Эвенкийка сняла с ноги сапожок-ноговой с высоким голенищем, а сырую портянку раскинула на бревне.
– Значит, Пяткоступ пасется где-то в этих краях уже не один год, – сказал задумчиво Григорий, стараясь заглянуть в глаза Юганы.
– На острый сук, видать, нога Юганы ткнулась. Чинить ноговой надо теперь, – сказала эвенкийка, растирая натруженную, натертую тесноватым ноговоем ногу, и только после этого начала говорить о том, что интересовало следователя: – Человек Пяткоступ ищет в урмане много денег…
– Какие деньги он может искать в тайге?
– У Пяткоступа есть друг Сед-Син, Черный Глаз. На лодке пришел Черный Глаз в Улангай…
– Стоп, стоп, Югана! – перебил эвенкийку Григорий и тут же пояснил: – Так ведь этот самый Черный Глаз, или, как ты его называешь, Сед-Син, обменял золотую пряжку у бурового рабочего на муку, сахар, тушенку. Он выходил тогда на буровую «опокручиваться». А отсюда можно сделать два вывода: Черный Глаз имеет много разных золотых вещиц и не дорожит ими или его приперла нужда, голод заставил выходить на буровую за харчами. Югана, это же те самые люди, которых я ищу второй год…
– Югана сказала Тархану: Черный Глаз приходил в Улангай на лодке, – повторила эвенкийка, когда внимательно выслушала Григория, и тут же начала рассказывать о другом, как бы умышленно уходя от разговора, начатого следователем: – Хо, Тархан! Когда на юганской земле жили досельные люди, которые ушли в небесный урман, то вместо болот лежали большие и малые густорыбные озера. На заливных лугах паслись бизоны, большие быки, коровы. На бивнях священного мамонта была записана буквами-рунами летопись кволи-газаров, наших шибко далеких предков. Великий Рача отковал из болотного железа острое перо-наконечник говорящей стрелы и стальным пером этим писал на бивнях мамонта…
Древнее предание о Раче, жреце кволи-газаров, было знакомо Григорию. В юности довелось слышать от старика юга-аборигена. И следователь спросил Югану после того, как она поведала о священных письменах, оставленных на бивнях мамонта:
– Не говорится ли, Югана, в предании кволи-газаров о том, где похоронен великий Рача? – спросил следователь. – Возможно, в могиле вместе с ним и лежат древние письмена-резы на пластинах из бивня мамонта.
– Голос преданий, священных знаков вождей племени Кедра молчит об этом. Но голос хантыйских шаманов давно и громко кричал, что на Перне, Священном Холме, около озера Тухэм-Тор, место великого идола и там надо всегда давать много жертвы добрым богам – духам урманов.
– Об этом, Югана, мне довелось слышать… И я в прошлом году был на Тухэм-Торе, но Перну, культовое место, не нашел.
– Хо-хо, святое место кволи-газаров охраняют мудрые духи. Там много лежит разных золотых денег, медных котлов, ножей и костей жертвенных оленей, черепа медведей, рога лосей и оленей. – Югана говорила так уверенно, будто только что вернулась с жертвенного места на Перновом Бугре и все видела собственными глазами.
– Ты не досказала мне, Югана, зачем приходил в Улангай Черный Глаз? И почему ты решила, что он друг Пяткоступа?
– Тогда паут и слепни помирать начали. Был месяц спелой ягоды. Пришел Черный Глаз к Шаману Андрею и сказал, что у него есть бумага от большого начальника. Черному Глазу надо было проводника, чтобы тот показал, где находится Перна, Священный Бугор кволи-газаров. Шаман, вождь племени Кедра, сказал, что не пойдет проводником к человеку, у которого язык лисы, а глаза волка…
– Так, выходит, Андрей держал в руках какие-то документы Черного Глаза…
– Зачем и какие документы? – удивленно спросила Югана. – У каждого человека есть один документ – глаза, а язык – справка. У Черного Глаза был жадный и трусливый «документ». Хо, Шаман-художник все понимает! Черный Глаз шибко обиделся и ушел в другую деревню искать себе проводника.
– Пяткоступ был с Черным Глазом и прятался в лодке?
– Нет, Тархан, Пяткоступа Югана не видела. Черный Глаз приезжал в Улангай один. Пяткоступ шибко хитрый, всегда прячется от людей…
Следователь попросил у Юганы кисет, свернув самокрутку, закурил. Он смотрел, как у его ног вялые волны-накатыши переваливали взад-вперед прошлогоднюю траву, сучья – обломыши водолизные.
Таня шла к берегу, и на ее коромысле всхлипывали пустые ведра.
– А пошто Тархан вторую жену не промышляет? – Югана многозначительно посмотрела в глаза Григорию, вроде хотела сказать: мол, может, Таню Волнорезову в жены возьмешь.
Дымилась у берега баня. Дым, лениво стелясь над водой, отражался в речном зеркале. Грустно было видеть Григорию в умирающем селении единственный дымный хвост, признак огня и радости человеческого стойбища.
– Куда дальше из Улангая побежит тропа Тархана? – спросила Югана. Ей хотелось знать, какие планы у следователя, куда и зачем он собирается ехать в ближайшее время.
– Надо, Югана, возвращаться в Медвежий Мыс. Дело с бугровщиками-грабителями, оказывается, куда сложнее, чем я сначала предполагал, – ответил Григорий, кинув окурок самокрутки внахлест набежавшей маленькой волне.
Таня вынесла таз с дымящимися головешками из протопившейся «кутаной» бани и, подойдя к воде, вывалила их. Зашипели сердито головни, пустили пар и синеву угасающего дымка да и поплыли, подхватило их течение реки.
– Югана, где сейчас живет и работает Илья Кучумов?.. – спросил Григорий. Ему хотелось также еще поинтересоваться: куда и зачем уехал Андрей Шаманов, но эвенкийка, перебив его, быстро и охотно начала пояснять:
– Илья Кучумов после большого горя похоронил свое старое имя и фамилию – теперь он Иткар Князев. А вождь племени Кедра Шаман уехал искать Иткара и звать его жить обратно в Улангай. Давно уже откочевал Илья-Иткар из Улангая… Наверно, прошло уже семь лет, а то и больше. Ушел геолог Иткар Князев на закат солнца, в ханты-мансийскую землю. Зимой прислал он письмо Шаману – живет в Нефтеюганске, на тюменской стороне.
1
В Медвежьем Мысе есть небольшой базарчик в один прилавок, под односкатной тесовой крышей; расположен он через улицу, чуть в стороне от здания речного вокзала. В будни, да и в воскресные дни, кое-кто из сельчан продает на этом базарчике кедровые орехи, ягоду, квашеную капусту, сметану, молоко. Главными покупателями считаются пассажиры речных судов, пристанский люд.
В этот ранний час воскресного дня базарчик был малолюден. Пароход из Томска, согласно расписанию, должен прибыть только к вечеру.
Пенсионерка Агафия Тарасовна Немтырева, моложавая шестидесятилетняя женщина, бывшая проводница речного пассажирского теплохода, который курсировал по малым таежным рекам, и главным образом по Вас-Югану, приходит каждый день к девяти часам утра на пристанский базарчик со своим товаром. Агафию Тарасовну знакомые называют ласкательно Агашей. Приспособилась Агаша торговать лекарственными товарами: кореньями, травами, грибами. Часть своей лекарственной продукции она сама заготавливает, а кое-что в районной аптеке скупает. Над каждой кучкой или пучком зелья целебного самописаный рецепт; что и от чего пить, как приготовить. И сидит-посиживает Агаша каждый день на высоком складном стульчике, а под рукой у нее – несколько книг, справочников по целебным растениям. И старые книги, изданные при царе, и новые лежат тут же. Любому покупателю можно пояснить по справочнику, как приготовить целебный настой, отвар. Внушительная торговля, считает Агаша, когда рядом справочники.
Агаша заняла торговое место, надела белый халат. Можно и без халата – не мясо продает, но Агаше хочется иметь привлекательную «аптечно-медицинскую» форму.
По левую руку от Агаши два старичка пасечника продают мед, пергу, цветочную пыльцу. А чуть в стороне, прямо на кромке тротуара из толстых сосновых плах, стоят мешки с кедровым орехом, и продают его таежники на вес – мерной пол-литровой кружкой.
– Здравствуйте, подруженьки, – мягко пропев, приветствовала Агаша подошедших к ней двух пожилых женщин, постоянных покупательниц и собеседниц базарных, и завела с ними разговор.
Чуть в стороне от базарного прилавка, прислонившись к жердине изгороди, стоял Григорий Тарханов и посматривал на Агашу и ее подружек. Когда пожилые женщины отвели душу в разговорах с Агашей и направились к пристанскому зданию вокзала, Григорий сунул газету в карман, закурил сигарету и стал смотреть на Агашу.
Агаша почувствовала на себе пристальный взгляд, повернула голову и, заметив следователя, приветливо сказала:
– Чего это ты, Гришенька, притаился-притулился у городьбы? Ждешь небось кого или отдыхаешь, размышляешь…
Следователь подошел к Агаше и, облокотившись на прилавок, сказал:
– За тобой пришел, Агафия Тарасовна…
– Нешто «дело» какое собираешься пришить к моему подолу, а опосля заарестовать?
– Да ну что ты, Агаша, какое там «заарестовать»… Поговорить нужно, посоветоваться. Дело очень важное у меня к тебе.
