– Моим мнением, как видно, никто не интересуется, – притворно возмутился лысый.
Маккалистер приложил ладонь к груди.
– Я надеюсь, – сказал он, – что уже через пару часов ты будешь на коленях просить у дамы руки и сердца. Ты ведь не обманешь наши ожидания, Пэт?
Он расстегивал ворот, давая понять, что не особо рассчитывает на ее ответ. Пэт же думала о другом.
О своей девственности.
***
– Господи, да она девочка! – воскликнул Эндрю.
– А я что говорил! – и Стивен Маккалистер горделиво выпятил голую грудь.
Мужчины разделись первыми, и Пэт не успела как следует оробеть. Она мяла их словно прорезиненные члены, которые, вырастая и крепчая, вдруг обнаружили почти полное сходство, словно Пэт подписалась на секс с близнецами. Стив первый применил силу: надавил ей на затылок, будто собирался утопить, и член прорвался между ее губами.
– Лапочка! – бормотал Эндрю.
Она сама поняла, что от нее требуется, и согнулась, стоя коленях. Теперь Стив закатывал глаза, а Пэт скользила по нему языком и ждала. Она не видела Эндрю, но знала, что он за спиной, и что вот-вот произойдет что-то важное. Неужели ради этой минуты она и прожила все свои неполные двадцать три года?
Пэт вскрикнула, вначале робко, словно не веря своим ощущениям. Боль не просто не отпускала, она становилась невыносимой, и она закричала, и тут же получила пощечину. Потом еще одну – по другой щеке, но на этом Маккалистер не успокоился. Спрыгнул с кровати, поменялся местами с Эндрю и вскоре от его толчков Пэт лишь тихо постанывала, тыкаясь носом в живот Эндрю.
– Все хорошо, – шепотом убеждал Эндрю.
– Все хорошо, – прошептала Пэт, расстягиваясь на родном домашнем диване.
Никогда еще ей так не хотелось домой, и никогда прежде она не чувствовала столько привязанности к человеку, которого ненавидела. Эндрю отвозил ее домой, и хотя Пэт знала, что в душе он провел не меньше времени, чем она сама, ей чудился запах спермы в машине, ее мутило и еще – разбирало любопытство. Ее изнасиловали, оставив в девственницах – должна ли была она считать это приглашением к более разнообразным свиданиям?
Она чувствовала себя одной большой болью и это была ее заработанная боль, и кто-то внутри Пэт говорил, что так или почти так бывает у всех. Женщина получает удовольствие от служения мужчине, даже если от этого испытывает мучения – разве не этому учила ее мама примером всей своей жизни?
В одном была уверена Пэт: ей было приятно снова увидеть дом Маккалистеров и представлять, как Ребекка проводит пикет в защиту сибирских тигров или норвежских морских котиков. Или как за семейным ужином возмущается варварством корейцев, поедающих собачье мясо, и как ее муж понимающе кивает головой, не переставая думать о другом. О том, что ничего лучше Пэт в его жизни не было.
– А было вполне ничего, – сказала Пэт урнам. – Слышите, предки? – и в ответ услышала стук в дверь.
– Джим? – удивилась она. – Черт, Джим, ты знаешь который час?
Констебль, похоже, и не думал извиняться.
– Я увидел свет в твоих окнах, – развел он руками. – Я заходил раньше. Два раза – тебя не было.
– Что случилось?
– Могли бы и завтра встретиться, конечно, но может быть поздно.
– Что случилось, Джим? Да заходи же, – но он и заходить не спешил.
– Я официально, Пэт. Ну, то есть, я сейчас на работе.
– А до этого как было? – удивилась Пэт.
– Не совсем.
Он был серьезен и собран и совсем непохож на вчерашнего мальчишку.
– Наверное все же лучше войти, – сказал он вдруг.
Впуская его в дом, Пэт обо всем догадалась и даже успела расстаться с иллюзиями. Целью, конечно, была не она – им нужен был профессор Маккалистер. Кому? Наверное тем, кто давно заметил за профессором странности, несовместимые со статусом преподавателя в одном из лучших университетов страны. Ей посчастливилось быть приманкой, вот только за что ей такая награда? И есть ли смысл спрашивать об этом Крайтона, или, быть может, потребовать сразу встречи с Эндрю, или как там на самом деле зовут? И что это за времена, когда полицейские покрывают изнасилование, чтобы изобличить изнасилование?
– Пэт, полиции все известно.
Она кивнула, и констебль явно этого не ожидал.
– Ты не удивлена? – выглядел удивленным он.
– Разве что тем, как вы быстро сработали.
– Быстро? Пэт, ориентировка из управления пришла почти три недели назад. А в прошлую пятницу пришло и окончательное подтверждение: девушка, терроризирующая университет, и есть Пэт Беннетт. Нам давно все известно, вопрос стоял по-другому: как бы поделикатнее предостеречь тебя от новых… ммм… неприятностей.
– Так вы, – Пэт открывала рот, словно ей не хватало воздуха, – так ты… Ты знал? Ты пришел арестовать меня? – она заметала след, в который самолично едва не ткнула констебля носом.
– Господи, Пэт!
Громко вздохнув, Джимми Крайтон провел ладонью по лбу. Он снова стал похож на мальчишку, в конце концов решившегося на объяснения с девочкой старше себя. Само собой, он не видел ничего, кроме ее насмешливого взгляда.
– В жизни всякое случается, – сказал констебль. – Тем более, когда происходит такое, – он покосился на дверь комнаты, где на каминной полке покоились урны. – И то, что я бываю здесь – не совсем моя инициатива. Мне действительно никто не приказывал, но… Пэт, у меня замечательный начальник, полковник Старки. Когда я рассказал ему, как ты встретила новость о смерти родителей, как отказалась от психолога, какой мужественной показалась в те страшные минуты… Да, это он попросил меня заходить к тебе. И я всегда бывал у тебя с удовольствием, мне стало нравиться бывать у тебя, Пэт. Ты мне понравилась, понимаешь, Пэт?
Пэт усмехнулась и опустила глаза. Она ненавидела себя и больше всего – за эту идиотскую усмешку.
– Я серьезно, Пэт. И я, – его взгляд метался по сторонам, – я не могу спокойно видеть, как ты бежишь к пропасти. Остановись, Пэт! Я рядом, я буду всегда рядом, даже если из-за этого меня разжалуют и выгонят из полиции. Сегодня я здесь чтобы официально просить тебя, Пэт, никогда – слышишь, никогда – больше не появляться на территории университета. И вообще, не появляться в том виде, в котором… в общем, в том виде, в котором ты появлялись. Конечно, кроме специально предусмотренных для этого мест. Это нарушение общественного порядка, Пэт и это большое счастье, что тебя пока не оштрафовали, и это в лучшем случае. Личная просьба полковника Старки. Прекрасный человек, Пэт…
– Все? – перебила она.
– Ну…
– У тебя все ко мне?
– Официально да, – он вытянул руки по швам. – Но я хотел…
– Оставь меня, пожалуйста. Или знаешь, вот что. Не приходи сюда больше никогда. Если, конечно, у тебя не будет при себе ордера на мой арест или хотя бы на обыск.
– Пэт!
– Пожалуйста! Не вынуждай меня грубить полицейскому при исполнении!
– Пэт, но ты мне правда…
– Не надо, Джим, – она уже закрывала за ним, презирала его, надеялась, что он успеет еще что-то сказать.
Но дверь уже захлопнулась.
Пэт слышала, как он еще постоял у двери – примерно с минуту, – а затем услышала стук каблуков. Знакомый стук, словно мимо ее дома проходила девушка на шпильках, уставшая скрывать усталость.
Обхватив голову руками, Пэт села на пол, прислонившись спиной к двери.
Только сейчас она вспомнила, как неожиданно радостно начался день – с объявления окончательного списка тех, кто будет работать на Уимблдоне.
Ее фамилию Энн упомянула восьмой по счету.
***
– Пэт! Крошка!
Она не узнала голос Пола Бернхема, и это после тех чудес, которыми ее, да и его, одарил Уимблдон.
– Пэт, детка! Клянусь, я плакал от счастья!
Еще бы не плакать, подумала Пэт, но понимала, что Пол имеет в виду не себя.
– Пэт, крошка, черт возьми! Ты не можешь отказать мне в ужине в ресторане, слышишь?
Пэт и не отказывалась. Смущенно улыбаясь в трубку, она поняла, что ей надлежит явиться в клуб, откуда, вероятно, они и поедут в ресторан на машине Пола. Так, по меньшей мере, подсказывала логика. Но у Пола были другие планы, и она даже не удивилась.