— Не твое дело, — вызывающе ответил Готов.
— Ты, што ль, приходил? Я-то за… за чекушкой пошел, у магазина взяли, черти.
— Кто приходил?
— Ты.
— Кто, я?
— Точно! — старик указал на Готова пальцем. — Ты был… денег еще просил… она не дала, а ты по морде ее… а я за чекушкой в магазин…
Готов не ожидал от старика такой наглой изобретательности в придумывании собственного алиби:
— Не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Виноват — отвечай. Вальнул ее, что ли?
— Да, на хрен мне это надо, — возмутился старик.
— Вальнул, — подытожил Готов. — Проси адвоката. Тебе права зачитали? Ты в праве сделать один телефонный звонок.
Старик тупо уставился на стену. Потом резко кинулся к двери и заорал:
— Дяди, адвоката давайте! Открывай! Адвоката мне!
Три милиционера ворвались в «обезьянник», схватили доверчивого дебошира и выволокли.
Задержанные прильнули к квадратному окошку. Старик вырывался, норовил ударить стражей порядка, а милиционеры били задержанного резиновыми дубинками так, что пыль вылетала из пальто.
Готов засмеялся, остальные подхватили.
Учителя попросили на выход. Сопровождающий сержант проводил Готова до кабинета на втором этаже.
В кабинете за столом сидел седой майор.
— Я видел, как Вас привезли, — сказал майор. — Смотрю, лицо знакомое, где думаю, видел? Потом вспомнил, внучка в Вашей школе учится. Вы, кажется, историю преподаете?
— По фене можно ботать? — невозмутимо спросил Готов.
— В смысле? — не расслышал майор.
— Дело было так, начальник. Иду я, значит, шкандыбаю, ни буев, ни берегов не наблюдаю…
— Хватит паясничать, — майор покрутил у виска. — Внучка говорила, что Вы того. Как Вам не стыдно? Вы ж детей учите, а ведете себя… Я позвонил директору, он за Вас поручился. Вам повезло, что наши ребята не дали автомат сломать. Проблемы посерьезней могли быть. Свободен, игроман хренов.
Когда сержант вел к выходу, Готов подумал: вот майор, ни здрасте, ни до свидания. Даже не представился. Кто же у него внучка? Разберемся…
Послышался истошный крик пьяного старика:
— Дяди, адвоката давайте!
Выйдя из стен казенного учреждения, Готов вздохнул настолько глубоко насколько был в состоянии. Глоток долгожданной свободы пьянил. Учитель воздел руки к небу, вслед за руками запрокинул голову. Шляпа упала, а полы пальто развевались на ветру. В такой позе Готов стоял минут десять.
Готов нажал пальцем на кнопку звонка. В квартире залаяла собака. Дверь открыла толстая женщина с красным лицом в засаленном халате.
— Кого надо? — неприветливо спросила она. — Сережку? Нет его, со вчера не был.
Учитель протянул записку:
— Это от Вашего сына.
Женщина бегло прочитала и схватилась за сердце:
— Что это? Где он? Что… что случилось?… где?…
— В тюрьме, — хладнокровно ответил Готов.
— А ты кто? — заревела женщина. — Что он опять натворил? Опять кража? Что вы все к нему постоянно ходите?! Он учиться из-за вас, бандитов, бросил. Что он натворил?
— Мужеложство или содомия с отягчающими, есть такая статья, кажется.
Женщина не расслышала, набросилась на Готова с кулаками:
— Из-за вас, подонки! В могилу меня сведете! Присосались к нему как пиявки!
— П… п… пошла отсюда, — отбиваясь, Готов стал спускаться вниз по лестнице.
Рукавом халата женщина вытерла слезы и жалобно проскулила:
— За что хоть его, Сереженьку-то?
Ничего не ответив, Готов вышел из подъезда.
Сафронова без стука вошла в кабинет истории. Готов лежал на столе, играл с резиновым брелоком в виде маленького желтого покемона.
— Рудольф Вениаминович, девятый «А» написал заявление на имя директора, — сказала Сафронова.
— Ну и что? — вяло спросил Готов.
— Как что? Детки от Вас отказываются, вот что, — Сафронова села за одну из парт. — А это, знаете ли, тревожный сигнал. Можно сказать, первый звоночек.
— Чего Вы от меня хотите, Надежда Ивановна? — Готов зевнул, широко раскрыв рот. — Я устал и хочу спать.
— Хочу, чтобы Вы задумались. Где это видано, чтобы ученики отказывались от преподавателя? В моей практике такое было лишь однажды и то, потому что я тогда была молода и неопытна. Но Вы-то взрослый человек, неужели нельзя посерьезней отнестись к работе? Мы же Вас как родного приняли. И нагрузка у Вас хорошая, и зарплата по четырнадцатому разряду, хотя пришли Вы к нам с десятым. Жилье школа оплачивает. Знаете, как дорого квартиру с телефоном снимать в центре города? Я уже не говорю о том, как хорошо к Вам относится коллектив.
— Пускай отказываются. Бегать за ними я не собираюсь. Не хотят учиться? Наплевать! А попрекать не надо. Я за место не держусь. Мне кафедру в МГИМО предлагают. Квартиру и машину с личным шофером. Все друзья дипломаты да замминистры. Один я, рыцарь одинокого образа, на периферии торчу.
— Разве можно так, Рудольф Вениаминович? — тяжело вздохнула завуч. — Девятый класс — это же, в сущности, еще дети. И потом, кому их отдать? Помимо Вас, историк только Чуркин, а он, сами знаете, вне штата. Лишней нагрузки не возьмет.
— Если я такой незаменимый, то почему всегда крайним оказываюсь? А Вы в курсе, что они ультиматумы каждый день ставят? Вы видели, как они себя на уроках ведут? Это же настоящие отморозки. На прошлой неделе презерватив использованный в журнал положили. А месяц назад накинули мне мешок на голову и избили до полусмерти. Борщенко меня на иглу посадил, Чепуряев научил материться, Гобарева заставляла заниматься разными гнусностями. Раз в два дня выколачивают из меня деньги. Шанин нож под ребро ткнул за то, что я в срок не принес. А сколько раз они меня клеем обливали и пух из подушки сыпали — не счесть. Зачем им чему-то учиться, они и так все умеют.
— Я серьезно, а Вы шутки шутите. Надо что-то решать. Поэтому я и пришла.
— Что решать? — сморщился Готов.
— Поговорите с ребятами… Объяснитесь. Так и так, мол, давайте мирно учебный год завершим. Этот отказ — пятно на всю школу. На весь город позор. С нас за это все показатели снимут.
— Что-о-о-о, — с отвращением протянул Готов, — в ножки детишкам кланяться? Готовы никому никогда не кланялись. Только через мой труп, через Ваш труп, через труп директора и через труп военрука.
— Жаль, — сердито сказала Сафронова. — Жаль, что нормального разговора у нас не получается. Что ж, будем принимать иные меры…
— Какие меры? — поинтересовался Готов.
— Иные, — загадочно повторила Сафронова.
Готов с прищуром посмотрел в глаза завуча. «Что это, она блефует или у нее, действительно, что-то есть для меня»? Сафронова качала головой, как бы говоря: «Ну, все, дружок, допрыгался».
— Ой, как я испугался, — иронизировал Готов, — описался даже. Что Вы можете? Предупреждение сделать или строгий выговор с занесением? Нашли, чем пугать. За всю жизнь я подобной лабуды столько наслушался… Жалко, что Вы не были на том заседании… когда меня из комсомола исключали. Там какая-то толстая девка в белой рубахе и с пионерским галстуком, чем-то на Вас похожая, сказала: «Надеюсь, Вы понимаете, товарищ Готов, что путь в партию Вам заказан. У Вас осталась последняя возможность…» Вы не представляете, как я по полу катался от смеха. «Какая, — спрашиваю, — возможность, застрелиться, что ли?» А она: «Над этим Вы должны сами подумать».
— Я бы на Вашем месте так не радовалась, — интригующе заметила Сафронова. — Нам стало известно…
— Откуда? — испуганно перебил Готов. — Кто… кто Вам сказал? Я… я не виноват. Я стал жертвой обстоятельств. Они приходили ко мне и оставляли какие-то ящики. Ввели меня в заблуждение. Это для Вас они террористы. А я… я простой конторский служащий, в политике ни бум-бум. Я-то думал, что ваххабиты — это такие бородатые добряки, добрые бородачи. У них для меня еще пароль такой прикольный: «Открывай, шакал, пока двэрь нэ вышибли».
— Мне стало известно, — недослушала Сафронова, — что Вы вынесли из школы бюст Ленина.
— Слава богу, обошлось, — стер пот с лица Готов. — Думал все, хана мне. Так что Вы говорите? Бюст Ленина? У Ленина был бюст? Не знал.
— Вас видела в среду поздно вечером сторож и сразу позвонила мне. Не отпирайтесь.
Готов нехотя достал из кармана портмоне, отсчитал несколько десятирублевых бумажек и бросил на парту перед Сафроновой:
— Ваши сорок процентов. Больше мне за бронзу не дали. Если не верите, позвоните им. Пункт приема цветных металлов на Мелиораторов, возле драм театра. Да… и предупредите сторожиху, чтоб рот свой не раскрывала.
— Все-таки еще раз подумайте насчет девятого «А». Я на Вас рассчитываю, — Сафронова взяла деньги и вышла.
— До свидания, — сказал ей вслед Готов. — Обязательно подумаю.
