Ознакомительная версия.
— Хотите шампанского?
Это новая приятельница-стюардесса лучезарно улыбается мне.
— С удовольствием. И еще раз спасибо, — киваю я.
— А для вас, сэр? Шампанского?
Мой сосед даже не поднял глаза. На нем джинсы и старый свитер, и он упорно смотрит в окно. И только когда, отвечая, поворачивается, я успеваю рассмотреть темные глаза, недельную щетину и глубокую морщину на лбу.
— Нет, спасибо. Только бренди. Спасибо, — отвечает он сухо, с американским акцентом. Я уже хочу вежливо осведомиться, откуда он родом, но сосед тут же отворачивается и снова таращится в окно.
Вот и хорошо, потому что, если честно, я тоже не в настроении вести светские беседы.
Ладно. Если честно, мне тут не нравится.
Я знаю, что это бизнес-класс. Знаю, что никогда еще не летала в такой роскоши. Но в животе по-прежнему ворочается тугой ком страха.
Пока мы взлетали, я медленно считала с закрытыми глазами, и это вроде как сработало. Но на «триста пятьдесят» я выдохлась. Так что теперь просто сижу, попиваю шампанское и читаю статью в «Космо» «Тридцать дел, которые нужно успеть совершить до тридцатилетия». Я старательно изображаю невозмутимую деловую женщину, важную шишку, директора службы маркетинга, для которой бизнес-класс — дело привычное. Но Господи, почему я вздрагиваю от малейшего шума? Почему от каждого толчка перехватывает дыхание?
Стараясь сохранять внешнее спокойствие, я тянусь к заламинированной инструкции по безопасности и пробегаю ее глазами: «…запасные выходы… кислородные маски… Если возникнет необходимость в спасательных жилетах, помогите сначала старикам и детям…» О Господи…
Почему я вообще читаю все это? Неужели мне легче от созерцания маленьких фигурок, прыгающих в океан на фоне горящего самолета?
Я поспешно сую инструкции в кармашек и глотаю шампанское.
— Прошу прощения, мадам.
У моего кресла возникает другая стюардесса, с рыжими локонами.
— Деловая поездка?
— Да, — киваю я, гордо приглаживая волосы. — Совершенно верно.
Она вручает мне брошюрку «Услуги для руководства» с яркой фотографией, где изображена группа бизнесменов, оживленно беседующих перед доской с каким-то пестрым графиком.
— Это информация о нашем новом салоне бизнес-класса в Гатуике. Мы предоставляем все услуги для устройства конференций, а также совещательные комнаты, если потребуется. Вас это наверняка заинтересует.
О'кей. Я топ-бизнесвумен. Я руководитель высокого полета.
— Вполне возможно, — небрежно бросаю я, искоса глядя на брошюрку, — Да… вполне возможно, мне понадобится одна из таких комнат для инструктажа. У меня большая команда, которой, естественно, необходим инструктаж. Вопросы бизнеса, знаете ли… — Я откашливаюсь. — В основном… связанное с логистикой.
— Не желаете зарезервировать комнату сейчас? — услужливо предлагает стюардесса.
— Э… нет, спасибо, — заикаюсь я после небольшой паузы. — Моя команда в настоящее время… дома. Я всем дала выходной.
— Вот как?
У стюардессы несколько озадаченный вид.
— Возможно, в другой раз, — поспешно заверяю я. — И пока вы здесь… скажите, этот звук… он нормальный?
— Какой именно?
Стюардесса склоняет голову и прислушивается.
— Этот самый. Что-то типа завываний, со стороны крыла.
— Я ничего не слышу, — заверяет стюардесса, участливо глядя на меня. — Вам не по себе?
— Нет! — выкрикиваю я с нервным смешком. — Нет, я в порядке. Просто спросила. Исключительно из интереса.
— Попытаюсь узнать, — любезно отвечает она. — А вы, сэр? Не хотите ознакомиться с информацией об услугах для руководителей в Гатуике?
Американец молча берет брошюрку и тут же, не глядя, откладывает. Стюардесса отходит, слегка спотыкаясь, когда самолет проваливается вниз.
Почему он проваливается вниз?
О Господи! Волна страха внезапно накрывает меня с головой. Это безумие. Безумие!!! Сидеть в этой тяжелой коробке, не имея возможности вырваться на волю, в тысячах и тысячах футов над землей…
Сама я не справлюсь. И вдруг чувствую непреодолимое желание поговорить с кем-то, способным успокоить, ободрить.
Коннор.
Я инстинктивно выуживаю свой мобильник, но рядом мгновенно возникает стюардесса.
— Извините, у нас на борту нельзя пользоваться мобильным телефоном, — сообщает она с сияющей улыбкой. — Не могли бы вы убедиться, что он отключен?
— О… простите.
Ну конечно, тут нельзя пользоваться мобильником. Об этом мне говорили всего лишь пятьдесят пять миллиардов раз. Но такая уж я безмозглая дура. Впрочем, не важно. Не играет роли. Я в порядке.
Убираю мобильник в сумочку и стараюсь сосредоточиться на эпизоде из «Фолти тауэрс».[9]
Может, стоит снова начать считать? Триста сорок девять, триста пятьдесят. Триста пятьдесят о….
Черт! Моя голова дергается. Почему самолет опять провалился? Неужели столкновение?!
О'кей, не буду паниковать. Это лишь воздушная яма. Уверена, что все лучше некуда. Мы, возможно, натолкнулись на голубя, или что-то в этом роде. Так, на чем я остановилась?
Триста пятьдесят один, триста пятьдесят два, триста пятьдесят…
И все рушится. Вот оно! Тот самый момент. Действительность распадается на осколки.
Над моей головой волнами проносятся крики еще до того, как я осознаю, что происходит.
О Боже! О БожеоБожеоБожеоБоже, ой. ОЙ! НЕТ. НЕТ. НЕТ.
Мы падаем. О Боже, мы падаем.
Летим носом вниз. Самолет как камень разрезает воздух. Вон того мужчину только сейчас подбросило и ударило головой о потолок. Лицо залито кровью. Я задыхаюсь, вцепившись в подлокотники и стараясь не подскочить. Но меня упрямо тянет вверх, будто сила тяжести внезапно изменила направление. Времени подумать не остается. Да и голова не работает…
Повсюду разбросаны сумки, из опрокинутых стаканчиков льются напитки, стюардесса упала и хватается за сиденье…
Мать твою!..
О Боже, О Боже!.. О'кей, кажется, становится потише. Обошлось?!
Я смотрю на американца. Он стискивает подлокотники. Так же судорожно, как и я.
Меня тошнит. То есть вроде как… тошнит. О Боже.
Ладно. Похоже… похоже… все образовалось.
— Леди и джентльмены, — доносится голос из динамика, и все дружно вскидывают головы, — с вами говорит капитан.
Сердце трепыхается в груди. Не могу слушать. Не могу думать.
— Мы попали в зону турбулентности, и поэтому попрошу пассажиров немедленно вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности…
Очередной страшный рывок не дает ему договорить. Голос тонет в общих воплях и криках.
Все это как дурной сон. Кошмар с «американскими горками».
Бортпроводники торопливо пристегиваются ремнями. Одна стюардесса вытирает с лица кровь. Минуту назад она безмятежно раздавала арахис в меду.
Все это происходит с другими людьми в других самолетах. С людьми в фильмах по технике безопасности.
— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, — твердит капитан. — Как только мы получим дополнительную информацию…
Сохранять спокойствие?
Да я дышать не могу, не то что сохранять спокойствие.
Что нам делать? Что?! И мы должны просто сидеть здесь, пока самолет брыкается, как взбесившаяся лошадь?!
Кто-то позади читает молитву Богородице, и новый удушливый водоворот паники утягивает меня на дно. Люди молятся. Все это происходит с нами.
Мы умрем.
Мы все умрем.
— Простите?
Сосед-американец смотрит на меня. Лицо белое и напряженное.
Неужели я произнесла это вслух?
— Мы все умрем.
Я смотрю ему в лицо. Наверное, это последний человек, которого я вижу перед гибелью.
Я жадно вбираю глазами морщинки вокруг его темных глаз; решительный, потемневший от щетины подбородок.
Самолет неожиданно снова дергается вниз, и я невольно взвизгиваю.
— Не думаю, что мы действительно умрем, — роняет он. Тогда почему же сам боится отпустить подлокотники? — Говорят, это лишь турбулентность…
— А что еще они могут сказать?! — Я отчетливо слышу истерические нотки в собственном голосе. — Неужели вы ожидали, что они заявят: мол, отлично, люди добрые, на этом все, вам конец?
Самолет ныряет носом вниз, и я в панике хватаюсь за соседа.
— Нам не выжить. Я точно знаю, не выжить. Это все. Господи, мне только двадцать пять. Я еще не готова. Ничего не достигла. Не рожала детей. Не спасла ничью жизнь…
Взгляд случайно падает на статью «Тридцать дел, которые нужно успеть совершить до тридцатилетия».
— Я ни разу не поднялась на гору. Не сделала тату. Не знаю даже, есть ли у меня точка G.
— Простите, — растерянно повторяет мужчина, но меня уже понесло.
— Моя карьера — полная чушь. Я вовсе не топ-бизнесвумен. — Я почти со слезами показываю на свой костюм. — И никакой команды у меня нет. Я всего лишь вшивый стажер и только что проводила первое настоящее совещание, которое обернулось полным провалом. До меня почти не доходило, о чем они вообще толкуют. Не знаю, что такое логистика, никогда не получу повышения, должна собственному отцу четыре штуки и никогда по-настоящему не любила…
Ознакомительная версия.
