[37]
Есть такая страна, где не разговаривают. Странная страна, удивительная, она совсем близко, рядом с другими странами, с теми, где разговаривают. Одна Найя Найя знает о ней, эта страна — тоже ее секрет. Чтобы попасть туда вдруг, внезапно, как это делает она (страна ведь вообще такое место, куда попадаешь вот так вдруг, наобум, будто ныряя в воду), надо пересечь страны, где разговаривают. Пересечь все шумные города, все улицы, где болтают без умолку, — над ними так и светятся огромные красные буквы, а слова трепещут в репродукторах и эхом отдаются в желудке. Надо пройти через эти страны. Их не забудешь, ведь на самом деле ничто не забывается. Нет, все проще, все так близко — их просто пересекаешь.
Идешь себе по улице среди множества шумов, которые больно отзываются в голове, — шум машин, гул репродукторов, гомон разговоров. И мало-помалу начинаешь слышать, как эти шумы бьются друг о друга и друг друга уничтожают.
А Найя Найя ничего не говорит. Идет безмолвная среди разбушевавшихся шумов. Длинные фразы, цепи из множества слов ползут вокруг нее, то медленно, то быстрее, трудно объяснить, каким образом, ну, словно змеи. Ползут со всеми своими прилагательными, глаголами, с массой предлогов. Одни слова пустые изнутри, другие — с отверстиями, третьи — с колючками, словно незрелые каштаны. Надо их приручить, чтобы не подползали близко. Найя Найя это умеет: она ведь и сама словно змейка — прохладная и проходит насквозь.
И вот наконец ты их пересек и оказался по ту сторону — там хорошо, правда, очень хорошо. Не слышно больше шума, слова спрятались, осталось лишь безмолвие. Ты даже не пред- [38] тавляешь себе, что это такое. Словно густой снег покрыл мостовые и тротуары, лег на крыши домов, запорошил ветровые стекла машин. Этот густой и невидимый снег все заглушает. Страна, где не разговаривают, находится внутри обычных стран, тех, где разговаривают; не надо терять времени, чтобы доехать до Харрара или Уайлда, все здесь и сей- ас, и как же это хорошо, как хорошо!
Не так, как в какой-нибудь стране, где говорят на не- знакомом языке, нет, ведь, знаком тебе язык или нет, слова все равно делают больно. Такие уж они — все время норовят вцепиться тебе в ноги или вонзиться в живот. Здесь все иначе. Высокие стены безмолвны. Слова не мигают на крышах зданий, у улиц нет ни имен, ни номеров. Найя Найя довольна, идет себе по проспекту, обсаженному деревьями, и улыбается. Люди проходят рядом с ней, даже задевают ее то рукой, то плечом, но не слышно ни слова. Губы у всех сом- нуты.
В этой стране люди молчат, но не потому, что не умеют говорить. Напротив, они разговаривают друг с другом куда лучше, чем словами. Они словно муравьи, что снуют по стволу дерева, встречаются то и дело и переговариваются, только вот ничего не слышно. Они говорят телом, глазами, руками.
И стены тоже разговаривают — потому что они стены, машины, поезда, самолеты — все умеют говорить. Без слов — это гораздо быстрее, никто не боится не успеть, и все друг друга понимают. Люди говорят что-то ласковое — глазами, и Найя Найя им отвечает. Они читают стихи, молча напевают себе под нос песенки — движением рук, ног, бедер. В этой стране не ходят — здесь танцуют. И для этого не нужна музыка. Слушаешь, как поет твое тело, слушаешь пение крови в висках и ровный шум воздуха в легких — и таннцуешь.
Трудно объяснить, как не разговаривают в этой стране, осообенно когда приходится объяснять вот так, словами. Здесь тихо-тихо, от тишины даже звенят барабанные перепонки, во рту пересыхает. Одна только Найя Найя может дойти до конца. Мы тоже пытаемся, но никто из нас не умеет долго хранить молчание. Мы всегда где-то недалеко от входа в эту страну, здесь еще остаются какие-то слова, написанные на стенах домов, какие-то обрывки фраз сползают с губ маленькими змейками.
А Найя Найя уходит в глубь страны, туда, где все бело мягко, будто густой туман лег на землю, будто море вышло [39] из берегов и вода покрыла все: улицы, дома, площади. Здесь не холодно. Тихо, спокойно, все словно дремлет. Здесь, конечно, нечего больше ждать — ведь ждут там, где есть речь. Голова свободна и невесома, слова выветрились — вылетели наружу, а легкий ветерок подхватил их и унес.
Идти легко. Найя Найя встречает на своем пути много людей, мужчин и женщин. Все они красивы, даже те, что безобразны, — так выразительны их глаза, в которых надо научиться читать. Все, что хотят вам сказать люди в этой стране, они говорят глазами. Вот приближается к тебе лицо, смотришь в глаза и сразу читаешь в них. Ведь эти люди — совсем не такие, как люди в странах, где разговаривают. Они никогда не хотят чего бы то ни было слишком сильно, их желания — невесомые и быстрые и все время меняются, как легчайшие ароматы в воздухе. Вот, например, идет навстречу женщина, идет быстрой и упругой походкой, ты видишь перед собой два больших зеленых глаза с черными точками зрачков и понимаешь, что ей весело, что идет она без всякой цели, просто так, и хочет сказать то ли
куда это я иду? то ли я люблю листья на деревьях
и какая, собственно, разница, говорит она одно или другое?
Найя Найя неустанно всматривается в глаза. Глядит в них без опаски, потому что здесь глаза никогда не прячутся за пеленой ненависти или за темными очками. Здесь не знают, что такое дурной глаз. Глаза не туманят ревность, презрение или равнодушие, как в странах, где люди говорят. А главное — надо все время всматриваться, чтобы читать, чтобы знать, и потому, когда идешь по этой стране, сердце бьется чаще, и голова кружится, словно ты чуточку пьян, и шагаешь быстрее, и вокруг тебя словно пляшут крошечные искорки, бросая отсветы на капоты машин, на углы стен, на крыши. Все так странно, быстро, словно на невидимых крыльях.
Да, странно, ведь в конечном счете здесь говорят больше слов, чем в других странах. Здесь все происходит куда быстрее. По эту сторону слова медлительны, малоповоротливы и тяжеловесны. Нужно время, чтобы их произнести, еще больше — чтобы написать, а потом — время, чтобы понять их, и вот слова ползут, еле поворачиваются, давят и делают больно. Недобрые они. А в стране, куда уходит Найя Найя, слова просто не успевают родиться. Мысли молнией проно- [40] сятся в глазах, вспыхивают на стенах домов, в кронах деревьев. Словно стремительные, гибкие, невидимые зверьки кидаются на лету то влево, то вправо.
Видишь только знаки, быстрые-быстрые, недолговечные, а сам идешь еще быстрее. И вот ты уже по ту сторону сказанного, бежишь с быстротой молнии.
Здесь ты чиркаешь спичкой, прежде чем человек достанет сигарету, протягиваешь руку девушке и тут же отворачиваешься, переходишь на другую сторону улицы, чтобы показать на что-то вдали, например на шестилистную пальму, улыбаешься до того, как улыбнулись тебе, — нет, невозможно рассказать обо всем, что ты можешь делать в стране, где не разговаривают.
Здесь нет пустоты, нет настоящей тишины, безмолвия. Просто исчезли слова, которые застревают в горле, мешают дышать. Каждый говорит телом, и это тоже речь. И понимать-то, в сущности, нечего, стало быть, ты свободен. А когда люди проходят мимо, когда Найя Найя оказывается на другом конце проспекта, ничто уже не связывает ее с ними, не остается ни следа, ни воспоминания, ничего. Знаки возникают и исчезают, у них нет ни когтей, ни корней, их век — мгновение.
Это как музыка. Быстрая, такая быстрая, что ее не слышно, но она есть. Она прекраснее, чем звон гитары или пение флейты, легкая, едва ощутимая, она раздается в твоей голове. И у каждого предмета своя музыка, проходишь мимо, а она звучит. Найя Найя минует дерево и слышит музыку дерева. Потом она слышит музыку фонтана. И у автомобилей есть музыка, и у самолетов, прочеркивающих ровный след в белом небе, эта музыка в тебе, по ту сторону слуха. Так хорошо видеть по ту сторону зрения, слышать по ту сторону слуха. Будто выскочил из собственной кожи и идешь рядом со своим телом, чуть впереди.
[41]
В стране, где не разговаривают, никто не назначает встреч, все встречи случайны. Время не имеет значения, никто не поглядывает на стрелки часов на башнях. У улиц нет начала, здесь ты или там — все равно. У людей нет имен, то есть, я хочу сказать, нет собственных имен. Но иногда, встречаясь, они называют друг другу свои имена, сами того не сознавая. Найя Найя раз десять встречает одного и того же механика, потом не видит его больше. Быстро идет между машинами, перебегает с одного тротуара на другой, то на солнечную сторону, то на теневую. В этой стране она никуда не спешит. Но и не стоит на месте, шагает так быстро, как только может, идет, глядя прямо перед собой, а временами взгляд ее скользит по сторонам. Здесь она никогда не остается одна. Столько людей шагают с ней рядом! Вот она видит Руки, Ноги, потом — Галстук, Синюю Сумочку, Лиловую Юбку, Трость. Люди проходят и, конечно же, ничего не говорят, бросают быстрый взгляд и словно посылают невидимую волну. Волны катятся со всех сторон, встречаются, обгоняют друг друга, разбегаются над людьми, над городом. Так много волн, что нет никакой нужды разговаривать. Просто принимаешь их с помощью своей волны, которая непрестанно рождается вокруг твоего тела. Наверное, поэтому здесь так жарко. Все движется, движется, движется. Есть сильные волны, они расходятся дальше, чем другие. Есть почти неощутимые — от окурка на мостовой или пустой бутылки. Но все они прекрасны и совсем не похожи на слова, что пугают или даже убивают.
