Когда к нему вернулась способность рассуждать, было уже поздно. Как отступить, как пойти на попятный, если она его слышала? Да и не все ли равно, какую дорогу избрать: ту или эту? Он продолжал шагать вперед, вновь ощущая под ногами твердую почву, ощупывая взглядом темноту, впитывая в себя смолистый запах сосен и запах тимьяна, чувствуя, как высоко вздымается его грудь, как пульсирует кровь в такт ходьбе. Он удивился, заметив, что переживает сразу столько ощущений, что походка его стала упругой и что-то бьется и трепещет в каждой частице его тела… Удивился живости своего восприятия окружающего мира после долгого бегства от самого себя. И уже не сомневался больше в том, что эта фигура в черном, словно магнитом, притягивает его к себе, что она послана ему самим провидением. Женщина ни разу не обернулась к нему, не сказала ему ни единого слова. Но какое это имело значение? Разве мифические посланцы богов не были всегда окутаны тайной!
И так же, как в мифах, путь становился все более тернистым. Тропа исчезла, теперь они шли по каменистому руслу высохшего потока. Сосны стали приземистыми и смешивались с кустами можжевельника. Гигантская луна, выглянувшая из-за гор, очерчивала своим серебристым светом застывшие тени скал и движущиеся тени путников. Шеннон, впервые спокойный после душевного кризиса во Флоренции, уверенно шагал навстречу тому, что могло стать его судьбой.
Наконец ущелье вырвалось на простор, в долину, покрытую нежной травой, и осел, громко прокричав, потянулся своими толстыми губами к звездам. Посреди долины раскинулось широкое зеркало, залитое светом. Животное склонилось к воде попить, и жидкое серебро заколыхалось, словно шелк на вотру. Недвижная и четко очерченная фигура женщины казалась еще более целомудренной и призрачной. Осел направился дальше, а Шеннон подошел к самому краю берега. Потрясенный до глубины души, он долго любовался этим водяным чудом среди скал, этой нежностью, упрятанной в каменное сердце. Когда он поднял глаза, женщина уже скрылась из виду.
Но путь вперед был закрыт! По ту сторону озера виднелась узкая полоска земли и отвесная скала, казавшаяся металлической от лунного блеска. Шеннон побежал вдоль берега. Постепенно скала расступилась перед ним, будто Чермное море из камня. Его это поразило, но он тут же понял, что издали принял за гладкую поверхность ровное лунное сияние; вытесняя тени, оно создавало впечатление иллюзорной стены, которая по мере его приближения раскалывалась, будто от удара шпагой или от магического заклинания.
Узкая расщелина открывала путь в совсем иной мир: без скал, без света, без насилия. Только луна да туман, невыразимая гармония и покой. В безмятежной ночной тишине перед взором Шеннона, затопляя подножие горы, простиралось белоснежное море лунного сияния; необозримое туманное поле, осевшее в чашу гор невесомой гущей паров. Вдали, наподобие архипелага, всплывало несколько вершин, смыкавшихся с едва заметными очертаниями соседних хребтов. Глубина ущелья, уходящая вниз, и бездонность неба у него над головой, казалось, оправдывали его путь к горе вслед за посланником богов.
Он ждал его там в образе женщины. Зачарованный Шеннон приблизился к нему, попав в тот мир, полный неги и света, в котором перед ним наконец предстало девичье лицо, озаренное лупой. Как оно могло столько времени оставаться в тени?
— Мы уже пришли? — вырвался у него нелепый вопрос.
— Там, внизу, река, — ответила она шепотом. — Не знаю только…
Она произнесла это неуверенно, будто искала у него поддержки. Будто вся ее враждебность и недоверие остались по ту сторону расщелины.
— Спустимся вниз и найдем ее, — успокоил Шеннон девушку, — Все, кто спускается вниз, находят реку.
Он взял осла под уздцы и окунулся в туман, который тут же поглотил их, окутав белой влагой. Она колыхалась и рассеивалась, то открывая, то пряча призраки сосен, словно водоросли в глубине озера. Изредка сквозь густой туман пробивалась луна.
Они шли в тишине, словно заблудшие дети. Единственным проводником им служил бесконечный спуск, петляющий из-за крутизны и одиноких скал. Но вот спуск стал более пологим, вдали показался красноватый свет. Шеннон вздрогнул, будто от внезапного удара, будто чему-то пришел конец.
— Это ваши, наверное, — сказал он. — Мне, пожалуй, лучше расстаться с вами здесь.
— Погодите немного! — почти умоляюще попросила она.
— Кто идет? — окликнули их у костра.
— Американец? — живо отозвалась девушка. — Это я, Паула.
Закричал осел, и снова Шеннон последовал за ней, шепотом повторяя только что услышанное имя: «Паула, Паула».
Огонь куполом врезался в густой туман. От группы спящих людей отделился человек и пошел им навстречу. Он был высок, поджар, с жилистыми руками. В отблесках огня его лицо казалось скуластым, зато тонкие губы совсем пропадали под лоснящейся щетиной, небритой несколько дней.
— Что-нибудь случилось, Паула? — спросил он. — А где Ткач?
— Его взялся подвезти в Вильянуэву возчик.
— А ты? Разве ты не собиралась к своим, в Саорехас?
— Нет. — И еще раз, уже совсем решительно повторила: — Нет.
Американец перевел взгляд на Шеннона.
— Кто этот человек?
— Он сделал перевязку Ткачу. И помог нам.
— Меня зовут Шеннон. Рой Шеннон. Я подумал, что не следует ее бросать одну в горах. Но теперь, когда она уже здесь…
— Подсаживайтесь к огню, приятель. Ночь но для прогулок.
Паула, распрягавшая осла, обернулась к пим.
— Очень сильный туман, — сказала она.
И впервые улыбнулась. Ее лицо, порозовевшее от огня, стало более женственным, чем при свете лупы. «Какие у нее черные волосы!» — промелькнуло в голове Шеннона, пока он благодарил мужчину за гостеприимство.
— Шеннон… Вы англичанин или американец?
— Ирландец.
Паула привязала осла к сосне; туман уже начал обволакивать ее, словно желая скрыть. Она стала разворачивать плед.
— У меня есть отличный спальный мешок. Хотите им воспользоваться? — предложил Шеннон.
— Кто? Я? — засмеялась Паула, собираясь отказаться.
Но при виде спального мешка не устояла, словно маленькая девочка перед новой игрушкой.
— Не так-то ото просто! — восклицала она, пока Шеннон показывал ей, как им пользоваться. — Настоящая постель, — сказала она Шеннону, наконец устроившись. Затем, помолчав минуту, проговорила то, что, вероятно, нелегко ей далось: — Если бы не вы там, наверху… Ладно… Спокойной ночи.
Возвращаясь к костру, Шеннон увидел, как один из спящих приподнялся. Он был так безобразен, так чудовищен, что Шеннон подумал: «Может, я все еще в стране мифов, а те двое, наверное, карлики?» Он снова перевел взгляд на странное существо, но оно уже превратилось в бугор, укрытый бурым пледом.
Американец поджидал его у костра.
— Хотите перекусить?
— Спасибо. У меня еще есть хлеб, который я купил в Вильянуэве, и банка мясных консервов.
— Это намного лучше того, что могу предложить вам я, — улыбнулся мужчина, показав золотой зуб, блеснувший в свете костра. — У нас, сплавщиков, вы не найдете ничего, кроме оливок, лука да трески… Для такого господина, как вы, это не еда.
«Горд и полон достоинства, — подумал Шеннон, — как владетельный сеньор. В здешних краях это не редкость, особенно среди бедняков». Ему тоже следовало быть на высоте.
— На войне для меня такая еда нередко была настоящим пиршеством.
— А, на войне! — только и сказал Американец.
«Интересно, что он имел в виду? — подумал Шеннон.
Для многих война — это выстрелы, опасность, смерть. Если бы только это, куда ни шло. Но в ней есть и еще что-то, иное: что-то бесчеловечное, что-то… Нет, нет, нельзя думать об этом, — осадил он себя. — Надо все забыть. Как только что в горах. И так жить дальше».
— Пейте, — предложил Американец. — Оно немного терпкое, зато доброе.
И протянул Шеннону испанскую «флягу» — маленький мех для вина с горлышком из рога.
— Я еще не умею пить из таких, — сказал Шеннон, прежде чем поднести флягу к губам.
— Научитесь, если поживете в Испании.
— Вы не спите из-за меня.
— Не велика беда! Я вообще мало сплю.
Должно быть, он действительно мало спал, этот худощавый, аскетического вида человек, не докучавший Шеннону своими расспросами, пока тот ел. В тишине до них иногда доносилось журчание реки, обложенной туманом, словно ватой. Американец протянул к огню ноги, обутые в альпаргаты из дрока, завязанные на голой щиколотке у самых брюк. Совсем как у раненого, там, наверху…
«Наверху, — подумал Шеннон. Неужели прошло всего несколько часов?» Но как далек стал от него тот, другой мир, в котором он жил до сих пор! Что ждет его в этом новом мире; мире этой девушки, тумана, этих бесформенных существ и карликов? Шеннон вновь почувствовал интерес к жизни.
