— Не ори, дура, мы уходим. Успеешь еще наораться.
* * *
— Это было сто лет назад!
— Это было три года назад. Нашему Сережке… нашему сыну шесть!
— Может быть, ты все–таки милицию вызовешь?
— Я сам знаю, что делать!
Он бежит в другой угол комнаты, роется в письмах, декламирует:
— «Наверное, я и вправду маньячка какая–то сексуальная…» Что–то я этого не замечал!
— Правильно…
— Ладно, я понимаю, тебе его письма дороги как память, а твои–то как здесь оказались?!
— Он вернул.
— Почему?
— Потому.
— Почему, с-с..!
— Потому что он меня проклял. И письма вернул.
— Ну, и…
— Ну, и живу теперь с тобой, как проклятая! Игорь, иди на улицу и вызови милицию! Нас ограбили!
— Подожди…
Он садится рядом с ней и гладит ее по груди. Она сидит как каменная.
Он валит ее на диван и овладевает ей, приговаривая:
— Ну что, ну как, хорошо тебе, хорошо?
Замирает… всхлипывает…
Наташа лежит неподвижно. Глаза ее открыты.
Игорь встает:
— Я знаю, что делать. Я сейчас поеду в этот… Чусовой и убью его.
— Давай.
Он одевается, идет к двери.
— Сережку заберешь? — спрашивает она.
Он поворачивается к ней и несколько секунд борется с искушением покончить со всем прямо здесь, прямо сейчас. Потом медленно говорит:
— Я действительно еду в Чусовой. А когда я вернусь…
Не договорив, хлопает дверью.
* * *
— Тебе сделать кофе? — спрашивает она.
— Сделай что хочешь, — говорит Сергей.
В его квартире пусто и накурено. Светлые пятна на стенах — следы картин и мебели. Постель на полу. Какой–то волосатый парень моет посуду на кухне.
— Как ты спал сегодня? — спрашивает девушка.
— Никак…
— Не дождался?
— Нет, не дождался.
* * *
Вагон–ресторан. Полупьяный Игорь со здоровым бородатым мужиком в тулупе пьют водку. На столе обертки шоколадок и раздавленные пустые пачки дешевого сока. Тетка–официантка подходит и забирает переполненное окурками блюдце, ставит взамен чистое.
— Сервис! — одобрительно говорит мужик и с омерзением ковыряет вилкой полусырую яичницу. — Ну–ну!
— Я знаю, за что расхлебываю, — продолжает исповедаться Игорь. — Особой любви между нами никогда не было…
— Ага, — говорит мужик и поднимает рюмку.
Пьют. Игорь булькает горлом и зеленеет лицом. Машет рукой. Мужик поднимается, хватает его за пояс и ведет в тамбур. Там, хищно завалив на левую руку, впивается в губы страстным мокрым и колючим поцелуем. Игорь вырывается. Его тошнит. Мужик обиженно отшатывается. Какое–то время смотрит, как Игорь блюет. Затем, вздохнув, открывает дверь тамбура и уходит в свой вагон. Игорь поднимает руку, пытаясь его задержать, но тут же склоняется в новом, неудержимом приступе рвоты.
* * *
Звонок в дверь. Наташа в халате, с опухшим лицом, непричесанная, идет открывать. На пороге стоит незнакомый молодой человек. С цветами и бутылкой вина. Он смущается.
— Здравствуйте, — говорит он.
— Здравствуйте.
— Вы меня, наверное, не помните. Я к вам вчера заходил, с товарищем…
Наташа начинает понимать.
— Можно, я зайду? — и он проходит в квартиру.
* * *
Телефонный звонок. Сергей снимает трубку. Он один. Телефонный аппарат стоит на стиральной машине «Малютка». Сергей принимает ванну.
— Да. Это я. Я говорю, это я. Подождите, я воду выключу.
Большим пальцем левой ноги он закручивает кран с горячей водой, морщится и вздрагивает, закручивает второй кран:
— Я слушаю. А вы кто? Ни о чем не говорит. Да ради Бога! Ради Бога. Я один живу, так что… А сейчас скажу. Садитесь на третий троллейбус у вокзала и две остановки. А улица у нас одна, остальные не считаются (смеется). 50 лет ВЛКСМ. Так и называется. Через сколько вы будете? Хорошо.
Кладет трубку и говорит потолку:
— Кого еще черт принес…
И включает воду.
* * *
— Это вы Игоря били?
— Нет, другой. Он же ниже на голову…
— Я все–таки не очень понимаю, зачем вы пришли.
Незнакомец затягивается сигаретой. Отпивает кофе из чашки. Смотрит Наташе в глаза:
— Что это за история с письмами?
— Какая вам разница!
— Интересно…
* * *
По весенней улице идет Сергей. Гладко выбритый, веселый, немного нервный. В дорогой кожаной куртке. Выбрасывает на ходу окурок, экзальтированно взмахивая рукой — и вдруг его опущенной руки касаются чьи–то пальцы. Он резко оборачивается и видит Наташу:
— Привет…
— Привет…
Идут молча, держась за руки. Смотрят на стоящие кругом лотки с бананами и кофе. Разбрызгивают лужи. Сергей говорит:
— Я не знаю, что потом, но сейчас я счастлив.
— Я тоже, — говорит она, и Сергей стискивает ее пальцы.
* * *
— Мне надо в садик, — говорит она.
— Я провожу, — поднимается незнакомец. — Вы меня не боитесь?
— Нет…
* * *
— Хочешь сделать мне больно? — сдавленным голосом спрашивает Сергей. Голый по пояс, в одних джинсах, он держит в правой руке нож. Душная летняя ночь. Кухня его квартиры — другой, екатеринбуржской. Наташа сидит в кресле–качалке, на ней халатик. Она со вздохом: «Сколько можно!» откладывает интересную книжку.
— Хочешь сделать мне больно?! — визжит он и полощет себя ножом по животу. На животе тут же набухают шрамы, сочится кровь.
— Ну, прекращай! — громко говорит Наташа.
— Да он тупой! — бросает Сергей, роняет нож и уходит в комнату.
* * *
Они едут в автобусе. Кругом люди в шубах. Уже темно. Фары машин за автобусом сливаются в огненную реку.
— Я хочу сесть! Мама, я хочу сесть! — верещит маленький Сережа. Наташа пытается его одернуть. Незнакомец морщится и отворачивается. Кто–то из мужиков встает, уступает место. Довольный Сережа плюхается на сиденье и болтает ногами, кого–то задевая.
Идут по улице. Сережа дергает маму за руку, силком подтаскивает ее то к одному киоску, то к другому: «Хочу конфету!» Он очень шумный, очень живой…
— Ублюдок, — говорит незнакомец и усмехается.
— Что? — не понимает Наташа.
— Да я не в обиду. Ребенок, зачатый вне брака — ублюдок.
Наташа опускает глаза. Она держит его под руку, сейчас пытается освободить руку — но он говорит дальше, будто не замечая этого:
— Я таких повидал. Шустрые — ртуть! К пяти годам не то что читать — считать никто не умеет. Вечно хнычут или орут, никогда не улыбаются, всегда дерутся. Всегда жадные. Они родились незаконно — потому и хапают все, что могут…
— Может, хватит?
— А что, Наташа, было не так? Вы забеременели, поэтому пришлось Игорьку топать в ЗАГС…
— Да? А беременность откуда взялась?
— То есть, почему ты с ним спала? Потому что вам нравилась одна и та же музыка. «Аквариум», к примеру. Угадал?
— Почти…
* * *
— Чаю хотите?
— Не откажусь.
Сергей уходит на кухню. Игорь оглядывается кругом и морщится. Сесть некуда — мебель отсутствует. Вороха тряпья разложены по углам. Постель на полу. Рядом с постелью — банка из–под кофе, до середины заполненная окурками. Подумав, Игорь опускается прямо на постель. Вернувшийся из кухни Сергей протягивает ему кружку и с другой кружкой садится рядом. Прихлебывает и смотрит прямо перед собой. Достает из кармана пачку сигарет, спички — бросает на пол. Молчат. Чаевничают.
* * *
— Я тебе нравлюсь? — спрашивает Наташа.
— Этот… спит? — спрашивает незнакомец.
— Нет… — она прикрывает дверь кухни. — Слушай… ты должен мне помочь.
— Хорошо, — соглашается он.
— Я не хочу, чтобы он вернулся.
— Хорошо, — повторяет он. Берет у нее из рук конверт. Надевает шапку и идет к двери.
— Если ты вернешься один… — говорит она уже в дверях.
— Я понял, — негромко говорит он, спускаясь по лестнице. — Спасибо. За кофе…
* * *
— Не надо наркотиков, — говорит Сергей. — Грибы, кактусы — это для животных. Животное — от слова «живот». Оно есть то, что оно ест. Человек — это голова, а голове нужен свет, и больше ничего ей не нужно.
— А дым? — спрашивает Игорь и показывает на сигареты.
— Это временно. Маскировка… Я летаю без дыма.
Голова Игоря начинает клониться.
— Но — не там, где хочу. Ты хочешь узнать, как это началось?
— Давай, — вяло говорит Игорь.
— Я не спал несколько ночей. То есть, спал, но урывками, клочками. И вот к утру третьего, что ли, дня я сидел, курил и вдруг ощутил что–то новое.
— Бога.
— Нет, не Бога. Бог велик и страшен, и для меня Он не есть нечто новое. Я понял — что–то должно произойти. Что–то уже произошло. Что–то сдвинулось в мире, и меня должны забрать.
