— Господи, конечно! Пошли сразу на кухню! Я с рынка…
— Олеся, хотите махонький эпизод для романа, так пустячок…
— Слушаю!
— Я сегодня попросила Ивана свозить меня в Икеа, это же у черта на куличках…
Иван — ее давний, преданный любовник.
— И что?
— Ну, во-первых, я попросила, чтобы он отвез меня в Химки, там выбор лучше, но он ни в какую, только в Теплый Стан, ему удобнее. Ладно, в Теплый Стан, так в Теплый Стан… И он за мной не заехал, мы встретились у метро «Университет». А он ведь меня любит, по-своему, но любит, я знаю…
— Ну, судя по вашим словам…
— Так вот, дальше… Приехали мы туда, я все купила, погрузила в машину и мы поехали… Вдруг звонит его дочка, ей уже двадцать три, она в разводе, то есть не маленькая, не беспомощная… И она требует, чтобы он немедленно забрал ее из какого-то магазина, у нее тяжелые пакеты…
— И что?
— А то… Он меня высадил и помчался за ней. И еще сказал, что потом все равно ко мне приедет… трахаться…
— И вы согласились?
— Сначала да… а потом мне так обидно стало… Я отключила мобильник.
— И решили пересидеть у меня?
— Да.
— А дочка что, не могла взять такси?
— Откуда я знаю?
— Вы его любите, Вика?
— Я боюсь остаться без него…
— Но он ведь поймет, что вы обижены… А они ох как не любят обиженных женщин… Черт бы их всех подрал! У меня тоже был один такой… Он очень меня обидел, но когда я эту обиду продемонстрировала, обиделся сам, а когда мы помирились, сказал: «Я люблю когда ты улыбаешься, а не строишь из себя обиженную тетку…»
— Сволочь! — с чувством сказала Вика.
— Еще какая! — тоже с чувством поддержала ее я.
— Но что же делать?
— Понятия не имею!
— Олеся, я думала вы всегда знаете, как поступить… в таком случае.
— Если бы… — засмеялась я. — Это только мои героини знают, а я… всегда теряюсь от хамства… Знаете что, по-моему, если вы не хотите осложнений, включите мобильник, и когда он дозвонится, просто скажите, что у вас изменились обстоятельства, что вас вызвали на работу, но говорите с ним как всегда, не показывая обиды…
О, с какой радостью она включила мобильник и как просияла, когда этот хмырь позвонил ей буквально через минуту и сообщил, что подъезжает.
— Простите меня, Олеся, и забудьте все… Я пойду… Не могу, я же его люблю…
Я только плечами пожала.
— Вы меня осуждаете? — обернулась она уже в дверях.
— Боже упаси!
— Но вы бы сами так не поступили?
— Откуда я знаю!
Что ж, подобный эпизод может пригодиться для романа. И осуждать Вику я просто не имею права, разве я сама не глотала обиды, не прощала то, что прощать в общем-то нельзя? Господи, чего я только не натерпелась от Миклашевича… И как я его любила… И если уж копаться в себе, кто знает, как бы я поступила, позвони он сейчас в дверь.
И тут же в дверь позвонили. У меня упало сердце.
— Кто там? — дрожащим голосом спросила я.
— Тараканов морить не желаете?
— У меня нет тараканов!
— Значит, будут! — уверенно ответил женский голос.
— Почему?
— Советую купить морилку, всего за двести рублей, помажете в тараканоопасных местах и тогда они к вам не придут от соседей, которые будут морить. Купите, женщина! — голос звучал угрожающе.
Я достала двести рублей и покорно купила какую-то мазилку. Тетка долго инструктировала меня, как ею пользоваться.
Жаль, что нет такого средства от мужиков… Чтобы не думать о них. Помазала, допустим, виски и все непрошенные мысли обходят твою голову стороной.
Глупости какие, такая мысль даже для романа не годится, чересчур глупая… Значит, и я дура набитая. И вдруг на смену горьким мыслям о Миклашевиче вспомнилось озадаченно-веселое лицо Розы. Я все-таки вставлю этот эпизод в книгу, вот прямо сейчас и вставлю. Без всяких объяснений, откуда Марина его знает. Пусть будет небольшая загадка для читателей… Объяснение придумаю позже. Черт возьми, зачем все-таки меня искал Миклашевич? Я не верю, что просто хотел сказать, что я хорошо выгляжу. Не иначе, ему от меня что-то нужно. Ему всегда от меня было что-то нужно. И зная мой характер, он взял паузу. Понимает, сволочь, что я потеряю покой… буду мучиться… А я разве мучаюсь? Так, слегка… Я давно выкинула его из головы и из сердца тоже, слишком он меня извел…
Я села за стол, включила компьютер, но работа не шла. Голова не тем занята. Может, мне самой позвонить ему? Нет уж, много чести. К тому же я все слишком хорошо знаю. Он либо будет занят, либо начнет жаловаться на усталость, на дурное самочувствие, на нерадивых сотрудников… Мне стало скучно. И это прекрасно, скука губит все… Прошла любовь, завяли помидоры… Тогда чего я дергаюсь? И тут зазвонил телефон. Я точно знала теперь, что это Миклашевич.
— Алло!
— Привет, — произнес все тот же обволакивающий голос.
— Привет! — засмеялась я.
— Чего ты смеешься?
— Все-таки я тебя знаю… — То есть?
— Миклашевич, что тебе от меня нужно?
— С чего ты взяла?
— А что, ты хочешь сказать, что в тебе взыграли былые чувства? Впрочем, я не уверена даже, что они У тебя вообще есть…
— Олеська, кончай базар и давай встретимся.
— Зачем?
— Просто так… Хочу посидеть с тобой, поболтать… Давай позавтракаем завтра.
— Позавтракаем?
— Ага, позавтракаем. Ты же тоже ранняя пташка, давай в полдевятого в «Твин Пигсе».
— Это что-то новенькое.
— Да понимаешь, вечером сложно, днем просто немыслимо, а утром перед работой самое оно.
— Ты лучше сразу скажи, что тебе нужно.
— Да ничего мне не нужно, можно подумать, мне пять лет подряд было от тебя что-то нужно. Глупости. Ладно, давай завтра в полдевятого… — и он положил трубку.
Черт бы его подрал! Не поеду я завтракать… С какой это стати… Зачем бередить уже зажившую рану? Но с другой стороны… Встреча ранним утром вполне безопасна, она не предполагает продолжения, он поедет на работу… Ему, конечно же, от меня что-то нужно. Кстати, его деловые идеи бывают весьма неплохими, это может оказаться интересным… И вообще, мне любопытно с ним встретиться, я же его в «Пушкине» не видела… Мы не встречались года два… Решено, я поеду! Главное, надо только хорошенько выспаться, чтобы утром выглядеть молодой и прекрасной… насколько это возможно в моем возрасте. Да ладно, какие наши годы.
Телефон зазвонил снова. Ну, сейчас он мне скажет, что ему от меня нужно!
— Олеся? — голос был женский и смутно знакомый.
— Да.
— Не узнаешь?
Сердце перевернулось. Я не слышала этот голос давным-давно. Это был голос моей старшей сестры.
— Юля, ты? — разом охрипла я.
— Я, Олесенька, я!
— Боже мой, ты где?
— Я в Москве, еле нашла твой телефон! Я хочу тебя видеть!
— Ты… маме звонила?
— Нет, и ты не смей! Я хочу видеть тебя и только, я в Москве проездом, уезжаю послезавтра. Олеська, маленькая моя, как же я соскучилась!
— Юлечка, миленькая, ты где? Давай я сейчас приеду, говори адрес! Ты в гостинице? В какой? Боже мой, неужели это ты? Сколько ж мы не виделись? Лет двадцать, нет, больше? Какой ужас!
— Я видела тебя по телевизору… Ты стала такая… совсем другая… И я вдруг поняла, что ты-то ни в чем не виновата, и меня такая тоска охватила. Ты — писательница… Надо же…
— Юля, говори, куда приехать?
— Нет, Олеська, давай завтра… В два часа можешь?
— Господи, конечно, могу! Но тогда, может, ты ко мне приедешь?
— Нет, это потом, давай встретимся… какой у вас тут хороший ресторан есть? Пообедаем… поговорим… на людях… А то в домашней обстановке мы просто разревемся как две дуры… Олеська, у тебя есть дети?
— У меня сын, Гошка, ему четырнадцать… Такой парень…
— Привези фотографии, ладно? А муж кто?
— А мужа нет, мы развелись…
— И это правильно, сестренка! Господи, как я хочу тебя видеть…
— Юлька, говори, где ты, я сейчас же приеду!
— Нет, у меня завтра утром деловая встреча, я должна выспаться…
— Ну как угодно…
— Олеська, не обижайся, я правда не могу… Завтра в два… У тебя есть мобильный телефон?
— Конечно!
— Записываю!
Я продиктовала номер.
— Я позвоню тебе не позже одиннадцати и скажу, где мы встретимся, договорились?
— Да! Юлька, почему ты не хочешь сказать, где остановилась? Конспирация?
— Да нет, просто я у подруги…
— Ну, ладно, главное, ты в Москве, и мы завтра увидимся!
— Только поклянись, что ей ничего не скажешь!
— Клянусь!
* * *
Вот это да! Юлька в Москве! Сколько ж мы не виделись? Больше двадцати лет… А она так и не простила мать… Интересно, а я бы простила? Наверное, да… Я многое умею прощать… Ах господи, она ни разу не сказала «мы», значит, она одна…
Это был, кажется, восемьдесят четвертый год…. Или восемьдесят второй. Но тогда вышло постановление или вернее негласный указ, о если не запрете, то о максимальном сокращении частных связей с иностранцами. Никто не мог знать, что советская власть скоро прикажет долго жить.
