С Димой он просидел до вечера, выкурил ещё три косяка и потерял несколько часов выходного. Будто их вырезали на постпродакшне, оставив урезанную версию. И ладно бы вырезали один кусок, но нет – остались мелкие кусочки, взятые то тут то там. Воспоминания превратились в непоследовательную презентацию, слайды в которой перепутаны.
Данил пошёл умываться, запинаясь на месте и еле сохраняя равновесие. Мозг не обрабатывал поступающую информацию, а тело не двигалось согласно ситуации. Про что, а про тупёж Дима не врал. Конкретно тормозит в организме всё.
Данил увидел своё лицо в зеркале. Глаза краснющие.
— Бля-ядь, — протянул он, возвращаясь в комнату за таблетками.
Нашёл нафтизин и закапал глаза. На работу в таком виде лучше не являться. Хотя кто подумает, что он курил?
Данил понюхал футболку, запаха не ощутил. Это могло быть от привыкания. Он снял её вместе со штанами и трусами и запихнул в стиралку. Он даже не помнил, как вернулся домой, как дошёл до кровати и завалился спать. Но спал он крепко. Единственный плюс курения.
После того, как переоделся, пошёл умываться.
Он помнил, что Дима всё-таки показал ему мемы про Данила и Даниила, как он угорал и как Данил угорал вместе с ним, даже сейчас он улыбался – картинки были смешные, это он помнил. Ещё помнил, как Дима рассказал ему о том, что покупает травку у человека, который чуть было его не убил.
«Серьёзно?» — подумал тогда Данил, не отдавая себе отчёт в том, что произнёс это вслух.
— Я тебе отвечаю, — разливался Дима, — то есть он, ну, сказал, что, вот, он не собирался меня, ну, убивать, но, блядь, он на меня хотел пистолет наставить. Если бы наставил, то и нажать на, это, ну, спусковой… этот, как его, крючок? Крючок, да, вроде? Ну, короче, он бы и спустил пулю. Я пиздец перепугался. Думал, от страха, ну, сдохну. Это был пиздец. Настоящий пиздец, ты себе не представляешь.
«Врёт как дышит», — решил для себя Данил, потирая бедро. В этот раз вслух не сказал, учтиво промолчал, кивая на автомате головой. Этот его ответ Дима принял как согласие.
— Но сейчас всё норм, — спокойнее заговорил он, — я уверен, уверен, что пистолет он до сих пор с собой носит, не может не носить, только держит его не в кармане, а, ну, где-нибудь в кобуре на, вот, плече.
«Ну и дичь, — только дошло до Данила, когда он чистил зубы. — Зачем покупать травку у человека, который тебя чуть было не застрелил? Бред. Точно бред».
Ещё он помнил, как после третьего косяка Дима совсем размяк и иногда ложился на его плечо, клал руку на колено. Данила тогда это не трогало. Его тогда вообще ничего не трогало. Он угорал с бургеров разных толщины и наполненности и надписей над ними «Даниил» и «Данил». Ему было совсем не до того, что Дима липнет к нему.
Липнет физически.
Данил выплюнул белую пасту. В ней прослеживались красные прожилки. Опять дёсны кровоточили. Данил недовольно прополоскал рот и смыл пенку с раковины.
И хорошо, что лип только физически, без всяких намёков на желаемое продолжение или ответной реакции. Данил мог быть глух и слеп, и Дима этим не пользовался. Но, стоит полагать, раз он по мальчикам, то и Данил мог оказаться в его вкусе?
Мысль не польстила.
Данил посмотрел в зеркало. Нахмурился. Шашней с парнем ему не хватало.
А, может быть, именно этого ему не хватало? Ну да, парня-торчка и наркотиков.
Данил встряхнул головой.
Чего ему не хватало, так это встреч с друзьями и этих самых друзей. Почти никого не осталось. Просто перестали поддерживать контакты, когда выпустились из универа. Просто все растворились в бытовухе и приземлённых вещах. Все стали заняты больше собой, нежели окружающими.
В некоторой степени это казалось Данилу правильным. Кого, если не самого себя, в первую очередь, должен заботить человек? Все остальные занимают второй план и выступают более или менее значимыми фигурами, но они всегда остаются фигурами второго плана. Главный герой один. И так для каждого человека.
Данил всполоснул лицо и задержал дыхание.
В своей жизни он тоже главный герой и его жизнь заботит его куда больше, чем жизнь того же Лёши, хотя думает он о нём часто.
Данил вспомнил, что так и не ответил.
Вытер полотенцем руки и лицо и пошёл в комнату. Нашёл телефон там, где оставил его вчера, – на кровати, с почти опустошённым зарядом.
— Бля-ядь, — повторил он и подключил зарядку.
Лёша только написал: «Ну». Подразумевая вопросительное «ну». На знаки вопросов у него времени тоже не хватало.
«Посмотрим», написал Данил. «Ничего не загадываю».
Так и хотелось поиграть на нервах Лёши, чтобы тот знал, что чувствует Данил, как переживает неопределённость и отказ. Он понимал, что воспринимает это уж слишком остро, но, как и Паша для Димы, Лёша для Данила в печёнках сидел со своими завтраками и обещаниями. А бросить его, оставить Данил не решался. Надеялся, что хоть в этот раз всё будет как надо. Надеялся сохранить хотя бы одну связь, что была у него. Возможно, стоило просто завести новую, но, понимал Данил, он не знал где и как. В школе и универе всё складывалось само собой, не нужно было прилагать усилий, достаточно было зацепиться за компанию, и она несла тебя по всем другим компаниям, где ты мог свободно плавать и знакомиться с людьми. На работе большинство коллег ровесники Данила, но с ними не о чем говорить, пусть все и живут примерно одинаково: работают с девяти до шести пять дней в неделю, на выходных отсыпаются за всю неделю разом, смотрят сериалы, читают новости и обсуждают их. Но что-то в этом отношении у Данила не вязалось.
Если подумать, Дима – единственный человек за последнее время, с кем состоялся хоть какой-то разговор, и, если довести мысль до конца, Данил был вполне удовлетворён, пусть и был под кайфом и половину вообще забыл.
— Пиздец однако, — резюмировал он.
День на работе прошёл вторично. Данил отвечал на звонки, помогал решать проблемы, слушал жалобы и много зевал. Кто-то из коллег заметил его красные глаза, пошутил про бурную ночку, а Данил только в непонятках вскидывал брови и доставал нафтизин. Шутки коллег ему тоже не нравились. Были они как всё на этой работе – давно знакомым и опробованным, идущим по старому маршруту и не желающим меняться.
Такой образ жизни был близок Данилу, но что-то в нём нервировало.
Когда Данил дошёл до пролёта второго этажа, голоса в подъезде стали чётче. Один он даже признал – по манере говорения: скачущей, медленной, тормозящей, – он принадлежал Диме, но второй точно принадлежал не Паше. Звучал он более спокойно и расслабленно и ни от чего не отговаривал.
— От души душевно, ну, в душу, — Данил почувствовал, как Дима расползается в улыбке от этих слов. Больно его интонация была дружелюбной и заискивающей.
— Пока ты платишь, так всё и будет, — вкрадчиво ответил мужской голос. Он звучал старше Димы.
— Да знаю я, кстати, знаешь, знаешь, о чём я ещё не говорил?
Данил дополз до лестничной площадки третьего этажа и увидел человека в синем костюме с новеньким кейсом.
— Только не начинай, Дим, — выдохнул парень.
Дима и впрямь улыбался, а в его руке Данил заметил полиэтиленовый пакет с заветными свёртками.
— Дань, привет, — заметил его Дима.
Синий костюм тут же обернулся. Выглядел он презентабельно, настороженно и враждебно. Будто встал на дыбы как кошка и смерил Данила взглядом. Если бы он мог, подумал Данил, он бы достал пистолет.
— Не кипешуй, — Дима положил руку на плечо пиджака. — Он нормальный.
— Нормальный, говоришь? — обратился парень к Диме. Сказал он это с явным недоверием.
— Он в теме, вот, всё, что надо знать. Стёпа, это – Даня. Даня, это – Стёпа. Мой драг-доставщик-дилер.
Данил лишь протянул «а-а» и достал руку из кармана. Стёпа снисходительно улыбнулся и пожал ладонь.
— Не кричи об этом на весь подъезд.
— Ну, кто бы серьёзно это воспринял. Подумают, что, ну, дети балуются. Всего-то.
— Всего-то, — повторил Стёпа на выдохе.
