Я уже пару лет уговариваю его помочь продать мои книги в Голливуд. Не хочет.
— Исторические драмы с претензиями сейчас неликвидны, — каждый раз отмахивается он.
Я деликатно напоминаю о «Храбром сердце» и «Титанике», но Кевина не переубедить.
— Ты бы еще «Унесенных ветром» вспомнила. Такое кино больше не снимают.
Киношный и книжный бизнесы очень похожи. Никто не знает, что выберет публика в очередной раз. Как генералы все время готовятся к прошедшей войне, так и продюссеры с издателями ориентируются на прошлогодние бестселлеры. Выбился «Код да Винчи» — все кинулись печатать книги про древние тайны. Прогремел «Властелин колец» — вот вам целая куча фильмов про мечи и драконов.
Все боятся рисковать: только в издательском деле ставка идет на тысячи, а в кино — на миллионы долларов. Но старого правила — кто не рискует, тот не пьет шампанского — никто не отменял, и главный приз всегда срывает «черная лошадка» — из-за своей непохожести на других.
Я расспрашиваю Кевина, как у него дела. Несколько секунд он думает, сказать мне или не сказать. Но желание нахвастаться побеждает.
— Я создал великий фильм! Он даже тебе понравится — там есть любовь и история.
— Так народ не поймет! — удивляюсь я.
— Поймет. Это же комикс!
Он еще в позапрошлом году нашел у мамы на чердаке подшивку комиксов про древних греков. Сердце забилось: вот оно!
Никто из знакомых продюссеров не пожелал браться за проект — слишком дорого, и Кевину самому пришлось бегать по кинокомпаниям. В его папке лежал не сценарий (как обычно), а подробный маркетинговый план: как он прорекламирует фильм, как срубит деньги на продакт-плейсменте, как запустит в производство игрушки, майки и компьютерные «мочилки».
План впечатлил — денег дали.
Подготовка к съемкам затянулась на целый год. Я несколько раз ходила на съемочную площадку. Вместо задника — синий экран. Декораций минимум — только то, что под ногами: камни, поле с травой. Смешно и странно было видеть накрашенных мужиков, бегущих по помосту — копья наперевес, рты разинуты. Мимо них по рельсу ехала камера; огромный вентилятор изображал ветер — происходила историческая битва.
Еще несколько месяцев Кевин проторчал в студии, где из отснятого материала делали зрелище. На стенах — раскадровки, на столах — гипсовые модели храмов и гор. Дядьки в гавайских рубашках сидели перед компьютерами и приставляли дорогу к домам, пар ко ртам и луну к небу.
«Шедевр!» — сказали зрители на предварительном просмотре.
«Блокбастер!» — сказало студийное начальство.
Кевин берет меня за руку.
— Ты придешь ко мне на премьеру?
Я пококетничала для проформы: сказала, что попробую вырваться…
Почему-то хочется, чтобы фильм оказался говном. То ли мне завидно, то ли старая рана еще не зажила.
РОВЕСНИК
30 января 2007 г.
Леля, сестра, спрашивает: а что мы с Полом вместе не живем? А то — мы старые перечники, и нам дороги наши привычки. Пол любит свой пятнадцатый этаж, а я люблю мою «усадьбу» с ее скрипучими лесенками, книжными шкафами и деревьями без названий по периметру.
Мы с Полом спорим до хрипоты:
— А на случай пожара у тебя, видимо, есть парашют…
— А тебе пылища в окна летит.
— А в тебя может врезаться самолет.
— Зато у тебя в жару из помойки воняет. Ты ее на задний двор выставляешь — а бесполезно!
К тому же у меня есть Люси, а у Пола — Папа Жао. И если мы будем жить вместе, то кого-то придется уволить.
Пол и Папа Жао — ровесники, но первый выглядит бойцом-молодцом, а второй — старым китайцем.
Ворчливый, на голове три волоса в два ряда, желтые зубы съехали набок. На мое появление он отреагировал сдержанно:
— Ну… давайте возьмем ее на испытательный срок. А там посмотрим.
Пол ругается с Папой Жао, дразнит его, иногда даже кричит, но смутить домработника невозможно. Каждый день в семь утра он по-хозяйски входит в квартиру и включает пылесос. Ему дела нет — спит ли хозяин, один ли он… Однажды он ввалился к нам в спальню — я едва успела нырнуть под одеяло.
— Жао, выйди, пожалуйста за дверь!
Он поднял мои туфли и принялся пылесосить под кроватью.
— Пора вставать. А то на работу опоздаете.
— Зачем тебе сдалось это недоразумение? — спросила я Пола.
— Папа Жао — историческая реликвия. Артефакт.
Когда в Поднебесной началась Культурная революция Жао было 9 лет. Великий Кормчий объявил, что в партию затесались враги, которых нужно искоренить. Врагами по определению считались: владельцы радиоприемников, часов и велосипедов (буржуазия), обладатели высшего образования (буржуазные подголоски) и те, кто ездил за границу (шпионы).
Культурная революция началась весело. Загремели большие барабаны, закричали репродукторы на столбах. Жао вместе с приятелями помчался на площадь. Там, на трибуне, стоял человек во френче и страстно говорил о борьбе. Толпа рукоплескала. У девушек по щекам текли счастливые слезы.
— Клянемся! Клянемся! — выкрикивали они, прижимая руки к сердцам.
Потом на трибуну вывели соседей Жао — дядю Вонга и еще других. Им надели на головы дурацкие колпаки и повесили на грудь таблички: «Я — змея. Ядовитая гадина и враг революции». Их заставили стоять «самолетиком» — согнувшись в три погибели и подняв руки за спиной.
Народ бушевал. Некоторые пытались доплюнуть до штанов дяди Вонга, но попали на штаны оратора. За это дядю Вонга избили.
Вечером Жао спросил у мамы, за что арестовали соседей. Мать отложила в сторону цитатник Великого Кормчего.
— Вонг был шпионом. Он ездил в СССР на фестиваль. Вот тогда-то его и завербовали.
Жао вспомнил, как соседский сын приносил в школу расписную деревянную куклу из России. Игрушка была странная — мало того, что беременная, так в животе у нее сидела беременная дочка, беременная внучка и так до седьмого колена. Учительница сказала, что русские сами беременные от рождения, и поэтому у них нет памяти и они переврали все законы марксизма.
Как можно было продаться таким уродам?
Жизнь становилась все интереснее и интереснее. Занятия в школе отменили. Жао вместе с друзьями записался в Красную Гвардию. На собраниях они вспоминали, кто мог вредить революции и шли их наказывать. Худшим врагом, разумеется, был директор школы: он всем ставил плохие оценки и не разрешал бегать по коридору. Его поймали, отлупили и выкинули в окно.
Потом командир решил проверить, не хранится ли у директора вредная литература. Пришли на квартиру — а там целый завал шпионских книг: на японском, русском и даже американском. Жечь их было очень трудно: все аж запыхались, перетаскивая тяжелые тома во двор.
Одного из друзей Жао выпорол отец: он говорил, что нельзя мучать ни в чем не повинных людей. На следующий день несознательный папаша сам стоял самолетиком на площади.
— Люби отца, люби мать, но больше всех люби Председателя Мао! — кричали дети и пускались в пляс.
Единственное, что было плохо — все время хотелось жрать. Магазины позакрывались, карточки не отоваривались, зарплату родителям не давали… Жао вместе с другими детьми отправился в деревню на рисовые поля: партия приказала — пришлось ответить «Есть!» Когда он вернулся, их квартира была пуста. Все вещи разодраны, что-то украдено… Соседка сказала, что младший брат Жао разбил гипсовый бюст Председателя, чтобы сделать из него мелки — тогда все дети увлекались рисунками на асфальте. Кто-то донес и вскоре в дом нагрянула Красная Гвардия.
— Твоя мать очень плакала и не хотела уезжать, но их все равно увезли, — сказала соседка и пошла ужинать.
Жао отправился по друзьям, но с ним никто не хотел разговаривать.
— Место предателя — в мусорной яме.
Прорыдав всю ночь в пустой квартире, Жао решил вернуться в деревню. Там была добрая тетя Пен, которая давала ему рис.
Разумеется, Пен не обрадовалась, когда на пороге появился грязный, сопливый ребенок. У нее было трое дочерей — их бы накормить. Но Жао был мальчиком и потому его взяли в семью.
Работали от зари до зари. Денег не получали: оплата — тебя не тронут, если выполнишь норму. Деревенские мальчишки дразнили Жао «городским ревизионистом» и заставляли есть грязь.
Времена менялись. Мао умер, Культурная революция сошла на нет, начальство заговорило о Решительном Рывке.
Жао нравилась одна девушка, но жениться он не мог — денег нет, жилья нет. Девушка вышла за рабочего из города. Про городские фабрики рассказывали чудеса: пашешь всего двенадцать часов, имеешь два выходных в месяц и, главное, получаешь деньги.
— Общежитие дают! — соблазняли бывалые. — После работы можно пойти в клуб — песни попеть. А девочки там какие! Одна другой краше!
