А тосты следовали один за другим и большинство из них были посвящены молодому человеку.
— Выпьем за здоровье нашего дорогого Иосифа!
— Уважаемый Иосиф, разрешите поднять этот бокал за Ваш уникальный талант!
— Иосик, друг, давай выпьем!
— Иосик, а говорят у тебя парик. Можно подёргать?
Молодой человек молодецки опрокинул большой бокал коньяка, закусил ложкой икры и проговорил с набитым ртом:
— Подёргай, подёргай! Только я потом тоже у тебя кое-что подёргаю.
— Да ладно, Иосиф, не обижайся! Товарищи! Друзья! Попросим нашего уважаемого гостя, новоиспечённого заслуженного артиста Чечено-Ингушской республики спеть песню про наш замечательный город! Просим, Иосиф, просим!
Молодой человек принялся отнекиваться, но гости были по-пьяному настойчивы и он сдался. Зазвучала музыка, артист встал, пошатываясь, поднял руку, икнул и запел:
Я на свете повидал немало
Древних и красивых городов.
Но таких, как Грозный, не встречал я,
Не видал нигде таких садов!
Песня, лети! Песня, лети! Обойди все горы!
Песня лети, всем расскажи, как живёт наш город!
В парках слышен листьев тихий шорох,
В быстрой Сунже катится вода,
Ты расцвёл и вырос милый город,
Город счастья, дружбы и труда![3]
Пел певец. Чистый, сильный голос заполнил всё пространство, смолкли разговоры, прекратился стук вилок, стихло чавканье. Притихли пьяные посетители, в дверях застыл с раскрытым ртом швейцар, и казалось, сами стены застыли в изумлении. Мощный голос вырвался из ресторанного зала, заполнил всю гостиницу. Замолчала шумная компания боксёров на третьем этаже. В соседнем номере нечёсаный гражданин оторвался от «Голоса Америки» и выключил свою «Спидолу». Песня вырвалась из здания и полетела дальше. Выпала недокуренная сигарета из разинутого рта дежурного милиционера. Остановились прохожие, оторвались друг от друга влюблённые, затормозили автомобили. Пел певец.
Песня, лети! Песня, лети! Обойди все горы!
Песня, лети, всем расскажи, как живёт наш город!
Здесь чеченец, русский, ингушастик
Умножа…
— Иосиф Давыдович, Иосиф Давыдович! — громким шёпотом закричал лысый человечек неопределённого возраста, дёргая певца за рукав. — Ингуш счастье!
— Чего? — недоумённо спросил певец, возвращаясь на землю.
— Надо петь: «Здесь чеченец, русский, ингуш счастье».
— А я как?
— А вы поёте: «Здесь чеченец, русский, ингушастик…»
— А надо как?
— Надо: Здесь чеченец, русский, ингуш счастье. Ингуши — это народ такой. Неудобно…
— Ингушсчас…Тьфу! Язык слома… Кто такую херню написал?
— Поэт. Музаев.
— И какой дурак это поёт?
— Вы.
— Что?! — совсем не мелодично взревел молодой человек.
Лысый попытался что-то объяснить, но не тут-то было. Певец схватил со стола отмокнувшую этикетку коньяка «Вайнах» и с размаху прилепил её человечку на лоб. Вид маленького лысого человечка с коньячной этикеткой на лбу, судя по всему, артисту очень понравился. Он пьяно захихикал, замахал руками как мельница и вдруг резким движением снял с себя скальп. Зал ахнул, дамы в ужасе закрыли глаза. Но не хлынула кровь, молодой человек не упал замертво. Никакой это был не скальп, а самый обыкновенный, вернее совсем необыкновенный, но всё-таки — парик. Молодой человек двумя руками напялил парик на лысого и зашёлся в диком хохоте. Несколько секунд зал мог лицезреть фантастическую картину: друг перед другом стояли два совершенно преобразившихся человека. Один — маленький, только что бывший лысым, а теперь с шикарными чёрными волосами и с коньячной этикеткой на лбу. Другой, внезапно ставший лысым как полено, совершенно не напоминал теперь вальяжного молодого артиста. Картина продержалась совсем недолго: лысый молодой человек сорвал парик с чужой головы, определил его на место и вновь превратился в импозантного мужчину с прекрасной причёской. После этого он схватился двумя руками за скатерть и резко дёрнул её на себя.
Посыпались на пол тарелки, зазвенели разбитые бокалы, покатились бутылки, завизжали дамы, кто-то упал. Разбушевавшийся артист ещё раз дёрнул скатерть, окончательно отправив на пол поразившую Женю снедь, схватил стул и стал колотить им по бесстыдно обнажённому столу.
В зал уверенным шагом вошли два милиционера, сзади семенил испуганный метрдотель.
— Гражданин, предъявите документы! — обратился старший к молодому человеку.
Тот посмотрел на представителя власти мутным взором и неизвестно зачем сообщил:
— Наша милиция нас бережёт. И на наши деньги жрёт!
— Спокойно, сержант, — неожиданно уверенным начальственным тоном вмешался лысый человечек, — спокойно! Какие ещё документы? Вы хоть знаете кто перед вами? Заслуженный артист Чечено-Ингушетии Иосиф Давыдович Кобзон! Будущая звезда всесоюзного масштаба! Будущий депутат верховного Совета!
— Да, звездом — буду! И депутатом — буду! И ещё много кем… тоже, — скромно подтвердил молодой человек.
— Вот когда это всё будет, тогда и хулиганить можно будет. А пока — ваши документы!
— Послушайте сержант, — повысил голос лысый, — вы хоть знаете, кто ему вчера диплом вручал? Лично первый секретарь Обкома! Вы что, неприятностей захотели? Они вам будут гарантированы!
Сержант заколебался: неприятностей ему не хотелось. Но тут будущая звезда схватила очередную отмокшую этикетку и ловким движением наклеила её представителю власти на лоб. Милиционеры отбросили сомнения, схватили хулигана за руки и повели к выходу. Тот не сопротивлялся.
— Чеченец, русский ингуш счастье, — неожиданно нараспев произнёс задержанный артист, бросил на лысого до невозможности довольный взгляд и запел:
Здесь чеченец, русский, ингуш счастье
Умножают в дружеской семье.
Дорогая, милая столица,
Расцветай на радостной земле!
Песня, лети! Песня, лети! Обойди все горы!
Песня, лети, всем расскажи, как живёт наш город!
Жерла труб и нефтяные вышки
Подпирают гордо небеса,
Озаряют голубые вспышки
Строящихся зданий корпуса.
Песня, лети! Песня, лети! Обойди все горы!
Песня, лети, всем расскажи, как живёт наш город!
А когда в долине сумрак поздний
С чёрных гор приходит темнотой,
Миллионы звёзд включает Грозный,
Мой рабочий славный город мой!
Через несколько минут от гостиницы отъехал милицейский газик. Из его приоткрытых окон, заглушая всё вокруг, несся мощный молодой голос:
Песня, лети! Песня, лети! Обойди все горы!
Песня, лети, всем расскажи, как живёт наш город!
Сон № 5. Правила движения для осликов
Переходить на другую сторону лучше всего было здесь, на углу Партизанской. Дальше светофоров долго не будет, а пересечь улицу Ленина без них, конечно, можно, но только если повезёт.
Когда-то у этого светофора каждый вечер толпились пацаны с ближайшего куяна. Стояли, ждали и даже не особенно шумели, боясь, что прогонят и не увидят они то необыкновенное зрелище, ради которого они здесь и собирались.
А посмотреть действительно было на что!
Каждый вечер, с мая по октябрь, по улице Ленина возвращался к себе домой старьёвщик на ослике. Нет, старьёвщик не сидел на ослике, он сидел в довольно большой повозке, а ослик эту повозку вёз. Каждый день старьёвщик, выполнив свой план по сбору старых, а иногда и не совсем старых вещей и расплатившись за это в основном свистульками и мячиками на резинках, возвращался к жене и детям. Каждый вечер старьёвщик — маленький унылый еврей — принимал после рабочего дня бутылочку креплёного. После этого он в повозке уже не сидел, а почти лежал. Опущенная голова его качалась в такт движению, глаза были всегда закрыты. Может, снилась ему волшебная страна, где полно старых, но ещё крепких вещей и пустых бутылок и за ними не надо мотаться по всему городу. А может, он видел себя великим скрипачом, шахматистом или директором базы утильсырья. Что мы о нём знаем?
Короче, старьевщик мечтал, отпустив вожжи, а всё остальное делал ослик. Он прекрасно знал дорогу домой, мало того — он отлично знал правила дорожного движения. Он двигался только по правой стороне, никогда не обгонял идущий впереди транспорт, пропускал пешеходов на «зебрах». И он отлично знал, для чего существует светофор. Если горел красный свет, ослик останавливался и ждал, пока не зажжётся зелёный. Только после этого он, взмахнув хвостиком, двигался дальше.
