Джим поставил короткий толстый указательный палец на мягкий лоб подростка:
— А ты кто?
— Гальюн.
Стероид улыбнулся во всю непомерную ширину своего рта (в него запросто влезал кулак не только самого Стероида, но ходили слухи, даже кулак Джима) и попытался обнять Спицу:
— Спица, друг, ты меня помнишь?
— Извини, мой хороший, но я тебя не помню.
— Да как же, Спица, вспомни: в пятой камере за столом ты сидел напротив и кидал в мою миску камешки — я только наклонюсь, а ты раз камешек, я опять наклонись, а ты опять свой камешек!
— Дорогой, я никогда не был в пятой камере, я всю жизнь был только в девятой, не считая подростковой и карцера.
— Да? Как жалко — так хочется вспомнить молодость.
Мосол после слов Стероида мелко затрясся и для равновесия оперся на плечо Мальчика. Мальчик тут же брезгливо сбросил ладонь Мосла:
— Мальчик, я не могу, когда этот сопляк Стероид говорит про молодость — ему всего-то чуть-чуть за сто крестов, а все туда же — молодость.
— Ну, у него же нет расчетной дощечки — откуда ему знать, что он в полном расцвете сил.
Мосол опять затрясся и хотел опять опереться на плечо Мальчика, но Мальчик плавно увел свою гибкую фигурку в сторону и Мосол, провалившись рукой в пустоту, рухнул на Джима.
— Тебя, что, старый хрен, ноги не держат?!
— Ой, Джим, а я знаю кто у них в девятой камере основной.
— Ну и что.
— У них там косоглазый Виссон основной.
— Да мне хоть…
— Старик, ты здорово отстал от текущих событий, Виссон повесился, еще, когда у меня была кудрявая шевелюра.
— Зачем повесился?
— Наверно, устал.
Мосол снова мелко затрясся всем телом, еще больше затрясся его вытянутый в сторону Спицы черный кривой указательный палец:
— Устал, хе-хе, а я за то не устал!
Мальчик взял Мосла за указательный палец и без усилий потащил его к месту под нарами:
— Мосол, последнее время ты часто утомляешь общество — уж не от той ли плесени, которую выращиваешь на горбушке хлеба, а потом тайком жрешь у стенки?
— Тихо, Мальчик, узнают — все отнимут, я, может быть, дам тебе попробовать, но ты никому — это эликсир жизни.
Дрыль сидел на лавке и дремал, одновременно опуская вниз тяжелые веки, мокрую нижнюю губу и двойной подбородок, превращая его сначала в тройной, потом в четвертной, а потом и в пятерной. Рыжий подкрался к Дрылю и быстро залепил ему мякишем хлеба сразу обе ноздри. Дрыль от отсутствия воздуха затряс головой, выпучил глаза и судорожно стал всасывать воздух через открытый рот. Отдышавшись, Дрыль вскочил, бешено затоптался на месте, схватил, рядом стоящего понурого Гальюна под мышки, высоко кинул его вверх, развернулся, сел на лавку и стал выдувать из ноздрей коварные катыши Рыжего. А Гальюн даже не успел почувствовать ужас, он, так безучастно и шлепнулся бы лепешкой на пол, если бы его не поймал, на удивление всем, Прокл.
— Ты что, Дрыль, без разбора людей швыряешь?
— Пусть Рыжий не хулиганит.
— Так это вовсе не Рыжий — это новенький — Гальюн.
— А… А я-то думаю, чего это Рыжий такой легкий.
Мальчик похлопал Гальюна по плечу и кивнул в сторону Дрыля:
— Как, Гальюн, понравился полет?
— Не знаю…
— Гальюн, если тебе в следующий раз захочется полетать, ты делай, как тебе показал Рыжий: залепляй ноздри Дрылю и вперед!
— Да я как-то не очень…
— Ничего, Гальюн, у нас все так летают — вон видишь Колпак договаривается, сейчас заткнет нос Дрылю и полетит куда-нибудь.
— Мальчик, тебе совсем скучно?
— Шрам, если я тебя раздражаю, ты…
— Перестань, Мальчик, я так — забавляйся сколько хочешь. Мне просто немного тревожно.
— Спица?
— За это ты мне тоже нравишься, Мальчик.
Мальчик почувствовал за спиной мелкое колыхание воздуха, отвлекся от разговоров Спицы с камерниками и, не оборачиваясь, бросил назад:
— Мосол, ты опять бодрствуешь?
— Хе-хе, Мальчик, у тебя нет больше хотя бы кусочка галетки?
— Мосол, иди— Ка спроси у Спицы, с какой стати его перевели к нам.
— Ладно.
Мосол подковылял к кружку вокруг Спицы и протиснулся между Подрезом и Карасиком:
— Спица, хе-хе, а почему тебя перевели к нам?
— Мосол, это же обычная ротация.
— Ой, Подрез, хе-хе, не смеши — при ротации не переводят в ближайшую камеру.
— Слушай, Мосол, кто ты такой, чтобы мне вопросы задавать?! Пошел отсюда!
— Правильно, вали, Мосол, а то разберут по мослам, гы-гы!
Мосол закрыл ладошкой рот, затрясся в всхлипах смеха, выбрался из кружка камерников и подковылял к Мальчику:
— Мальчик, хе-хе, он говорит этим кретинам, что, мол, обычная ротация, хе-хе.
— А твой светлый ум, что думает?
— Хе-хе, Мальчик, хе-хе, да он завалил кого-то без уважительной причины, вот его и перевели в ближайшую камеру — всегда так делают, может у тебя все-таки остался кусочек галетки, а?
— Мосол, иди жри свою плесень и отстань от меня.
— Я уже все съел, хе-хе!
Рыжий не очень уверенно пнул Гальюна ногой под зад и предложил помериться силами. Гальюн отряхнул штаны и сказал, что вполне верит в физическое превосходство Рыжего над собой и не видит никакого смысла в том, чтобы попусту утруждать почти еще детский организм чрезмерными нагрузками. Рыжий полностью согласился с Гальюном и, в полной мере обретя уверенность, дружелюбно сказал:
— Гальюн, а что это такое у тебя весит на животе? Ты, наверно, неудачно высморкался?
Гальюн растерянно наклонил голову, выискивая возможное безобразие на своей рубахе, а Рыжий взял между указательным и средним пальцем хлюпающий нос Гальюна, сильно сжал его и стал выворачивать в разные стороны, надеясь получить большую, красивую сливу на радость окружающим. Гальюн стал извиваться и визжать, потом, вдруг, ухватил остренькими зубами мизинец Рыжего, и Рыжий тоже стал извиваться и визжать. Гальюн с Рыжим, наверно, долго бы еще забавляли публику, но Прокл дал Рыжему крепкий подзатыльник, обнял Гальюна за плечи и, что-то тихо ему нашептывая на ушко, повел в сторону своих нар для выяснения вопросов, входящих в круг их общих интересов. Близкий друг Прокла Тироль повернулся к Мальчику и, не смахивая с длинных ресниц голубых глаз переизбыток влаги, спросил:
— Что же это такое делается, Мальчик?
— Не переживай, Тироль, найдешь себе товарища еще лучше.
— Я не хочу лучше.
— Тогда скажи Джиму, что со стороны Прокла несколько неэтично беседовать на нарах с неполовозрелым Гальюном.
Тироль в задумчивости пощипал мочку своего уха, потом подошел к лежащему на нарах Джиму и вежливо подергал его за рукав:
— Джим, Прокл совсем не прав — Гальюн еще маленький, ему нельзя общаться с Проклом.
— Раз сюда перевели, значит нормальный.
— Нет, Джим, он это… Слушай, Джим, может быть, тебе самому забрать Гальюна к себе? Чего это Прокл должен первым знакомиться с ним — ты вон кто, а он всего лишь вон кто! У тебя же нет сейчас хорошего товарища, а?
Джим невольно поднял голову и посмотрел на Мальчика, разговаривающего со Шрамом. Тироль перехватил взгляд Джима и снова потеребил мочку уха:
— А… Ну тут, конечно, как хочешь, но Гальюн тоже ничего, да и Мальчик слишком каприз…
Джим неожиданно покраснел, шарахнул огромным кулаком по лбу Тироля и отвернулся к стене.
Тироль обходил каждого и предлагал потрогать круглую шишку посередине лба. Обитатели восьмой камеры крепкими пальцами мяли лоб Тироля, Тироль морщился, но терпел, потому что справедливо считал, что исключительности всеобщего внимания всегда сопутствуют какие-нибудь маленькие неприятности.
— Смотри, Шрам, как Джим мне врезал.
— Да, впечатляет.
— А ты, Мальчик, не тяни свою руку — это все из-за тебя.
— Зря сердишься, Тироль. Этот шарик на пологом склоне твоего лба очень интригует, и, я думаю, теперь ты запросто вернешь себе расположение Прокла — посмотри какая ординарная внешность у Гальюна, а представляешь, что будет, когда кровь из шишки переместится под твои голубые глазки, и как они будут смотреться на темно-синем с желтым переливом фоне — у Гальюна нет шансов.
— Ничего, Мальчик, придет и мой черед хихикать.
— Конечно, придет.
Тироль толкнул плечом Мальчика, и не очень уверенно пошел к нарам Прокла, где тихонько кашлянул в кулачок:
— Прокл, смотри что у меня на лбу.
— Пошел ты!
— Прокл, у меня шишка даже больше, чем была у Бублика в прошлый раз, когда ему Юрик подножку поставил, и он с разбега врезался в стол, хочешь посмотреть?
— Пошел ты!
— Это меня Джим ударил из-за Мальчика, тебе меня не жалко?
— Пошел ты!
