они сделают покупки, тем раньше это произойдет. Наташу такое положение вещей крайне раздражало, но зная своего супруга от и до, она уже давно перестала удивляться подобным мелочам…
***
Первое, что сделал Андрей на следующий день — набрал номер Кости и договорился о новой встрече. Когда они увиделись, то крепко пожали друг другу руки и обнялись.
— Я больше не могу так жить, мой друг. Я так устал, я так хочу покоя. Моя душа в багровых полосах от их плетей, от их удушливых гортанных звуков, от их ехидства, блевотных помыслов. От этой массы, что течет по улицам, как гной в прыщах подкожных и нарывах. Но каждый день они передо мной — людишки жалкие. Как можно жить средь них? Питаться их словами и восторгаться рожами неумными на вид и изнутри не краше? Я так устал, мой друг. Я так устал…
— Понимаю тебя прекрасно, — ответил Костя. — Но это наш крест. Это крест всех талантливых людей. Относись к окружающим снисходительно, и они не будут доставлять тебе хлопот. Пойми, люди — это обычный побочный эффект для таких, как мы. Своими законами, идеалами, своим укладом жизни они все время лезут и путаются под ногами. Их не надо критиковать или вступать с ними в споры, а просто обходить стороной, как ты обходишь кучи с коровьим дерьмом.
— Но ведь задача наша им помочь — таланты просто так не выдаются. Должны мы истину до плебса донести, но как? — надежды прахом могут обернуться.
— Не обернутся, во всяком случае, мы этого не допустим. Я много думал после нашей встречи, и… В общем, как насчет того, чтобы организовать клуб? Клуб для таких, как мы? Подобно троянскому коню мы подорвем это общество изнутри, заставим его считаться с нами.
— А что, мой друг, блестящая идея. Мир содрогнется, когда в глаза людские, бесстыжие от самого рождения, вакцину ценностей мы истинных вольем.
— Вот–вот. Клуб, где не будет лжи и лицемерия, серости и убогости, денег и власти. Мы все будем равны и едины. Над нами не будет довлеть это разрушающее общество — у нас будут свои законы, главный из которых — свобода.
— Стихи читать там будем и рассказы, делиться радостью нежданной и бедой, в апологет увянувшему миру — воздвигнем свой.
— Точно! Все так и будет. А как мы назовем наш клуб?
— «Господствующая искренность». Поскольку лишь она над гениями властна, поскольку только ей служить должны, и лишь она поможет нам однажды проклятый плебс под корень извести…
Самой главной проблемой, с которой столкнулись друзья — место для встреч, но ее удалось разрешить довольно быстро. На одном из пустырей они нашли недостроенное здание, которое хотели превратить в магазин. Но деньги на строительство кончились, и теперь помещение пустовало. Поблизости не было жилых строений и дорог — здание находилось вдали от городской суеты и соседствовало с лесным массивом, что как нельзя лучше подходило для целей Андрея и Кости. Друзьям осталось лишь принести туда старую мебель, истертые до дыр и покоящиеся на антресолях ковры, проку от которых нет, а выбрасывать жалко и многие другие вещи, так необходимые для создания уютной обстановки. Они могли гордиться собой — через пару дней все для открытия клуба «Господствующая искренность» было готово.
