Мечутся негры по ступеням Монмартра Черные тени в сумерках вижу. Седой Базилик, как вершина азарта, Голгофа любви над вечерним Парижем. Ржавая штанга ЭйфЕлевой башни… (В слове «ЭйфЕлевой» он ударение поставил не стандартно на первую букву Е.) Мажет лазурь непристойного неба! Сена — заводит со свободою шашни, Вселяя надежду в тех — кто здесь еще не был! Остров Сите — словно вкусная специя, Сбросил тонкие трапы у пристани Лувра. Римский осколок, старинной Лютеции — Тысячелетье людского разгула… Висит аромат — любви и разврата, Счастливы все от каштанов до арок. Быть здесь свободным — просто приятно, Быть здесь влюбленным — просто подарок! А по Конкорду ходят арабы, На Елисейских, бродят цыгане, Гранд опера изогнулся ухабом — Изящным напыщенным и музыкальным! И в винегрете людского веселья, Париж искупается в сумраки ночи, А утром забыв о вчерашнем похмелье — Станет он, как дитя — вновь непорочным!
Как вам такие стихи? А? Понравились? Мне бы хотелось вот услышать ваше мнение? Просто, как человека? А? Только честно! Маленький с удивлением кивнул головой и ответил:
— Это ж, что ж, ваше?! Мило, очень мило! Право скажу, не ожидал! Не ожидал. Не зря, я вижу, моя дочь в вас влюбилась. Есть вкус у девочки. Не такая уж вы и бездарность. Но впрочем. Один стишок еще ничего не говорит! Как насчет моего предложения? Щукин задумался. Закурил сигарету. Пауза повисла противной тишиной. Вилор вновь глотнул коньяка и поморщился. Маленький с нетерпением ждал его ответ, постукивая по подлокотнику пальцами. Наконец Щукин произнес:
— Хорошо. Я соглашусь. Но у меня, тоже есть кое-какая просьба. Вернее условие.
Леонид с удивлением вскинул брови. Внимательно всмотрелся в глаза поэта, пытаясь распознать, что это шутка или искренность:
— Условие? Вы уже начинает меня раздражать. Вы наверно забываете кто я такой? Поймите. Я ведь могу все сделать и иначе. Но я просто не хочу огорчать мою девочку! Ну, хочу. И вам не хочу я зла! Не хочу! Поверьте! Я бы не предлагал вам прогуляться по Парижу! А смело бы мог вас упрятать, ну скажем лет на пять в зону! Как насчет того, что у вас тут найдут героин, наркотики? Вы ведь все представители богемы, любите кайфонуть? Как там у вас называется, с музой побеседовать?! А с ней, как я понимаю, без косяка, трудно разговаривать? Не так ли, господин поэт?!
Вилор рассмеялся. Это в конец разозлило гостя. Леонид побагровел, но сдержался и молча дожидался, когда Щукин ему что-то ответит. А тот, всплеснул руками, издевательски пробубнил:
— Скажите пожалуйста, какие вы тонкости знаете? Откуда? У вас в Госдуме вроде и поэтов-то нет. Хотя простите. Сейчас там хватает артистов. Простите. Ну, не об этом разговор. Черт с ними, со стихами. И все-таки есть у меня просьба! Если уж вы говорите такой добрый с одной стороны, а такой всесильный с другой, то вам ее выполнить ничего стоить будет. Так пустячок. Маленький тяжело дышал. Но ответил ровно:
— Ну и что же это за просьба? Щукин загадочно вновь посмотрел на картину на стене, зевнув, зажмурился, откинулся на спинку кресла:
— Я отстаю от вашей дочери, вернее… как отстаю?! Я к ней и не приставал! Я уезжаю. Надолго. Уезжаю, в общем, навсегда. Пропадаю. Хоть в Париж. Хоть куда. Но перед этим мне нужно, что бы вы… убрали человека. Маленький недоуменно посмотрел на Щукина и переспросил:
— Что?! Убрать человека? Ну, знаете! Ха, ха. А я то, тут причем? Что вы имеете под словом убрать? Это, хм, ну вы даете. Не меня же вы хотите попросить об этом?! Вилор отмахнулся и раздраженно добавил:
— Ой! Боюсь, вы теперь идиота строите! Только что мне грозились, вон, наркотиками. Засадить! Связи! А тут, такой пустяк. Человека убрать! Маленький задумался. Замолчал, опустив голову, рассматривал свои ботинки. Щукин покосился на гостя и лениво вновь спросил:
— Ну, так как? Поможете? Гость засмеялся и, покрутив пальцем у виска, недоуменно ответил:
— Да вы, что, с ума сошли или перепили? Как я вам помогу? Ха, ха. Я ж не убийца! Щукин радостно закивал головой, словно услышал то, что и ожидал:
— Да нет, вы я вижу и впрямь хороший актер. Какой талант пропадает?! Я же не прошу вас ножом махать или из снайперской винтовки стрелять. Нет. Все проще. Вы же прекрасно все поняли, мне нужен человек, который решит эту проблему. И все. Вы мне его найдете, а я в свою очередь отстану от вашей дочери. Вот и все. Сделка. И потом я подозреваю, вам это сделать будет не так трудно. И, не надо мне ту говорить о вашей репутации, вы уже все рассказали, когда говорили про наркотики в моем доме. Леонид погрустнел. Взгляд его потух. Маленький надул губы и потер кончиками пальцев переносицу:
— Позвольте спросить? А, что такое есть в жизни поэта, что заставляет его пойти на такой шаг? Странно? Обычно, во все времена, наоборот, как говорится, поэтов заказывали. Наоборот, завистники его смерти желали. Власти травили! Ну и так далее, ну и так прочее. А тут, вон оно как, поэт собирается убрать человека?! Кто он? Конкурент? Более талантливый коллега по перу? Чья ж жизнь нужна вам? Щукин тяжело вздохнул:
— Да какая вам разница?! Вам то, что? Согласны или нет? Тут, дел-то… для вас…
— Ну, вы вообще из меня монстра сделали?! — возмутился Леонид. — Думаете мне все так просто, раз и дать команду человека убить?! Раз и все?! Нет! Любезный. Вы ошибаетесь. Мне все равно знать нужно, что за человек, за что вы его приговорили?
— Да бросьте вы! Вам просто любопытно! Да и потом. Если вдруг все раскроется, вам же лучше. Не знали ничего и не ведали. И вообще, никакого отношения к этому не имеете. Как говорится: меньше знаешь, дольше спишь! Маленький тяжело вздохнул. Ехидно улыбнулся и кивнул головой:
— Ну, что ж, пожалуй, вы правы. Есть, какая-то логика. И все-таки. Мне, просто любопытно, из-за чего вы хотите смерти этого человека? Щукин зло посмотрел на Маленького и сквозь зубы процедил:
— Не волнуйтесь, не из-за денег. Из-за любви.
— Что? Что? Из-за любви?! Ха! Ха! Вы, что, правда? — рассмеялся Леонид.
— А, что тут такого?! Или для вас это дико? Когда один мужчина желает смерти другого из-за любви?! — возмутился Щукин. Ему стало обидно. А Маленький, продолжал даваться смехом:
— Ха! Ха! Ну, вы даете? Из-за женщины? Из-за бабы?!! Ну, не ожидал! Щукин, вскочил и, отвернувшись от гостя, словно стесняясь его, тихо сказал куда-то вдаль:
— А, по-вашему, нужно было из-за денег его убить? Маленький протер глаза платком. Успокоившись, сказал смешливым тоном:
— Ну не ожидал. Ну, вы оригинал. Поэт. Выходит, вы и моей дочери мозги пудрили?! Все как в театре?! Поэт, любовь, женщина! Еще одна! Смерть! Красиво, но глупо-то как?! Как это оказывается глупо?! Убить человека из-за бабы?! Щукин брезгливо ухмыльнулся:
— Да, я вижу, вы совсем не из этого измерения. Вас испортили деньги, власть и карьера. Вы забываете свои человеческие качества, причем самые красивые человеческие качества! Любовь, что может быть прекрасней? С ней и смерть рядом смотрится романтично! Понимаете? Нет, вам этого не понять. Хотя… Вы ведь готовы из-за любви к дочери, ну, скажем уничтожить человека? Готовы! Вон, у вас на лице это написано. Хотя, как я подозреваю тут другое…
— Что другое? Я отец.
— Нет. Тут тщеславие. Вам не благополучие вашей дочери важно, а что бы она такой же, как вы стали. Такой же. Что бы она, могла людей как каток, под асфальт закатывать. Что бы шла напролом. И главное деньги. Вот ваши три кита. Не так ли?
Маленький тяжело вздохнул. Тоже встал и печально произнес:
— Да, я вижу, мы с вами в наших рассуждениях о жизни, слишком далеки. Я по земле хожу. А вы, где-то там, далеко летаете. Хорошо. Раз вы, так хотите, пусть будет по-вашему. Но учтите! Вы тоже сделаете, как и обещали. И больше никогда, слышите! Никогда к моей дочери не подойдете! А она никогда не появится на пороге вашего дома. Уговор есть уговор. Ждите, вам позвонят. Назначат встречу. И все-таки, почему вы хотите убить того человека из-за женщины? Она, что предпочла его вам? Почему вы решились на это?
— Нет, все проще. Она замужем за этим человеком.
Маленький посмотрел на поэта и вновь захохотал. Закончив смеяться, он медленно направился к двери. Щукин потащился за ним. Леонид на ходу смешливо бросил:
— Нет, вы и впрямь оригинал. Ну, все как в пьесе. Ну, ладно.
— И когда мне ждать? Как скоро? — робко спросил Вилор. Перед тем, как выйти из квартиры, Леонид остановился, повернувшись, внимательно посмотрел в глаза поэту. Щукин заметил, в его тяжелом взгляде вновь засветилась ненависть и призрение.
— Не суетитесь и не торопите судьбу… К вам придут. И учтите, тогда заднего хода нет. Не будет! — Леонид вышел тихо, но громко хлопнул дверью. От грохота Вилор вздрогнул и зажмурился. Он так и стоял несколько минут в полумраке неосвещенной прихожей, сжав кулаки, что-то бормотал себе под нос. Затем медленно опустился на колени, сложив руки на груди, медленно и громко сказал:
