— Скажи, пожалуйста, — обратился к Аде серьёзный Аркашка, — ты больше не нашла никаких новых слепых?
— Нет, Аркаш, а ты?
— И я тоже — нет, — вздохнул парнишка.
Последние пару лет он серьёзно увлёкся музыкой. Правда, надежд своего деда-профессора консерватории он не оправдал, и, хоть и заканчивал музыкальную школу, продолжать классическое музыкальное образование не собирался. Его интересовали рок, соул, джаз, этника. Педантичный аккуратный парень тщательно собирал записи и информацию о любимых группах и исполнителях, коллекционируя книги и часами болтаясь в Сети. Он не поленился создать свою собственную картотеку, в которую скрупулёзно вносил всё, что удавалось раскопать, от дискографии до личных пристрастий музыкантов и их привычек в быту.
Как-то раз, порывшись в дисках, валявшихся в Адиной машине, мальчик сделал забавное открытие: все любимые исполнители подруги родителей — слепые! Видимо, потому, что она — врач окулист!
Новость, а также сделанные выводы развеселили всю компанию. Самое смешное, что парень не погрешил против истины: среди Адиных любимых музыкантов всегда были Рэй Чарльз, Стиви Уандер, Хосе Фелисиано и Рой Орбиссон. Позже к ним присоединился и Андреа Бочелли, «певец, не поднимающий глаз», «серебряное горло Италии». Ада упивалась волшебным, слегка ленивым голосом, а Аркашка скачивал для нее из Интернета его новые диски и старательно заносил в свою картотеку всё новые данные о певце.
— А наш папа должен был бы стать не окулистом, а ухо-горло-носом! — заявил однажды парнишка на полном серьёзе. — Он ведь больше всего Бетховена любит, а тот ведь был глухой!
Митя расхохотался.
— Точно, сынок, верное умозаключение! Самое главное, что теперь абсолютно понятно, почему наша мама — психиатр!
Если сам Митя с Адой исправно посещали концерты в консерватории, зале имени Чайковского и Международном Доме Музыки, то Соня с Инной классическую музыку терпеть не могли, а со школьной скамьи увлекались тяжелым роком. Правильно рассудив, что колхоз — дело добровольное, девушки не желали делать умные лица и сдерживать зевки, слушая произведения Палестрины и Альбениса. Вместо этого они старались не пропускать выступлений «Лед Зеппелин» или «Аэросмит».
Аркашины наблюдения и рассуждения страшно веселили взрослых. Поэтому и теперь его невинный вопрос вызвал «оживление в массах». Даже Митя, выглядевший нынче уставшим и чем-то удрученным, слегка улыбнулся.
— Адусь, у тебя сегодня была гостья? — он потер лицо обеими руками и потряс головой. Дети, наконец, наелись, «сбились в стаю», по Сониному выражению, и помчались разносить Тёмкину комнату.
— Доложили?
— А как же? Начальник я или где? — вспомнил Митя старую шутку институтской военной кафедры. Их военрук отличался потрясающим красноречием и косноязычием, а также был не дурак выпить, что порой порождало самые невероятные обороты речи, прочно вошедшие в студенческий фольклор. Не одно поколение будущих врачей вслед за ним радостно повторяло: «Что вы тут матом ругаетесь, как малые дети?» или «Я вас всех водку пьянствовать отучу!»
— Начальник, начальник, — согласилась Ада. — Да, дружочек, посетила меня сегодня бывшая свекровь.
— И что хотела? — деловито поинтересовалась Соня, до сих пор молчавшая и беспокойно поглядывавшая на мужа.
— А хотела она, чтобы я опомнилась и вернулась в семью. Чушь всякую несла. Стыдила меня всяко, — отозвалась Ада, разрезая огурец.
— И что ты? Устыдилась и вернешься? — подозрительно спросила Инна, убиравшая тарелки за поевшими детьми.
— Ага, сейчас, уже побежала, не видишь, что ли? Сказала я ей всё, что думаю про ее сыночка, и попросила меня больше не беспокоить.
— И она легко согласилась?
— Ты знаешь, как ни странно — да. Правда, попросила не затевать прямо сейчас развод. Петенька, видите ли, плохо себя чувствует и его теперь нельзя травмировать, — задумчиво ответила Ада. Только сейчас она поняла, что ей показалось таким странным в визите свекрови. Антонина Васильевна никогда на ее памяти не отличалась сговорчивостью. Принять чужое решение, услышать кого-либо, кроме себя, любимой, было ей совершенно не свойственно.
— И ты решила отложить развод? — удивилась Инна. — Она же просто хочет выиграть время. Будет тебя и дальше уламывать.
— Пусть ее уламывает, — отмахнулась Ада. — Тут ей не светит… Митюша, ау, ты с нами?
Глубоко задумавшийся Митя взглянул на нее невидящими глазами, потом несколько раз моргнул и смущенно улыбнулся.
— Прости, задумался.
— Что-то ты, Иван-царевич, нынче не весел, что-то голову повесил?
— Да? В общем-то, да.
— Что случилось, касатик? — продолжала развлекаться Ада. — Расскажи про свою печаль-тоску, один ум хорошо, а полтора — лучше, глядишь — и придумаем что-нибудь!
Инна прыснула. Митя посмотрел на оставшуюся серьезной Соню, а затем повернулся к Аде.
— Адусь, похоже, в нашей спокойной жизни намечаются перемены.
— Это ты о чем? — забеспокоилась Ада.
— Это я о нашем Центре.
— И что с Центром?
— А то, что сегодня я имел разговор со Львом Яковлевичем. Похоже, он в ударном темпе сворачивает свой бизнес в России.
— И что?
— Он нас продает, — Митя поморщился, как от боли.
— То есть кто кого продает?
— Ну не тебя лично, и не меня, конечно, — опять скривился Митя. — Центр наш он продает.
— Да ты что? — изумлённо проговорила Ада. — Как же так?
— А вот так. Избавляется от собственности.
— И что, других способов нет? Ведь он же мог бы переоформить Центр на кого-нибудь из своих, на тебя, к примеру. И продолжал бы получать свои дивиденды.
— Не думаю, Адуся. Может, ему деньги нужны — все, какие может собрать. А может, не хочет оставлять ничего, что можно было бы к нему привязать. Неформальная сторона наших с ним отношений кому надо хорошо известна. А что касается дивидендов — это отдельный вопрос. Не было их особо никогда.
— Как это не было?
— Да вот так. Обороты у нас, конечно, не маленькие, но и расходы — ого-го! Таких зарплат, как у нас, нигде больше нет. А стажировки-командировки? А аппаратура, а расходные материалы? Да много ещё чего, не забивай себе этой ерундой голову. Словом, оставалось не так много. И Лёва позволял мне это пускать на развитие. Ему же такие деньги — тьфу, мелочь. И Центр был просто игрушкой. А теперь он, насколько я понял, всё до последней игрушечки старается сбыть с рук.
— И что теперь будет дальше? Ты уже знаешь, кто нас покупает?
— Пока нет, — вздохнул Митя. — Лёва темнит, не говорит ничего конкретного.
— И когда будет хоть какая-то ясность? — продолжала настаивать Ада.
— Да не знаю я больше ничего, — начал сердиться Митя.
— Митенька, — подала голос Соня, — а не может быть так, что Лев Яковлевич просто пошутил? Разыграл тебя?
При этих словах Митя, Ада и Инна, не сговариваясь, одновременно повернулись к Соне и уставились на нее. Потом все трое расхохотались.
Тихая спокойная Соня отличалась не только потрясающим чувством юмора, но и тем, что была непревзойденной мастерицей розыгрыша, того, что в английском языке имеет название «practical joke», «практическая шутка». Не моргнув глазом, она могла расклеить в институтском общежитии объявления о намечающемся субботнике, на который следовало придти «строго в рабочей одежде». Однажды она умудрилась разослать уведомление двум группам о необходимости явиться на следующий день в институтскую библиотеку к восьми тридцати утра, имея при себе все находящиеся на руках учебники и пособия «для сверки фондов». Не смея портить отношения с суровой библиотекаршей Маргаритой Васильевной, несколько десятков студентов, обвешенных сумками и рюкзаками с книгами, с раннего утра столпились у дверей книгохранилища.
В другой раз старшие курсы молниеносно облетела потрясающая новость, что идет набор на стажировку в Сорбонне. Бесплатно. Ещё и стипендию платить будут. Запись желающих — у секретаря факультета. Надо ли говорить, что толпы студентов немедленно рванули в деканат, а вредная Лидия Павловна, ни разу без проволочек не выдавшая ни одной справки, плевалась там на них огнём, но с тех пор попритихла и стала почти вменяемой и даже иногда — вежливой.
Очень мало кто знал, что за подобными розыгрышами стоит скромная Соня. Только очень узкий круг ее друзей был в курсе того, кто может организовать хорошо подготовленный переполох. Впрочем, у большинства студентов, ставших жертвами ее «практических шуток», так или иначе хватало ума и чувства юмора, чтобы посмеяться над собой и соседом, а не разыскивать «виновника торжества» и не объявлять ему, то есть ей, вендетту.
Митя, собственно, и стал ухаживать за этой изящной темноволосой девушкой после того, как сам попал ее молитвами в историю, над которой потом потешался весь институт. Дело было так: веселая компания студентов собралась в институтском общежитии, чтобы там без помех отметить окончание зимней сессии и начало каникул. Ну и отметили, мало никому не показалось. На следующее утро продолжавшая отчаянно гулять компания нашла в себе силы проводить до автобуса улетающую к родителям в Оренбург Соню, а затем вернулась к своему приятному занятию.
