Ознакомительная версия.
Алла тоже встала и собрала в кучу мешки, валявшиеся на полу.
— Я теперь искупила вину? — с насмешкой спросила она, а потом, не ожидая ответа, вдруг добавила, — ты больше не придешь?
— Ты свободна как ветер в поле, — шутливо ответил я ей, — у тебя теперь есть Тарас, так что скучно не будет.
— Какой Тарас? — удивилась она, — ах, тот?
В полумраке склада я не мог разглядеть выражение её лица, но почувствовал, что она смутилась.
— А ты что, ревнуешь?
— Я же не твой муж, чтобы тебя ревновать.
Она отвернулась от меня и, как бы самой себе, сказала:
— Это была моя ошибка.
— Конечно! — легко согласился я, — ты просто хотела попробовать с другим. Это не возбраняется!
— Издеваешься, да? Ты не можешь понять женщину, как и остальные мужики. Думаете, если переспали, то все, становитесь хозяевами положения? Можете вертеть нами как хотите?
— Может, ты права и я, действительно, не знаю женщин. Кто вас баб, разберет? Ладно, мне пора!
Неяркий отсвет лампы, которая горела в подсобке, осветил выступившее из темноты её лицо. Я смотрел, ожидая увидеть в её золотисто-карих глазах холодное отчуждение и безразличие, но увидел нечто другое. Её взгляд…Он излучал теплоту и мне, на миг показалось, что этот взгляд обращен не на меня, а на другого мужчину, присутствовавшего здесь, стоявшего за моей спиной.
Я обернулся. Позади никто не стоял. Кивнув Алле на прощание, я вышел в темноту теплой осенней ночи, наполненной запахом созревших яблок.
На другой день, вечером, когда края неба едва освещались уходившим за горизонт солнцем и медленно затягивались серой мглой, предшествующей ночным сумеркам, я вышел из казармы. Солдаты готовились к отбою, а я пошел в сторону склада. Караульный пост выставляется там в одиннадцать вечера, так, что у меня в запасе еще было время.
Зачем я пошел туда? Не знаю. Может, просто прогуляться? Может еще раз убедиться, что Тарас продолжает свои посещения склада КЭС, хотя мне вроде бы не было до того никакого дела? Или всё же было? Может, права Алла, когда сказала, что я ревную? Вопросы, вопросы… На них пока у меня ответа не было.
У склада было тихо. Где-то неподалеку скрипел тонкий ствол дерева, раскачиваемый несмолкаемым ветром, долетавшим сюда с берега Азовского моря. От конечной автобусной остановки, которая мне была видна с этого места, отъезжал очередной рейсовый автобус. Он был почти пуст, за исключением двух-трех припозднившихся пассажиров.
Я тронул складскую дверь, ожидая увидеть все, что угодно, любую картину, словно муж, внезапно возвратившийся из командировки и готовый в дверях столкнуться с любовником жены. Но…никого не было. В сумерках склада я увидел, как ко мне приближается фигура в светлом платье. Это была Алла.
— Я ждала тебя, — сказала она, почему-то шепотом. Её теплые руки обняли меня, а к губам прижались горячие губы.
Мы прошли вглубь склада и устроились уже на привычных мешках.
— Что мы делаем? — спрашивала меня женщина, осыпая поцелуями руки и плечи.
В ответ я целовал её шею, грудь, упругий живот. Я не знал, что мы делаем, зачем и для чего, и оттого молчал. Просто с ней было хорошо. Ощущение одиночества, опять навалившееся, угнетавшее меня всё последнее время, постепенно отступало, потому что я чувствовал — её гулко бившееся сердце, билось в это мгновение для меня одного.
«Это какое-то наваждение, — думалось мне — оно скоро пройдет и все встанет на свои места. Разве нас может что-нибудь связывать? Мы оба совершенно разные, как две звезды, принадлежащие разным галактикам».
С того вечера наши отношения с Аллой набрали стремительные обороты. К моему удивлению, мы могли с ней говорить обо всем, причем у неё, всегда было своё суждение, зачастую, довольно разумное и логичное. Это было странно, поскольку мне хорошо был известен круг, в котором она жила и общалась. По разговорам с прапорщиками я прекрасно знал, какими интересами живут они и их супруги. Не случайно в армии ходила поговорка про прапорщиков: «Уходя с аэродрома, не забудь прихватить что-нибудь для дома». Конечно, и среди прапорщиков встречались разносторонне образованные люди, с которыми было интересно разговаривать, обсуждать разные темы, но, это были редкие исключения из общего правила.
С Аллой мы встречались довольно часто, при любом удобном случае, и я стал понимать Волчатникова, его отношение к Илоне. Меня, как и его, что-то томило, мучило изнутри. Это, как гипноз, от которого невозможно избавиться самому, без помощи врача-психиатра. Не зря говорят про наваждение любви.
Я старался чаще бывать в районе склада, где работала Алла, чтобы хоть краем глаза иметь возможность её увидеть. Она деловито хозяйничала на своем складе, ловко управлялась с солдатами, которых выделяли ей для помощи из подразделений батальона. От её стройной фигуры, головы с пушистыми каштановыми волосами, её прекрасной улыбки, которая появлялась на лице при виде меня, становилось спокойно и радостно, словно я вернулся домой после долгого путешествия.
Нам приходилось принимать особые меры конспирации, чтобы наш роман оставался в тайне, ведь в военном городке трудно что-либо скрыть от посторонних. Это, словно большая деревня, где все друг о друге всё знают. Ещё я старался избегать мужа Аллы, хотя мы с ним часто сталкивались в столовой во время приема пищи солдатами. Мне казалось, что если он посмотрит на меня, то обо всём догадается.
В один из вечеров, который я проводил на складе, мы с Аллой едва не попались. Было уже довольно поздно, приближалось время, когда она должна была сдавать склад начальнику караула под охрану. Я уже собирался уходить, чтобы не встретиться с кем-нибудь из знакомых прапорщиков, когда вдалеке, где-то в районе моего автопарка, раздались автоматные очереди. Я поначалу не поверил своим ушам, но очереди слышались довольно отчетливо. Алла их тоже услышала и с тревогой посмотрела на меня.
— Мне надо туда, к себе, узнать что случилось, — сказал я.
— Витя, осторожней, я прошу тебя! — попросила Алла. Она приоткрыла дверь склада, но в сгущающихся сумерках ничего рассмотреть было невозможно.
Я прошел мимо нее, поцеловав на прощанье, и быстрым шагом направился к КПП. У ворот стояло два уазика: наш, военный, закрепленный за особым отделом, и милицейский. Возле машин никого не было, но на крыльце переминался с ноги на ногу явно испуганный прапорщик из полка — дежурный по КПП.
— Что случилось, товарищ прапорщик? — спросил я, приближаясь к нему.
Прапорщик отдал мне честь и сказал:
— Товарищ старший лейтенант, здесь милиция кого-то ловит, но меня никто не предупреждал. Прибежал еще капитан из особого отдела, размахивал пистолетом, потом убежал.
— А кто стрелял? Куда убежал капитан? Где милиция? — стал спрашивать я.
Прапорщик растерянно пожал плечами и я понял, что толку от него не добиться — он, наверное, сидел на топчане и кемарил, читая книжку, вот все и просмотрел.
В этом время к КПП подошел наряд караула из трех человек с разводящим-сержантом. Я его немного знал по роте охране.
— Ковальчук, что у вас стряслось, кто стрелял?
Сержант еще находился под впечатлением происшедшего. Обычно болтливый и веселый, он был непривычно малоразговорчив.
— Товарищ старший лейтенант, мы шли принимать посты — склады КЭС и боеприпасов, метров сто не дошли до КПП, вдруг навстречу побежал боец, похоже полковой. Ну, мы идем себе дальше. Этот, который из полка, пробежал мимо, а дверь на КПП открывается и капитан Кравченко из особого отдела кричит: «Стреляйте, стреляйте!». Раз он отдал такой приказ, я сказал своим, чтобы выстрелили. Вот они и рады стараться. Их недавно призвали, — он показал на низкорослых бойцов из Средней Азии, — узбеки, говорят по-русски плохо.
— Сколько выстрелили? Мне слышалось, что было несколько очередей.
— Два рожка, — сержант Ковальчук хмуро сплюнул себе под ноги, чувствуя, что за эту стрельбу ему может нагореть от начальства, — товарищ старший лейтенант, но я же выполнял приказ. Мне капитан Кравченко приказал…
— Приказ надо с умом выполнять. А если твои караульные, выпустив шестьдесят патронов, кого-то пристрелили случайно, ведь стреляли они в сторону казармы стройбата?
Мы одновременно посмотрели туда, где находилось деревянное здание казармы строителей, но не услышали ни звука. Складывалось впечатление, что, не понимая, кто и зачем стрелял, все попрятались, ожидая новых выстрелов. Оставив переживающего сержанта вместе с его бойцами, я пошел к своему автопарку. На крыльце стоял и нервно вспыхивал сигаретой дежурный прапорщик Домбровский.
— Шура, ты что, перепугался? — спросил я его.
— Замполит, тут не просто перепугаешься — в штаны наложишь! Я понимаешь, после ужина выхожу не торопясь на крыльцо, думаю с чувством затянуться сигареткой, подышать вечерним воздухом. А тут, гля, шо началось. Пули над головой, как на настоящей войне. Не поверишь, ноги сами подогнулись, и я свалился пузом на землю. А они над башкой, так и свистят, так и свистят. Не пойму, чи то война началась или шо?
Ознакомительная версия.
